— А те рыцари, что в ордене долго служили, с ними никакого несчастья не приключалось?
Андрей насторожился от слов купца. Еще бы — если за первой случайностью остальные косяком пошли, как лососи на нерест, то таковые события уже закономерными именуют.
— Если бы! — Купец вздохнул с неприкрытым огорчением. — Или гибнут, или непонятно отчего помирают. Оттого никак двенадцать рыцарей не наберется, что полный срок под знаменами ордена отслужили. Разговоры нынче ходят, что вскоре орденские земли «братьям», князям да панам отойдут, а папа буллу издаст об упразднении ордена Святого Креста.
«Все понятно. Их кто-то очень грамотно из игры выводит. Да почему кто-то?! Кому это выгодно, кто земли орденские получит, тот и провернул все это дело.
Одно ясно — о своем „членстве“ в ордене нужно молчать наглухо, а то не посмотрят на мое вынужденное самозванство и в одну секунду голову открутят! — Никитин тяжело вздохнул. — А она мне еще дорога!»
— Ничего, пройдет год, и крестоносцев соберется довольно. И двинутся освобождать Святой престол от неверных через год, ну два, самый большой срок. Это же будет хорошо?!
— Конечно, хорошо. Очень хорошо. И наших войск довольно там будет, сильных войск!
Андрей в очередной раз поддакнул чеху и большим глотком осушил чашу с вином. А потом с полминуты пытался наколоть на нож кусок — поросятина не держалась на лезвии и сваливалась.
И только тут до Никитина дошло, что он просто пьян вдребезги. Попытался сосредоточиться и собрать мысли:
«Это ж сколько мы выжрали? Фляга на два литра — раз. В бутыли еще три литра — два. Трактирщик принес вторую бутыль — из нее одолели больше половины. Надо же — после года воздержания три с лишним литра за один присест выжрать. Но что ж не выпить с хорошим собеседником, с ним даже разговор идет хорошо, язык коверкать не надо. Что?!!»
Андрея пробил цыганский пот, хмель из головы разом выветрился. Он радовался как дурак, что собеседник попался хороший, все понимающий, да так, что язык коверкать уже не приходится.
«Так ведь я на каком языке говорить-то начал, старый дурак?! Расслабился, нажрался, все навыки порастерял. Так нет же — язык еще распустил! Ведь „ваффе“, „зер гут“ и „генуг“ выдали меня, болезного, с головой. Ага, пан Анджей выискался с ломаным польским!»
Никитин отчетливо осознал, что, добивая остатнюю бутыль вина, они уже разговаривали с чехом на немецком языке, причем беглом.
Да, Варвара за последний год его приохотила, да так, что в подлиннике «Майн кампф» Гитлера прочитал. Достал с трудом, раньше о таком и помыслить было нельзя, все только на эту подлую книжонку ссылались, но при этом никто ее не читал.
Прочитал и понял — чушь собачья, одни только призывы — надо передушить французов и прочих западных плутократов, а уж потом подумать об исторической миссии расширения «жизненного пространства» на восточных землях. Идиот бесноватый!
«Что ж делать-то? Одна надежда, что чех пьян изрядно и ничего не заподозрит!» — подумал Андрей, пытаясь разогнать алкогольные пары в разгоряченном мозгу.
Однако его надеждам не суждено было сбыться. Купец наклонился за столом и снова заговорил на немецком:
— Я понимаю, герр Андреас, очень тяжело жить среди чуждых по языку людей. Да и судьба к вам тягостно относится, а ведь вы благородный риттер, хотя это приходится скрывать. А у меня есть предложение, весьма небезвыгодное для нас обоих…
— Какое? — с усмешкой слегка поинтересовался Никитин, мысленно переведя чешскую фамилию на немецкий лад. — Я слушаю тебя, герр Иоганн Нойманн.
— Вы очень хороший воин, герр Андреас, и наблюдательный человек. У меня глаз таких сразу выделяет.
Купец заговорил тихо, на его оговорку не обратил никакого внимания, а потому Андрей убедился, что имеет дело с немцем. И сразу напрягся — тевтон, отчего-то ставший чехом, моментально вызвал у него определенного рода подозрения.
«Не шпион ли он у нас, часом?» — подумал Никитин и тут же усмехнулся краешками губ. Купцы завсегда шпионили, сие есть древнейшая профессия, такая же, как проституция.
«Но зачем мне, отставному офицеру Российской армии, мучиться подобными мыслями. В этом мире обустраиваться хоть как-то нужно, а этот купец может дельное предложить, раз в такую конспирацию играть стал». — И он загнал в глубь души свои подозрения.
— Охрана у меня небольшая, вы сами видите. А вы вдвоем воины крепкие. А потому предлагаю со мной до Праги идти. Нет-нет, вы не так поняли — нет ничего зазорного господину риттеру купеческий обоз сопровождать. А вы благородных кровей — и ваше бедственное положение…
— С чего ты это взял?!
Андрей высокомерно уставился на купца, решив играть роль до конца. Пусть немец до конца выложит все камни, что за пазухой прячет, а там и поглядеть можно.
— Вы проиграли поединок? Так ведь?! Я уверен, что в том виновато злосчастье или какая-то хитрость соперника. А потому отдали противнику коня и доспехи. Но шпоры и пояс не нужны, чтобы узнать благородного риттера. Ваш нательный крестик настолько тонкой работы, что один стоит целое состояние. Редкий граф может похвастаться, что имеет изделия столь умелого ювелира. Византийская работа, герр Андреас фон…
— Каково ваше предложение, герр Иоганн Нойманн?
Андрей не поддался на столь дешевую уловку, да и какое имя, вернее фамилию, ему самому выдумать — знать у всех на слуху, тут в самозванцы угодить проще простого.
Но ворот рубахи Никитин машинально задернул и надменно посмотрел собеседнику прямо в глаза.
— Двадцать солидов до Праги.
Купец вкрадчиво назвал нехилую сумму, но взгляд чуть дрогнул. Андрей криво усмехнулся — он понял, что торгаш, по своей купеческой сущности, предложил плату меньше, чем принято.
Но Новак сразу же торопливо добавил:
— Мое обеспечение полностью вам и вашему оруженосцу, плачу серебром, что намного лучше. И найду вам в Праге достойное вашему положению занятие, если вы пожелаете. Вы ведь очень долгие годы не были на родине, герр Андреас?
— С чего вы взяли, герр Нойманн?
Андрей нарочито демонстративно ухмыльнулся, хотя внутри его ожгло словно кнутом.
— Вы долго жили среди славян на востоке, возможно, и в Новгороде — чувствуется акцент в ваших словах. Нет-нет! — Купец умоляюще поднял ладони, чуть ли не помахав ими. — Вы не так меня поняли! Я отнюдь не собираюсь ни в малейшем любопытствовать. Ваша жизнь — это ваша жизнь, герр риттер. Но вы опытный воин, помощь которого была бы для меня очень ценной. Дороги опасные, а число охранников у меня уменьшилось после отъезда из Полоцка. Мало ли что случиться может — польские паны известны своим своевольством и пристрастием к чужому добру. Что вы мне можете ответить на мое предложение, герр риттер?
