участилось, сердце заколотилось как бешеное. Не очень хотелось пережидать непогоду вместе с покойником. Дав глазам привыкнуть к тьме и увидев хотя бы смутные очертания тела, Андрей стянул противогаз, смочить пустыню в горле. И тут же пожалел об этом. Запах гнили и затхлости выбил его сознание из тела и за секунду до неминуемого извержения содержимого желудка, его лицо снова было поглощено пропотевшей резиной. «Неужели столько вони из-за одного тела?!».
В тот момент свободы от резинового плена, он усмотрел рядом с трупом спичечный коробок, недалеко от руки, на которую он наступил. Схватив его одеревеневшими пальцами, Андрей аккуратно вынул одну спичку и чиркнул о коробок. Потрескивая от впитанной влаги, маленькое пламя осветило небольшой погребок, выцепив из темноты ещё трех покойников. Старика, мужчину и ребенка. Андрей наступил на левую руку женщине, обнимавшей правой рукой младенца. Перед глазами снова всплыл Витя, а по ушам ударил крик Костяна. Его начинало пожирать чувство вины. За трусость, за слабость. За то, что он выжил.
У всех были видны следы лучевой болезни и голодания. Язвы, нарывы, потемневшая кожа, выпавшие волосы и худоба. На полу валялись пустые консервы и банки из под солений. От увиденного Андрей встал как вкопанный посреди подвала, в горле образовался ком, кровь в жилах застыла. Шок шоком, но горло чуть ли не трескались от сухости и жажды. Поэтому солдат сделал глубокий вдох и снял резиновую маску. Он дышал ртом, а когда поднес флягу к губам, просто перестал дышать. Напившись, он снова натянул противогаз и сел на пол, облокотившись спиной на лестницу. Таким же образом он поменял шайбу в противогазе на свежую. Какое-то очень неприятное чувство грызло его изнутри. Смесь неприязни и страха. Неприязнь от разлагающся тел и страх, что во мраке одно из тел встанет. Глупо, но мозг то и дело рисовал жуткую картину, как тело медленно поднимается и встаёт на ослабшие ноги.
Ещё один раз Андрей провернул такую же операцию, чтобы принять препарат. Неуютно поежившись, он сжал автомат в руках и закрыл глаза, отгоняя от себя эти бредни тем, что снова стал анализировать пройденный путь и планировать дальнейшие действия. Колхоз значит хозяйство. Хозяйство значит производство. Производство значит товар. Товар значит доставка. А доставка означает дорогу. Где-то должно быть шоссе, ведущее в город. Его то и нужно найти. «Быстрее бы дождь кончился».
Глава 5.
Доза облучения: 130 мЗв.
У чего нет начала и конца? Что по-настоящему бесконечно? Человеческий инстинкт выживания. Любое другое чувство затухает в тени внутреннего дикаря с дубиной, напуганного достаточно чтобы либо бежать, либо бить. Однако на смену булаве пришли экспансивные пули, белый фосфор, психо-химическое и термоядерное оружие.
Из-за чего начался конфликт? Из-за идеологии? Из-за политического влияния? Из-за ресурсов? Нет. Все вышеперечисленное лишь рельсы, ведущие в обрыв, к истиной причине. По этим рельсам катились эшелоны со всеми сортами оружия массового поражения. Неустанно росли разновидности тотального уничтожения, а тревога уже давно перемахнула за координаты этого печального графика. Чем больше общество осознавало, куда катятся эшелоны, тем выше росла тревога. А где тревога, там страх. Где страх, там выживание.
Так человечество попало в злополучный круг, а рельсы тем временем ржавели, шпалы рассохлись, а бездна в предвкушении миллиардов душ разинула отвратительную пасть.
579 человек. Около двухсот военных, остальные гражданские. У каждого своя личная боль, печаль, страх. Число на бумажке не передаст этого. Не передаст этих потерянных лиц, океана ужаса в глазах. Не передаст бессонные от волнения ночи, полные всхлипов и тяжких вздохов, шёпота молитв и невыразимых размеров стену эмоционального потрясения, удар об которую не выдержала психика многих. Андрей видел и слышал все это. Казармы и жилой отсек были переполнены, свободных коек не было. Спали на полу, облокотившись об стену, даже стоя. Вонь человеческих тел буквально чадила в отсеке, баню топили редко. Не было и ночи, чтобы какой-нибудь бедолага не разразился вскриком или истерическим смехом. Тогда его, успокаивая, отводили в лазарет, под либо сочувствующие, либо негодующие взгляды.
Но когда твоя работа координировать группы людей, то за нескончаемыми листами документов, отчётов и приказов перестаешь видеть тех самых людей. Трёх дней не прошло после эвакуации под землю, как ввели всеобщую трудовую повинность. Все необходимое для существования можно получить только работая. Никто не возражал, наоборот, сидеть на шее у других не хотел никто. Единственная работа, которую предлагали для всех- разбор завалов. Четыреста человек в тоннели, по две смены. Остальные в лазарет или на обслуживание комплекса. Андрея и его взвод отправили на разбор завалов по приказу.
Особых инструментов не было, освещение было отвратительно тусклым, воздух, и без того затхлый затвердел от пыли рухнувших бетонных сводов. Каждый кусок бетона давался с невероятным усилием, каждый очищенный метр- достижение. Наравне с пылью, тоннель был заполнен тяжкими приступами кашля, от которого трясся весь комплекс. Каково же было удивление и недопонимание всех, когда за этот адский труд им выдали помятую банку полужидкой, склизкой, зловонной субстанции под кодовым названием «тушенка». Содержимое банки, плюхнувшись в пустой желудок, нисколько не утолило голода, наоборот. А затем снова жуткие ночи в жилом отсеке. И так день за днём.
Однако с самого первого дня этой каторги зрело молчаливое недовольство. И как вода, уходящая с берега перед цунами, так и недовольство грозило перерасти в нечто большее…
Глава 6.
Доза облучения: 280 мЗв.
Черный поток с черного потолка наконец-то смолк. Словами не описать как он был счастлив сбежать из этой могилы. Не то чтобы он боялся трупов, но кому понравится сидеть в погребе с пятью жертвами лучевой болезни? Долго он решил не задерживаться и продолжил свой марш-бросок по грунтовке, ведущей из колхоза. Ещё больше он обрадовался, когда спустя сорок минут скитаний он вышел на асфальтированную дорогу. Господи, наконец-то! Покрытой паутиной трещин, местами расплавленный, весь в колдобинах, омытый черным дождем, но все же асфальт! Какое же это счастье, когда ноги не застревают с раздражающим чавканьем в засасывающей мерзости.
Что-то за черным потолком, нечто выше его, придавало яркости освещения окружающего мира. Лучшей аналогией было бы освещение при пасмурной погоде. Когда нет дождя, но небо скрыто за тучами. Только вместо туч – бескрайняя тьма и свет чуть тусклее.
Если прежде Андрей был один и не на что было обращать внимание на его пути, то теперь по боками дороги стояла лесополоса. Вернее, так она называлась раньше. Стволы почерневших, безымянных деревьев с голыми и ломкими ветвями, вознесёнными в молитве о прощении и милости к черному пространству над их макушками, стояли кривым рядом. Они накренились в разные стороны, под
