Поскольку запах гари был неприятен для обоняния его высочества, располагался он за городом. Подъехав к огромному шатру, я спешился и отдал поводья гайдукам. Скорее по привычке осмотревшись, обратил внимание на расположение караулов, конюшен и прочую диспозицию и вошел. У королевича шла обычная пирушка, компанию ему помимо Красовского составляли несколько разодетых молодых шляхтичей. Как видно, золотая молодежь уже крепко наклюкалась и встретила мой приход радостными криками. Я сначала не понял повода для радости, но потом Красовский объявил, что поскольку я опоздавший, мне предстоит выпить штрафную чарку. Ну, понятное дело, почему бы не напоить новичка и не посмеяться. Чарка примерно в четверть ведра прилагалась. Отличительной особенностью чарки была длинная ножка, оканчивающаяся острием, так что поставить ее, пока не допьешь, было нельзя. Нечто подобное почти через сто лет будет (или не будет) использовать на ассамблеях Петр Великий. К несчастью для высокопоставленных шалопаев, я не собирался становиться игрушкой в их руках. Еще в Новгороде, беседуя с Пьером О'Конором, я узнал некоторые секреты и даже собрал небольшую аптечку на всякий случай. Увы, аптечку эту, как и многое другое, я потерял, когда попал в плен к лисовчикам, но вот одному несложному трюку О'Конор меня научил. С благодарностью приняв чарку, я поклонился королевичу и, приложившись, стал пить. Сделав несколько глотков неожиданно для окружающих уронил сосуд и, выпучив глаза, стал разевать рот, из которого обильно шла пена. От этого зрелища пьяные моментально протрезвели и c ужасом взирали на происходящее. Я тем временем нагнулся и сунув два пальца в рот сделал вид что меня вырвало. Потом, резко поднявшись, быстро подошел к застывшему в ужасе Красовскому и от всей души двинул ему в челюсть.
-- Ваше высочество, -- обратился я к бледному как смерть Владиславу, -- это дурная шутка!
-- Я... я ничего не знал, -- пролепетал он в ответ.
-- Чудно, а может, яд предназначался вовсе не мне? -- бросил я королевичу и, повернувшись на каблуках, направился к выходу. Уже выходя из шатра, я обернулся и, обращаясь к Владиславу, добавил: -- Я не стану никому говорить о случившемся и вам всем советую сделать то же самое.
Выскочив из шатра, я со всех ног кинулся к лошади и, вскочив в седло, пустился в сторону города. Проклятая нехватка времени не дала мне все приготовить заранее, но я надеялся, что успею. Увы, надеждам этим не суждено было оправдаться. Зайдя во двор, я был удивлен небывало большому количеству людей, снующих туда-сюда с разного рода тюками, сундуками и прочим добром от разномастных возов, запряженных крепкими лошадьми, к дому Храповицкого. Прежде чем я успел что-либо понять, ко мне бросился сам пан Якуб и с совершенно счастливой улыбкой на лице буквально потащил за собой к распоряжавшемуся этой кутерьмой богато одетому шляхтичу.
Что оставалось делать в такой глупой ситуации? Разумеется, я самым изящным образом поклонился и буквально подмел плюмажем своей шляпы пол перед своим старым знакомым паном Марианом Одзиевсиким. Со времени нашего последнего свидания пан Мариан стал выглядеть гораздо лучше, по крайней мере, умирающим он уже не казался. Мысль о том, что двадцать тысяч талеров, заплаченные им в качестве выкупа, ждут меня в Мекленбурге, привела меня в игривое настроение, и я улыбнулся своему бывшему пленнику во все тридцать два зуба. К сожалению, ответной любезности я не дождался: улыбка медленно сползла с посеревшего лица смоленского Каштеляна, и он, глядя на меня выпученными глазами, смог лишь пробормотать:
-- Мекленбургский дьявол...
-- Что, простите?
-- Кузен, а вы уверены, что вашего друга зовут именно так? А то он напоминает мне кое-кого другого, -- проговорил справившийся с волнением Одзиевский.
-- Напоминаю? -- перебил я собиравшегося ответить пана Якуба. -- Дайте угадаю, любезный пан. Я, верно, напомнил вам вашу покойную бабушку, которая вас бранила в детстве за непослушание и перед которой вы не успели извиниться до ее печальной кончины. Какой занятный случай, непременно расскажу о нем его высочеству королевичу Владиславу.
-- Негодяй, -- уже не сдерживаясь, закричал Одзиевский, -- ты проклятый мекленбургский герцог! Я убью тебя!!!
-- Что за вздор вы мелете, любезнейший! Меня зовут фон Кирхер, и я состою в свите вашего королевича, о чем у меня есть соответствующие бумаги. Право, пан Якуб, ваш родственник не в себе и несет какую-то дичь. Очевидно, плен плохо подействовал на его разум.
Пан Якуб переводил взгляд с меня на кузена, а потом наоборот, с видом полнейшей растерянности. Видя, что он колеблется, я еще подлил масла в огонь.
