Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

– Тебе виднее, – сказал он, присаживаясь за указанный Виктором столик в углу, за раскидистой пальмой в здоровенной деревянной кадке. Людей в зале было немного, сидели по двое, по трое, выпивали, закусывали, кому-то Овчаров коротко кивнул, кого-то словно и не заметил. Не было ни рукопожатий, ни возгласов, ни объятий, столь свойственных собраниям людей свободных профессий.

Прямо напрашивалась на стене табличка из конторы «Геркулес»: «Сделал свое дело – и уходи».

– Как-то не слишком весело у вас тут, – не преминул отметить Шульгин, беря в руки папку меню.

– Это точно. Для разгула другие места есть, а здесь ближе к английскому клубу, зато готовят и обслуживают очень недурственно. Цены тоже – ниже, чем в заводской столовой. Карточные[23]…

Виктор сделал заказ, руководствуясь собственными соображениями. Есть Сашке совершенно не хотелось, разве так, слегка, за компанию. Впрочем, он уже успел заметить, что гастрономические возможности наркома куда солиднее, чем у него, тот мог бы достойно участвовать в любом восточном застолье, где плов потребляют казанами и баранов – целиком. Причем эти качества у него прорезались именно после «встречи» с Шульгиным, до этого многолетние стрессы отбивали аппетит.

Для приватных бесед зал был хорош еще и тем, что обладал уникальной акустикой: ковры, толстые драпировки, многочисленные растения гасили и рассеивали звуки так, что с соседних столиков не доносилось ни одного членораздельного звука, только позвякивание ножей и вилок о фарфор.

– Значит, нет прослушки, говоришь? – выцедив рюмку, повторил Шульгин.

– Где есть – я знаю, здесь – нет. Мы ведь тоже пользуемся, пусть и в других целях. Иногда приходится нетрезвые откровения партнеров по десять раз прокручивать, нюансики всякие интонационные отслеживать, проговорки, а то и намеки, с лету не каждому понятные.

– У всех специфика, – заключил Шульгин, с удовольствием разжевывая крупные фасолины лобио. – Так я, собственно, что? Никаких интересных посторонним секретов и тайн разглашать не собираюсь. Захотелось напряжение сбросить в компании совершенно постороннего от моих служебных дел человека. Другое дело, что есть у нас, бюрократов, суеверие – не стоит даже с собственной женой говорить о карьерных вероятностях.

– Это так, – кивнул Овчаров.

– Однако хочется мне этот принцип нарушить. Вот тянет за язык, и все. Есть мнение, что могут мне днями предложить весьма солидное повышение. Причем в форме, вряд ли допускающей самоотвод. В предвидении чего я, даже и невольно, прорабатываю варианты. Сам понимаешь – на новое место без своей команды приходить не очень удобно. Почему я тебе и намекнул. Согласишься со мной?

Виктор обдумывал слова Григория достаточно долго. Папироса успела догореть. И взгляд – все время куда-то мимо.

Удивительно даже – на куда более рисковое дело пошел почти без колебаний, а сейчас… Разве что цену себе набивает или на самом деле просчитывает: стоит ли идти в подчинение к товарищу? Не один случай известен, когда попытка совместить дружбу со службой заканчивалась печально и для того, и для другого.

Овчаров нашел нейтральный выход.

– Чего сейчас об этом говорить? Состоится назначение – тогда и обсудим, по факту. А то пошлют тебя, скажем, начальником Дальстроя[24], и где там моя роль?

С утра Шульгин на машине Лихарева съездил к «себе» на квартиру, на Земляной Вал, чтобы приготовиться к судьбоносной (или роковой, что почти одно и то же) встрече.

Все здесь было точно так, как в ту ночь, когда Шестаков с Власьевым сидели и обсуждали собственное будущее, представлявшееся им весьма и весьма туманным. Более того – почти безнадежным. Продолжать борьбу заставляла только слабая надежда, что удастся добыть из сейфа наличность и бланки банковских поручений, договориться с Овчаровым, вместе с семьей пробиться на Запад. Однако бодрости они с бывшим старшим лейтенантом не теряли, даже напротив. Вспоминали Мировую войну и Кронштадт. А там шансов на счастливый исход было на порядок меньше. Особенно когда Шестаков, бросив на кон все, что мог, выдернул подрасстрельного товарища, на самом деле не имея понятия, что страшнее – возможный взрыв боезапаса форта «Павел» или фронтовая ЧК товарища Штыкгольда. Обошлось. И побег с владимирского этапа «на рывок» удался, чему нет аналога в воровских анналах.

Сашка подумал, что про Леньку Пантелеева забывать тоже не следует: уж больно хорошая маска, легенда для общения с настоящим преступным миром и для запугивания (ну, для сбивания с толку) милицейских и гугбэшных органов. Буданцев с его агентурой очень поможет сыграть на этом поле, если придется.

Опять же, вечный пример – граф Монте-Кристо и его реинкарнации, аббат Бузони и прочие. Мы же на полтораста лет умнее, и возможности у нас пообширнее, только с деньгами плоховато. Раз он остается в сталинской номенклатуре, чеки придется вернуть. Наличные – другое дело, они нигде не фиксировались, так большую их часть он отдал Власьеву.

Но об этом подумаем позже. Если сохранится такая возможность.

Сейчас он переоделся в свой запасной костюм, приличный наркому. Предыдущий, с орденами и значком депутата, остался на кордоне у Власьева, а тот, в котором его Лихарев представил Сталину, выглядел достаточно затрапезно, благо вождь в азарте интриги не обратил внимания.

Зоя содержала его гардероб в порядке. Выглаженная жемчужно-серая гимнастерка, темно-синие галифе, накрахмаленное белье, шелковые носки пачками. Сапоги тоже нашлись новые, всего пару раз надеванные. Вот без наград и ведомственных знаков отличия он чувствовал себя не совсем уверенно. Конечно, ничего не стоило послать на кордон лихаревского порученца, а то и самому съездить, но – не хотелось. Слишком сложно изображать мужа перед женщиной, которая прожила с Шестаковым столько лет. Долго – не вытянуть. По крайней мере – сейчас. На другое силы нужны.

Обойдемся, и без орденов товарищ Сталин примет, если я ему нужен. Нет – тем более.

В назначенное время Шестаков стоял в приемной, по старой памяти обменивался с Поскребышевым внешне ничего не значащими, но несущими второй и третий смыслы фразами. Изощренный в аппаратных делах человек по интонации, по направлению взгляда, по десяткам других неуловимых штрихов способен понять ситуацию и предсказать свое и чужое будущее. Сейчас ничего угрожающего нарком не ощущал. Даже напротив, секретарь Сталина демонстрировал подчеркнутое уважение, ни единым жестом не обозначая, будто знает о нескольких «странных» эпизодах, не так давно имевших место. Значит, с позавчерашнего дня в поведении Хозяина ничего не изменилось, по крайней мере – внешне. А что он там на самом деле воображает и лелеет – не угадаешь. Когда нужно, тот и самого Поскребышева отправил в тюрьму без предварительных ритуальных телодвижений. На то и вождь.