- Да уж, пожалуй что ты и прав. Если боярин правду сказал, а врать он не приучен, клинок твой по цене серебра на вес стоит, а то и поболее. Но ты их просто холопам делал, и не один. То есть тебе их делать и несложно, и недорого. Сколько же ты таких сделать-то можешь? Война у меня грядет, как обычно, оружие хорошее не помешает. Но не помешает, если оно у меня, а не у врагов. Что скажешь?
- А чего говорить-то? Я – тут, говорю, как слышишь, по-русски, православный, хвала матушке. На Руси и делать буду что умею, во славу оную. Могу и сам делать, вон, мужики мне помогают по возможности. А еще помощников дашь – много чего хорошего сделать смогу. Только одно скажу: пока лучше делать все там, где я уже делал. Там я и руду знаю, и прочее иное.
- Это радует. Ладно, езжай обратно в вёску свою. Теперь она тебе на кормление отдана. Людишек - дам, но и охрану дам. А через месяц ты мне такого качества десять бердышей привезешь, поговорим и о боярстве твоем.
- Нет, царь, так дело не пойдет. Мне не веска нужна, а все земли вокруг вески на двадцать верст. Не села, не людишки, которые уже под кем-то ходят, а земли непользованные, копать оттуда что надо и строить что потребуется. Это - раз. Два - приеду я к тебе не через месяц, а через шесть. И не десять бердышей привезу, а сотню, а то и больше. Для производства многое построить нужно, быстрее не успеть. А без того хороший я только нож сделаю, бердыш не получится. Соглашайся, не пожалеешь!
- Ну, как скажешь. Но от охраны не отказывайся, шлю с тобой полдюжины стрельцов. Езжай, встретимся в конце зимы.
В зиму веска ушла с дюжиной коров (половина, правда, стрелецкие были), дюжиной овец, тремя поросятами (редко тут свиней пока держали, да и от диких они мало отличались), двумя дюжинами огромных стогов сена. В каждом доме появилось и по паре-тройке кур - до моего приезда их всего в деревне пяток был.
А сейчас и к прежним семи избам добавилось еще десять. В шести жили стрельцы, с семьями конечно. А в четырех, сильно поменьше и похуже, жили почти двадцать парней, лет по шестнадцать - восемнадцать, заложников царских. И хозяйство при каждой избе было вполне приличным.
Вот что меня всегда удивляло в старых справочниках, так это численность домашней птицы в русско-имперском селе, не превышающая численность крупнорогой скотинки. Но, с другой стороны, курей сеном не покормишь, а на зерно и среди домочадцев претендентов немало.
А еще в моих закромах до снега скопилось тонны две железных криц. Да и для угля было отдельно выстроено четыре сарая-хранилища, заполненные под завязку: топоры односельчанам я делал только в обмен на уголек. Так что зима не прошла впустую.
В ноябре снег полностью укутал деревню и окружающие леса. Но, в отличие от десятков и сотен прочих деревень, жизнь в нашей вёске не замерла. К концу ноября, благодаря активной физической помощи мужиков, был, наконец, построен кузнечный молот с приводом от ветряка, а еще было закончено строительство новой лесопилки. Правильнее сказать - первой лесопилки: раньше лес тут никто не пилил, просто нечем было. Лесопилка получилась средней производительности, в день она выдавала при хорошем ветре пару кубометров досок. Но лиха беда начало - за зиму мужики запланировали напилить кубометров сто-сто пятьдесят, что при нынешних ценах, когда из целого ствола вытесывалась одна доска (редко - две), обеспечило бы прокормом все население деревни на пару-тройку лет.
После того как выпал снег, я приступил и к строительству шахты. Ее начали строить примерно в версте от поселка, а землю отвозили на санях на засеку. Кстати, сама засека шла непосредственно по "нашему" берегу Упы, точнее, это была вторая линия. Первая - шла в семи верстах южнее, как раз недалеко от места моего "внедрения", коим оказалось "боярское" село Крапивна. Оно-то и впрямь было большим, в Крапивне было почти двадцать дворов. Но, несмотря на географическую близость, добираться туда было очень не близко: прямых дорог в Засечной полосе не было. А после того, вёска вышла из подчинения Шумского, все создаваемое народом богатство народу - в моем лице - и принадлежало.
Как и стоящаяся шахта. Благодаря наличию пил в конце осени, еще до морозов была построена надшахтная изба с приличной печкой, чтобы особо не мерзнуть. А хоть и кованные, но довольно легкие и прочные железные лопаты и колодезные вороты на железной оси сделали процесс строительства шахты простым и приятным: первые десять метров шахты (шестиугольный ствол диаметром в три метра) мужики прошли всего за две недели. При этом прошли два не сильно тонких пласта болотной руды и ее запасы у меня сразу увеличились тонн на пять.