-- Нет, вы правда думаете, что повстречали зятя шведского короля одного, без свиты, в окрестностях Смоленска? Право, я был лучшего мнения о вашей рассудительности!
-- Но, господин Кирхер...
-- Да какой Кирхер! Говорю же вам, что этот негодяй -- не кто иной, как герцог Мекленбургский!
-- О нет, я больше не вынесу этого бедлама! -- заявил я. -- Давайте сделаем так. Сегодня уже поздно, а завтра все вместе отправимся к его величеству королю и его высочеству наследнику, где господин Одзиевский повторит эту нелепую басню. После чего мы все славно посмеемся. Ей-богу, почтенный пан неверно выбрал себе службу, и король наверняка предложит ему другую.
-- Какую такую другую? -- настороженно спросил пан Мариан.
-- Да ту самую, какую справлял покойный Станчик при Сигизмунде Старом, черт бы вас подрал!
-- Негодяй! Не надейся ускользнуть от меня, ибо эту ночь ты проведешь в кандалах.
-- А вот это уж дудки! -- возразил я, подбоченившись. -- Я близкий друг королевича Владислава, и будьте уверены, он не спустит оскорбления, нанесенного его приближенному!
-- Пан Мариан, господин фон Кирхер мой гость, и я не намерен прибегать к таким мерам. Однако, если не возражаете, Иоганн, вам предстоит переночевать под замком.
-- Воля ваша, пан Якуб, хотя скажу прямо -- ваше решение обидно для меня. Но, как вы правильно заметили, вы тут хозяин. Надеюсь, завтра абсурдность обвинений пана Одзиевского станет очевидной, и я не стану долее обременять вас своим присутствием.
-- Ну что вы, Иоганн, я вовсе не хотел вас обидеть...
-- Полно, господин Храповицкий, где моя тюрьма?
Комната, которую мне отвели, находилась на втором этаже, или ярусе, уж не знаю, как правильно назвать эту часть терема, занятого паном Якубом. Довольно маленькое окошко гарантировало, что я не вылезу из него вон. Тяжелую, на совесть сколоченную дверь также было не выбить. К тому же пан Мариан настоял, что закроет ее на свой замок. "Вот, Ваня, ты и довыделывался", -- подумалось мне. Впрочем, не все было потеряно, доказать, что я герцог, Одзиевскому будет непросто. К тому же Казимир должен быть где-то рядом -- глядишь, и выручит. Так пытался я успокоить себя, но получалось плохо.
Тем временем шум в доме Храповицкого стал стихать -- очевидно, гости, уставшие с дороги, отправились отдыхать. Вслед за ними угомонились и слуги. Я сидел у окошка и бесцельно смотрел во двор. Наконец мое внимание привлекла служанка, вышедшая по какой-то своей надобности. Я сразу не понял почему, но девушка показалась мне знакомой. Но когда я пригляделся внимательнее, в памяти возник познанский замок. И горничная, знаками зовущая меня на встречу с панной Марысей.
-- Эйжбета! Эй, Эйжбета! -- припомнил я ее имя. -- Подойди сюда, милая.
-- Ой, откуда пан меня знает? -- удивилась горничная.
-- Ты не помнишь меня, красавица? Я прежде служил у пана Остророга.
-- Нет, а чего вы хотите? -- немного кокетливо улыбнулась Эйжбета.
-- Ничего плохого, красавица, просто так случилось, что твоя госпожа обронила платок. Я подумал, что не годится ему валяться в грязи, и поднял. А теперь думаю, что нехорошо будет, если кто его увидит у меня. Так уж ты бы отнесла этот платок пани Марысе, а, красавица?
-- Ой, а я вас узнала, вы тот самый рейтар...
-- Тихо ты, да, это я, только не говори никому, а то беда может выйти. Ты отнеси платок и отдай его госпоже, только непременно сразу. Хорошо?
Странная штука жизнь -- с того момента как я покинул Познань, прошло много времени. Я сменил множество одежды, оружия и лошадей, но вот кусочек батиста с вышивкой, подаренный мне панной Марысей после стычки с Печарковским, все еще был со мной. Вытащив платок и завернув в него для веса пару монет, я кинул его в окошко служанке.
-- Вот возьми, монеты можешь оставить себе, а платок отнеси хозяйке.
-- Да, пан, -- сделала книксен девушка и убежала.
Минуты ожидания тянулись мучительно долго, и я наконец перестал ждать. В самом деле, на что я надеялся? Эта высокомерная девушка уже и думать забыла о бедном рейтаре, оказавшем ей услугу, а если и помнит, узнает ли она этот платок? В это время, когда нет ни телевидения, ни интернета, ни других каких развлечений, девушки. чтобы занять себя, целыми днями что-то шьют или вышивают. Любая аристократка в семнадцатом столетии даст фору во владении иголкой и ниткой любой профессиональной швее из будущего. Так что пани Марыся за свою недолгую жизнь успела вышить не одну дюжину подобных платков.
