бою и знал, на что он способен.
— Ну, чего, и дальше будем стоять да глазки строить или, может, всё-таки зарубимся? — пробасил зычно Ратибор в безмолвную толпу норманнов, с хлюпающим чавканьем достав свой топор из той кровавой кашицы, что осталась от головы ярла Сверра. — Идите сюда, собаки! — презрительно рыкнул молодой исполин ватаге морских разбойников, стоявшей от него шагах в пятидесяти, не больше. Те, угрюмо переглянувшись, яростно взревели и решительно помчались в атаку.
— В б-о-о-о-й! — раздался могучий крик Яромира, и дружина князя Святослава бросилась навстречу ораве викингов.
Сшиблись русичи и варяги аккурат в том самом месте, где и стоял, довольно ухмыляясь, Ратибор, не отступивший ни на шаг. Более того, когда первый ряд вражин был уже близко, он сам, дико проревев, как медведь разгневанный, кинулся на них, врубившись с топором наперевес в стройные ряды неприятеля. Опешившие северяне явно не ожидали такого поворота событий; этот рыжебородый русич вёл себя, как настоящий берсерк; не чувствуя страха, боли или усталости, обладавший неимоверной силищей, он внушал ужас и уважение любому, кому не повезло оказаться в числе его врагов.
Радостно влетев в толпу морских головорезов, рассвирепевший Ратибор принялся с быстротой молнии раздавать налево-направо могучие удары, сминая своей двуручной секирой каждого, подвернувшегося под его горячую руку. Каким-то непостижимым образом ему всегда удавалось избежать серьёзных ранений; кровоточащие порезы от прошедших вскользь мечей и топоров он и за раны-то никогда не считал, попросту не обращая на них никакого внимания. К моменту, когда две ватаги сошлись в плотной рубке, Ратибор уже умудрился завалить шестерых противников, сам при этом практически не пострадав и отделавшись лишь несколькими неглубокими царапинами. Вот он, ловко присев под просвистевшим над головой топором, мгновенно рубанул секирой по ноге врага, легко разрубив её в районе лодыжки. После чего, поднявшись, добил истошно верещащего от боли, держащегося за обрубок голени варяга и тут же, мгновенно развернувшись, всадил свой топор в округлый щит очередного оппонента. Лезвие секиры, пробив дерево, как бумагу, вонзилось в грудь удивлённого норманна, слишком поздно осознавшего, что блокировать щитом могучие удары рыжебородого берсерка просто бесполезно. И не только щитом, как понял перед смертью следующий противник неистового русича, попытавшийся мечом остановить летящую в него старушку. Это был определённо очень глупый ход. Удар двуручного топора был такой силы, что остриё секиры просто вогнало лезвие меча самому же обороняющемуся в ряху, глубоко вонзившись в череп незадачливому воину. Но ещё до того, как тело его медленно осело на снег, Ратибор уже нашёл себе очередную жертву; выхватив из-за пояса нож, он ловко метнул его в одного из двух викингов, что шагах в пятнадцати от него насели на отступающего под их натиском Святослава. Зарубив оставшегося одного оппонента, князь кивком головы поблагодарил своего буйного приятеля, в который раз невольно поражаясь тому, что тот творит на поле брани, и ошеломлённо спрашивая себя, человек ли вообще этот «рыжий медведь». Ратибор же, войдя в боевой раж, всё неистовее да неистовее бросался в самую гущу противников, явно при этом жалея, что их становится всё меньше и меньше.
Вскоре бой закончился; берег Волокеи был усыпан телами варяжских воинов. Место сражения напоминало собой скотобойню. Всё кругом было красным-красно от крови, и лишь пеньки, как и напророчил Яромир, возвышались надгробиями над телами павших в битве норманнов. Русичи, торжествующе вскинув вверх окровавленные мечи с топорами, издали дружный, ликующий рёв. Сеча выдалась непростой. А победа над сильным противником опьяняет похлеще медовухи.
— Надо отдать должное этим чванливым лиходеям, — прокряхтел, тяжело дыша, так и не пришедший ещё до конца в себя после ранения Мирослав, вытирая свои мечи о полотняную тунику одного из убитых, — рубились они до последнего; ни один не побежал. Хорошая заваруха была, добрая!
— Да уж, неплохо окропили снежок кровушкой, неплохо. Жаль только, что их было так мало… — слегка разочарованно пробормотал Ратибор.
— Я тебе жизнью обязан, — подошедший Святослав, держась за раненное в бою плечо, благодарно посмотрел молодому богатырю в глаза. — В который уж раз… Нам надо поговорить.
— Согласен…
— Эй, где там этот рыжебровый топтыгин⁈ И где Мирослав⁈ Дядя мой где⁈ Пусть сюда идут! — вдруг раздался над полем брани оглушительный визг, прервав начавшийся было диалог двух друзей. — Я завалил своего первого врага!
— Поздравляю, Емеля, ты наконец-то стал мужчиной, — с добродушной ухмылкой прогудел Ратибор подлетевшему к ним радостному Емельяну. — Но давно ли ты стал враждовать с зайцами?
— Ха-ха-ха, очень смешно, Ратибор! — обиженно пробубнил княжий племянник, но снова быстро воодушевился. — У него, между прочим, была борода!
— У зайца была борода? — стоявший недалече Мирослав устало осклабился. — Надо проверить, нет ли поганок или дурман-травы в том рецепте настойки, что давеча выпрашивал наш белобрысый вояка у Добролюба. А то нам только бородатых беляков тут не хватало, для полного счастья…
— Ха-ха-ха, — снова протянул недовольно Емельян. — Уписаться можно от смеха, шутники окаянные! Скоморохами, случаем, подрабатывать не пробовали⁈ Нет⁈ А зря! У вас недюжинный талант к шутовству, причём у обоих сразу! По колпаку с бубенцами каждому подарю в тот день, когда вы на свет белый вылупились… А вообще, вы просто мне завидуете! Вот ты, Мирослав, скольких убил сегодня, а⁈
— Больше одного негодяя, Емеля, — едва заметно улыбнулся тот в ответ. — У Ратибора же даже не спрашивай, ибо он их не считает. Но пальцев на обеих руках тебе точно не хватит! А скорее всего, и на ногах тоже. Но если речь идёт о зайцах, то тут ты явно впереди! Сегодня я ушастых ещё не умерщвлял…
— А разве первый, Емеля, у тебя был не под Борградом?
— Да нет, Ратик, там мне почудилось с пивного угара не бог весть что… Но в этот раз я точно заколол одного душегубца!
— А сейчас, можно подумать, ты не под хмельными парами небылицы очередные нам сочиняешь?
— Да как ты мог только такое предположить, ик, Ратиборчик! Я как кристально чистое стёклышко сейчас, через которое тонкие лучики солнца золотого ярчайше светят во славу великих и непобедимых сынов Перуна!..
— Ну-ка, дыхни!
— Чего-чего?..
— Дыхни говорю!
— Не хочу… ик! Не буду…
— Ясно. А ну, двигай отсюда, забулдыга малолетний, пока я тебе пинка доброго не дал!
— Ратик, я правда одолел сегодня своего первого недруга… Ну пойдём покажу!..