К Рождеству, когда шахта достигла глубины в двадцать метров, я закончил загрузку построенной мною постоянной плавильной печи. Высотой в пять метров и диаметром в метр она, по моим прикидкам, вполне могла давать приличный чугун. А чтобы каждый раз ее не ломать для доставания продукта, снизу я сделал затыкаемую глиной летку. Глина недалеко от деревни нашлась очень хорошая и даже вроде как огнеупорная: прежние печи вполне себе выдерживали процесс изготовления железа. Так что я надеялся, что и в этот раз выдержит. А еще я вылепил и тщательно просушил глиняную форму для нормальной наковальни. Поскольку объём плавки я себе представлял с трудом, то заодно (методом "выплавляемой модели") сделал два десятка форм для обычных чугунков, литра на три-четыре каждый.
Но воздуходувка моя работала только при достаточно сильном ветре, так что я ждал подходящей погоды. И перед новым 1947 годом подул ветер.
Проще говоря, поднялась метель. Но я не возражал. Быстренько "включил" воздуходувку и запалил печь. Кроме турбины воздух в печь подавался и двумя обычными мехами, и большая часть населения деревни принимала активное участие в новогоднем представлении, изо всех сил качая эти мехи. К вечеру через специально сделанную дырочку (затыкаемую фигурным кирпичом) я наконец увидел что внизу печи собралась большая блестящая лужа, а вверху все вроде как и прогорело. По моей команде два парня ломами разбили глиняную затычку и по желобу в подставленные формы полился жидкий металл.
Форма для наковальни быстро заполнилась. По ручейку, сделанному специально для такого случая, чугун перетек в формы для чугунков, заполнил и их и потек в сделанные ну совершенно "на всякий случай" "чушечные" формы-прямоугольники с "ушками"-ручками. Поток металла из печи прекратился когда почти заполнилась двадцать вторая по счету "чушка".
На следующий день, когда слитки подостыли, я взвесил результаты плавки. Порадовали меня результаты эти. Получилось даже чуть больше тонны. Наковальня двадцатипудовая очень пригодится в хозяйстве: вместе с механическим двухпудовым молотом она обещает резкий рост производства полезных металлоизделий. Чугунки - те вообще произвели фурор среди местного населения! Прочий же чугун - тоже найдем для чего использовать. Думаю, что сделать небольшую печь для его переплавки вполне несложно будет. Тем более я вспомнил, как из песка с известковым молоком огнеупоры делать.
Чугун – это конечно же хорошо. Но еще лучше бы было сталь получить какую-никакую. Поэтому на дворе кузницы началось новое строительство.
Для начала построили небольшую – два с половиной метра высотой – вагранку. Потому что для дальнейшего передела чугун потребен все же в жидком, расплавленном виде. Рядом с печью был построен «малый бессемеровский конвертер» - поворотная печь-колба емкостью где-то на полтонны чугуна. Правда чтобы ее построить, пришлось отлить из того же чугуна шестерни поворотного механизма и опоры станины, а из запасов железа отковать детали несущего корпуса и механизмов. Вдобавок был изготовлен ковш на колесиках для шлака и – тоже на колесиках, но еще и с подъемным механизмом – ковш для стали. Чтобы можно было сталь разливать в вертикально стоящие формы. Колесики тоже были чугунные, да и предназначены они были для катания по рельсам, так что пришлось и рельсы чугунные отлить. Хорошо еще, что десяти метров железнодорожного пути мне пока хватило – домну пришлось запускать всего лишь еще один раз.
На строительство всего этого добра ушло еще почти три месяца. Так что первую годовщину моего пребывания тут я отметил первой плавкой стали. Получившиеся триста пятьдесят килограмм стали я, не мудрствуя лукаво, истратил на две небольших пушки, килограмм по сто каждая, на пяток лемехов для оборотных плугов, ну и на всякую мелочевку типа топоров, кос, ножей, серпов и ножниц.
А еще годовщина моего пребывания была отмечена тем, что шахтеры на глубине сорока шести метров наконец наткнулись на пласт бурого угля. Ну как пласт – сантиметров всего десять толщиной. Однако тщательно подрыв пространство вокруг шахты, тонны две уголька нарыли. Бурого, понятно, для металлургии не очень-то и годного. Но годного много для чего иного. По крайней мере дрова народ на отопление жилищ и приготовление пищи тратить будет сильно меньше, то даст мне больше угля древесного. Но это – только начало.
