рассказал ему о моёй жизни и об аварии. Генерал явился ко мне домой с бутылкой коньяка — мы с ним допоздна гарланили песни «нашей молодости» (дважды приезжал вызванный соседями полицейский наряд).
От генерала я и узнал, что из Афганистана вернулись не все мои знакомые. Славка Романов из параллельного класса сразу после школы переехал с родителями в Новосибирск — туда и доставили из «дружественной заграницы» его запечатанное в цинк тело (потому мы и не побывали на его похоронах). Генерал не сообщил, как погиб Славка. Лишь обронил: «Ему просто не повезло». А вот я заинтересовался обстоятельствами смерти школьного приятеля. Прошерстил интернет в поисках информации. Славкину фамилию нашёл только на сайте «Погибшие» в графе «Афганистан». На букву «Р» увидел там девяносто три фамилии. Романовых оказалось два, но меня заинтересовал Вячеслав Романов. Я кликнул тогда на фамилию и увидел лишь три строки: «Звание: рядовой. Воинская часть: 345 опдп. Погиб: 15 января 1985 г.» Не нашёл никаких подробностей.
Я заглянул и под другие фамилии — там тоже не обнаружил пояснений. Только под одной фамилией увидел короткое пояснение, что «взвод попал в засаду и был уничтожен противником». Вспомнил, что эта запись было под фамилией… — фамилию погибшего сержанта из разведвзвода я без труда отыскал в памяти. А рядом с ней мысленно увидел и другую: знакомую. Мой сон вдруг улетучился. Я лежал на кровати, смотрел в потолок — глаза давно привыкли к полумраку. Не сразу, но я сообразил, что именно меня сейчас встревожило. Я чётко вспомнил, что когда кликнул на строку рядом с «Романов Вячеслав Фёдорович», то увидел и такую надпись: «Рокотов Сергей Валериевич». Под неё я тогда тоже заглянул. Память послушно выдала добытую в тот день информацию: «Звание: ефрейтор. Воинская часть: 103 ВДД 250 пдп. Погиб: 6 января 1985 г.»
* * *
В воскресенье перед школьным концертом для учителей я поинтересовался Рокотова его отчеством.
— Валериевич, — ответил Сергей. — С чего вдруг тебя, Котёнок, заинтересовало моё отчество?
Я провел пальцем по струнам взятой из кабинета директора школы гитары.
Ответил:
— Если вступлю в твой ансамбль, ты станешь моим начальником. Пока потренируюсь обращаться к тебе по имени отчеству. Вдруг, пригодится?
* * *
Перед выходом на сцену школьного актового зала я совершенно не волновался. Не грыз ногти и не маялся животом, как артисты из младших классов. В перерывах между выступлениями посматривал в зал. Видел, что сегодняшняя публика не походила на ту, перед которой я пел вчера. Смотрел на учителей, что сидели на зрительских местах с серьёзными лицами. Наблюдал за тем, как они скупо аплодировали участникам концерта. Как внимательно рассматривали юных артистов, словно мысленно выставляли тем оценки: за внешний вид, за артистизм, за правильный репертуар. Отметил, что педагоги одинаково реагировали и на читавших стихи октябрят, на сыгравшую на скрипке пионерку, и на пение Сергея Рокотова. Я удостоился от них всё тех же скупых аплодисментов, что и прочие участники концерта. Не услышал ни одного выкрика из зала: «Котёнок!»
Заметил сидевшую в центре зала симпатичную учительницу математики. Смотрел ей в глаза, когда исполнял вторую песню. Наши взгляды соединились примерно в середине первого куплета. В глазах женщины я прочёл удивление, смущение, интерес — всё это рассмотрел, пока вытягивал ноты. Скулы молодой учительницы за это время покрылись румянцем, словно женщине стало душно. А моя фантазия нарисовала множество восхитительных сцен с участием математички. Я обуздал распоясавшееся воображение. Напомнил себе, что стоял на сцене под лучами прожекторов. И что мои брюки не скроют реакцию шестнадцатилетнего организма на эротические фантазии. Зрительная связь между мной и симпатичной учительницей прервалась, лишь по завершению песни. Я мысленно поздравил себя, когда спускался со сцены: понял, что молодая математичка — орешек по моим зубам.
В третий свой выход на сцену я сразу же отыскал глаза учительницы математики (принципиально не смотрел на прочие не менее интересные части её тела). Гипнотизировал женщину все те минуты, что простоял на сцене. За это время математичка ни разу не отвела глаза. Изредка она смущённо улыбалась, потирала щёки и шею. Я уже чувствовал себя «победителем», спускаясь в зал. По завершении концерта вместе с прочими артистами отвешивал со сцены поклоны — следил за тем, как интересная мне особа направилась вслед за прочими учителями к выходу. И мне почудилось, что шагавший рядом с ней Василий Петрович (учитель физкультуры) обнял математичку за талию. Но уже в фойе школы я сообразил: не почудилась. Физрук по-хозяйски тискал молодую математичку на глазах у коллег. И эти его возмутительные действия не вызывали удивления или интереса у педагогов.
