— А где отец ваш?
Почти не слушая высокий голосок, Александр привалился спиной к бревенчатой стене, пережидая приступ слабости.
— … брюхом поболел, а к рождеству то и преставилси. Мамка сильно плакала… Так вот и живём, значить. А ты кто, охфицерь? А вон ту штуку потрогать можа?
— Если хочешь… А чего это у вас мама в обморок упала? Болеете?
— Не. С голодухи она, да ещё меня не пустила. Всё сама, будто я малая…
— От голода? Что, вообще ничего дома поесть нету?
Олеся неопределённо пожала плечами и шикнула на расплакавшегося пацана, загоняя его на едва тёплую печь.
— Как же вы…
Александр не договорил. Не смог. Потому что от его неловкого движения тряпка немного сдвинулась, и стало видно, ЧТО лежит на лавке рядом с ним.
— Что за… это… а?
Теперь стало ясно, о что же он так больно ударился, поспешно присаживаясь. О неимоверно худое, лилово-жёлтое тело мертвого мальчика. Горло сжал спазм, мешая вздохнуть, и показалось на миг, что стены и потолок становятся всё ближе и ближе, наваливаясь на грудь могильной плитой. А чёртова девчонка подошла и встала рядом:
— Эт Яник. Вчерась заснул, и всё… Мама сказала, что Божинька его к себе прибрал, и что бы мы не плакали. Говорит, ему тама хорошо…
Маленький человечек и впрямь едва заметно улыбался, будто успокаивая своих родных.
— Я… Это… Пойду я…
Гость дёрганными, резкими движениями, вывернул все карманы, выгребая все до последней полушки, аккуратно пододвинул получившуюся в результате кучку ассигнаций и монеток в центр стола, криво улыбнулся и вышел.
На следующий день, рано с утра, на пороге дачи появился деревенский староста, попросив подтвердить, что это именно барин отвалил нищей семье столько денег, а то, может они украли?
— Да, я сам. Им… хватит этого?
— Будьте покойны, Ваше Сиятельство, года два проживут, нужды не зная…
Едва подпоручик приехал обратно на заставу, вернее в свою квартиру в Олькуш, как тут же появилась гости, неподдельно радующиеся его возвращению: Блинский, Григорий, отрядный фельдфебель… Особенно бурно смеялся и ликовал подпоручик Андрей Зубалов. Его прошение, об отставке с действительной службы, наконец то удовлетворили, правда с одной оговоркой: только после возвращения князя Агренева из отпуска! Вот он и поспешил поделиться радостью с сослуживцем.
— То есть как через два месяца? Вы же уже были на заставе? Я надеялся…
— На заставе… верно. Не мог же я приехать, и не зайти в канцелярию? Но на службу вернусь через ДВА месяца, и ни днём ранее.
Проводив одного грустного сослуживца, через полчаса принимал в гости другого: оживлённо-радостного Сергея Юрьевича. Выставив для дорогого гостя бутылку Бурбона, сразил того наповал: уж чего только не наслушался о себе подпоручик. И храбрец, и командир опытный, и солдаты его любят, и дамы в восторге…
— Однако, Александр Яковлевич, я навестил вас не за этим… У меня опять есть для вас хорошая новость! После того боя… где вы проявили себя самым достойным образом, подполковник Савицкий очень лестно отозвался от вас. Другие ваши успехи…. Не буду томить вас неизвестностью, Александр: вас ждёт *золотое* оружие. Вот-вот будет Высочайшее повеление, и… Вы не рады?!!
— Что вы, Сергей Юрьевич! Рад, и безмерно…
А сам в это время вспоминал. Как матерился, пересчитывая нападавших, как раздумывал — куда удобнее драпать в случае чего, убитых дозорных… По совести, если кто и заслужил Георгиевское оружие, так это они: не отступили, и держались до последнего патрона…
— Я вижу, вы ещё не совсем здоровы… Продолжим наш разговор в другое время. Кстати, князь… Одна баронесса очень настойчиво допытывалась у меня, куда же пропал её недавний знакомый? Ха-ха, кхе. Нда. Оставляю вас набираться сил…
Пришедший последним, Григорий порадовал больше всех. Его единственный друг… Он же и новости за прошедшее время пересказал. Контрабандисты сильно поутихли, и если вдруг показывались, то числом не менее двадцати, осторожничали: солдаты его взвода уж очень расстроились, и теперь стреляли сразу на поражение, не разбираясь, кто перед ними — простой нарушитель-селянин или *несун*. Появились и новые хозяева на временно опустевших хуторах. Но! Хозяева новые, да привычки у них старые: наверняка сейчас спешно роют новые тайники, побольше да поглубже, или наводят мосты с сопредельной стороной. На том месте, откуда в него стреляли, ничего не нашли, кроме следов поспешного бегства: то ли двоих, а может и троих человек…
— Да… Я смотрю, осунулся ты, Александр Яковлевич, эвон бледный какой… Икорки тебе надо, она для нутра полезная…
— Хм, она ещё и вкусная. Редкое сочетание, правда? Ладно… Мастер оружейный не приезжал?
— Да был пару раз, переживал сильно… Хочешь — извещу его?
— Ну… было бы неплохо.
Греве примчался на следующий день, прямо с утра.
— Александр Яковлевич, если бы вы знали, как я рад видеть вас!
— Взаимно, Валентин Иванович, взаимно. Признаюсь, о вас я вспоминал даже в больничной палате. Вы… закончили?
Оружейник, торжествуя, извлёк из своего портфеля бумажный свёрток, и положил его на чайный столик прямо перед заказчиком.
— Прошу!
Стараясь не спешить, Александр аккуратно развернул обёртку. Взвесил на руке, оттянул затвор, прицелился, поводил рукой из стороны в сторону…
'Наконец-то! Первый действительно хороший пистолет в этом мире… Будет. Блин!!!'
— Валентин Иванович, не сочтите за труд самолично оформить мои замечания… Первое. Переделать рукоять и слегка удлинить её. Помните, я объяснял вам термин *анатомическая*? Второе. Форму затвора изменить таким вот образом…
Оружейник заметно скис, но продолжал слушать и записывать перечень будущих переделок.
— А в целом, конечно, все получилось, и очень даже неплохо… Вы уже проверили работу автоматики?
— Да… Лёгкий спуск, мягкая отдача… патроны, кстати, закончились, и хочу заметить, что были они отвратительной выделки!
— Не переживайте вы так, первый блин, он завсегда комом выходит. Зато, в результате, получится такое оружие, что любой, кто только возьмёт в руки Орла, сразу почувствует — вот оно, МОЁ!
— Это да…
Уныло протянул мастер. Затем, подумав немного, стал радостно улыбаться:
