На этом, однако, романтическая история не завершилась. Когда у Лаврухи зажили ребра, он втроем с братом Фролом и Андреем, надев под тулупы кольчуги, наведались в Татьянину деревню – на праздник проводов зимы. Шороху они там навели, по всему было видать, изрядного, потому что возвратились назад с победным видом, чужими санями, наполненными трофеями, и невестой, начисто обалдевшей от такого способа сватовства и не знавшей, радоваться или плакать.
В общем-то и этот сюжет был не нов, добывать невест лихими налетами молодым ратнинцам приходилось не единожды. Даже сельский священник не порицал, ибо невинных дев вырывали из тьмы язычества и проводили в лоно Православной церкви. Технология улаживания скандала тоже была не нова: дед оделся по-праздничному, нагрузился подарками и отправился к родственникам невесты.
Но не тут-то было, назад он вернулся хотя и не битым, но мрачным. Татьяну, оказывается, сочли похищенной демонами и уже справили по ней тризну, как по умершей. Вообще-то, помня о том, какое впечатление производит на людей лицо Андрея, вошедшего в боевой раж, а именно он прикрывал отступление братьев, в разговоры о демоне можно было поверить. Так Татьяна приобрела мужа, но лишилась всей прежней родни.
И вот человек, из-за которого ей пришлось расстаться с отчим домом, разорвать все связи с родными и друзьями, оставил ее в самый тяжкий час ее жизни.
* * *
«Ну и что вы ему скажете, сэр Майкл? Самый умный, да? Двинет он вас так, что костей не соберете, вот и весь результат. А кто ему поможет, если не я? Главное удивить его чем-нибудь, заставить выйти из круга, по которому у него сейчас мысли крутятся. Заставить взглянуть на ситуацию по-иному. Может, получится? Все-таки я его за это время узнал, понял что-то…»
Мишка зашел под навес кузницы, сел рядом с Лавром, помолчал.
– Тебе чего, Михайла?
– Да я вот подумал: дочка у тебя все-таки появилась. – Мишка указал на стоящую неподалеку косилку, – ты ее из ничего создал, все рано как родил…
– Вот! Ты один только и понимаешь, для них для всех это просто железяка, а мы с тобой в нее душу вложили.
– Обидно, когда тебя не понимают?
– Да и хрен с ними, пусть не понимают! Мы с тобой, Михайла, еще такое придумаем… Птицу железную сделаем и по небу полетим!
– Можно и птицу, кстати – не так уж и трудно.
– Ну?
– Надо только, чтобы на душе легко и светло было. Нам с тобой, когда ее придумывали, радостно ведь было?
– Было…
– И еще будет, сегодня жизнь не кончается.
– Что ты про жизнь знаешь…
– А вот и знаю! Когда новую задумку делаешь, ты сам сказал, что светло и радостно. Так?
– Ну так…
– А если не просто так, а для кого-то, к примеру, подарок придумываешь, делаешь и представляешь, как человек обрадуется. Еще лучше же, правда?
– Тоже правда…
Лавр тяжело вздохнул и достал откуда-то из-за спины сверток, развернул тряпицу, и Мишка увидел у него на ладони дивной работы женское украшение – серебряные височные кольца с подвесками.
– Что ж мне, их теперь самому себе дарить? За дочку…
– За что Андрей деда как отца родного почитает?
– Как за что? Он ему жизнь в сече спас.
– Не просто спас – своей жизнью рисковал и здоровьем поплатился.
– Ну и к чему ты это?
– Девки говорили, я слышал, лекарка тете Тане рожать вообще запретила, сказала, помереть может. А она тебя порадовать хотела, жизнью рискнула…
– Да что ты понимаешь…
– Понимаю, что рискнуть в один миг, сгоряча, – это совсем не то, что почти целый год думать: помрешь или не помрешь? Это ж как любить надо, какой свет в душе иметь? Ну не получилось, так ведь и у деда тогда могло не получиться…
– Мал ты еще о таком рассуждать, вас у Фрола пятеро, могло бы и у меня столько же быть.
– Мы теперь не у Фрола, мы теперь у тебя. Ты же хотел бы, наверно, чтоб с тобой сын над твоими задумками бился, как мы с тобой над косилкой той? Я соврал, наверно, не думала Татьяна: умру, не умру. Она радовалась – подарок тебе готовила. Ты же сам сказал, что это самая большая радость?
– Да откуда ты знать можешь? Сопляк еще совсем…
– Мы же с тобой там душу видим, где она другим не видна, вот и знаю. От возраста это не зависит. Ты-то сам когда душу в железе увидел? Наверно, тоже отроком еще был?
– Меня Кирьян покойный научил. Я к нему в кузницу все бегал посмотреть. А он однажды возьми и спроси меня: «Ты как узор на этом браслете навел бы?» Ну я и показал, а он пошел к отцу и предложил меня в ученики взять, сказал, что я красоту понимать могу. Отец сначала ни в какую, а потом согласился. А у Кирьяна сын хоть на кузнеца и выучился, да только самые простые веши делать может. Сначала обижался на меня, думал, я какой-то секрет скрываю, а потом, видно, понял – не дано.
– Зря, значит, обижался?
– Выходит, зря…
– А ты на тетю Таню? Она же для тебя старалась, себя не пожалела… неужели не чувствуешь? Или тоже – не дано?
– Что же ты за малец такой? Попом, наверно, станешь – так в душу залезть… Даже и прогнать тебя язык не поворачивается.
– Это не я, это отец Михаил с тобой через меня говорил, он умеет.
– Значит, правду говорят, что тебя отец Михаил чему-то такому учит?
– Он просто меня думать учит, этому тоже учиться нужно… как ремеслу. И тоже – не всякому дается.
– Вот оно как… А придумки твои? Тоже – он?
– Я же говорю: думать учит. Оттуда и придумки.
– Чудеса… А не врешь?
– А зачем?
– Ну мало ли… А если правда… Нет, не может быть, ты же дите еще, не мог ты сам… Ну хорошо, если так, то дай совет. Или не можешь?
– Могу. Пойди к ней. Можешь не говорить ничего, просто посиди рядом, за руку подержи… А еще лучше расскажи ей про то время, когда ты ее первый раз увидел, что думал, что чувствовал… А если станет прощения просить…
– Ты ж сам говоришь, что она не виновата ни в чем.
– Я говорю: ЕСЛИ станет. Не давай ей виниться. Она жизнью для тебя рисковала.
– А это? – Лавр показал на височные кольца.
– А это – потом, когда оба душой отмякнете, а можешь и совсем не давать, потом случай будет.
– И правда, что ль, сходить? Как же это ты меня так, а? Дите же еще…
– Я же объяснил!
– Ну… я пошел тогда…
– Бог в помощь, дядя Лавр.
«Доволен? Ты хоть понимаешь, как рисковал, психотерапевт гребаный? Еще и про отца Михаила наврал. Не стыдно? Нет, не стыдно. Помог двум хорошим людям, а отец Михаил, если и узнает, думаю, одобрит. Он-то ведь обязательно помочь бы попытался. Да и не врал я особенно, просто сказал то, что и он, наверно, бы сказал. Или близко к этому…»
Мишкины размышления прервал раздавшийся сбоку шорох.
– Мама? Ты что, все слышала?