Я поинтересовался у Рокотова:
— Рокот, у нашего физрука роман с…
Сообразил, что так и не узнал имя симпатичной учительницы.
—…Математичкой?
Сергей взглянул на Василия Петровича и его спутницу, что стояли в окружении коллег.
— Так у них свадьба после Нового года, — сказал он. — Наши девчонки с первого сентября об этом шепчутся.
Рокот усмехнулся и добавил:
— Станет у нас в школе на одного Лесонена больше.
Я поправил очки. Напомнил себе, что я (в отличие от Василия Петровича) жениться на этой учительнице не собирался. С грустью смотрел на упакованные в чулки ноги математички.
— Тебе Полковник ещё не предлагал стать скоморохом для наших старичков во время банкета? — спросил Рокотов.
Я покачал головой.
— Не соглашайся, Котёнок, — сказал Сергей. — Эти жлобы тебя даже вином не угостят. Мы с Чагой уже отказались: нам хватило и прошлогоднего веселья. Пусть сегодня их пионеры развлекают.
Рокотов указал на девочек в красных галстуках, которые сегодня танцевали на сцене.
* * *
Я вспомнил о словах Рокота, когда возвращал директору школы гитару.
Полковник пригласил меня «остаться» — его приглашение поддержала Снежка.
— Ты ведь знаешь много хороших песен, Ваня, — сказала она.
— Я бы послушал про Снежную Королеву, — заявил её муж.
Но я сказал Михаилу Андреевичу, что устал: не «отошёл» ещё от вчерашнего концерта в ДК.
Взглядом попрощался с молоденькой математичкой и направился в гардероб.
Надел куртку. И едва ли ни нос к носу столкнулся с Наташей Кравцовой (на выходе из закутка, где оставлял верхнюю одежду десятый «А» класс). Кравцова ойкнула, уперлась мне в грудь ладонями.
— Ты меня напугал, Крылов! — заявила она.
— Сам себя иногда боюсь, — ответил я.
Посторонился — пропустил Наташу к ряду крючков для одежды. Та кивнула: поблагодарила меня. Вспомнил, как Сергеева называла Наташу «Принцессой» — вот за такие высокомерные жесты.
— Молодец, Кравцова, — сказал я. — Хорошую речь толкнула со сцены. Правильную. Учителям она понравилась.
Принцесса пожала плечами.
— Ну, так… не зря же я отвечаю за идейно-политическое направление в нашей комсомольской организации, — ответила она.
Наташа прошла к своей куртке. Но вдруг замерла. Обернулась.
— Ты уходишь, Ваня? — спросила она. — Не останешься на банкет?
Я покачал головой.
Сказал:
— Скоро начнётся «Спокойной ночи, малыши!»
— И что с того? — поинтересовалась Кравцова.
— Не смогу уснуть, если не посмотрю на Хрюшу, — сказал я.
Развёл руками.
Наташа улыбнулась, посмотрела на часы.
— Не переживай, Крылов, увидишь ты сегодня своего Хрюшу, — сказала она. — Передача начнётся через сорок девять минут.
Я печально вздохнул.
— Так я ещё не дома…
Кравцова махнула рукой.
— Не переживай, Ваня, — сказала она. — Посмотришь на своего Хрюшу. Успеешь.
Наташа сняла с крючка куртку и подошла ко мне. Остановилась. Посмотрела в мои глаза — как во время нашего «предновогоднего» танца в девятом классе. Я почувствовал на своих губах тепло её дыхания. Память послушно воспроизвела те эмоции, что я испытывал, когда сжимал «тогда» Наташину талию. Напомнила она и о том, что в далёком прошлом я мечтал: однажды Кравцова снова посмотрит на меня «вот так».
— Ваня, раз уж время до встречи с Хрюшей ещё есть, — сказала Наташа. — Может, ты проводишь меня домой?
Около входа в школу светил одинокий фонарь: рядом с трепыхавшимся на ветру флагом. Мы с Кравцовой прошли по островку света под фонарным столбом. Наташа взяла меня под руку. Она не повисла на моей руке, как это делала Кукушкина. И не осторожничала, как Алина Волкова. Кравцова не тянула меня вперёд — подстроилась под мой шаг. Я втянул голову в плечи: ветерок холодил шею, отправлял в прогулку по моей спине стайки мурашек. Увидел, что пар изо рта пока не шёл. Да и лужицы на земле ещё не покрылись коркой льда. Но кроны берёз почти полысели. А на улице с каждым днём темнело всё раньше. Я взглянул на небо — отметил, что огни
