-- А это не католики! -- парировал бенедиктинец. -- Эти казаки такие же еретики-схизматики, как и те, кого они мучают. Чем больше одни убьют других, тем лучше для торжества святой церкви.
-- Чем гаже, тем лучше, так? -- хмыкнул я. -- А вы точно бенедиктинец, святой отец? Вроде такой лозунг совсем у другого ордена.
-- О, нет, я не иезуит, но в этом случае они совершенно правы.
-- Сейчас западные христиане убивают восточных и наоборот, а через несколько лет западные христиане передерутся между собой. И турки будут смотреть на это с такой же радостью, как вы сейчас. А потом султанское войско окажется у стен Вены, и такие же недоумки, как вы, святой отец, будут стенать, плача: "Где же христианское воинство?" А христианское воинство растаяло в междоусобных войнах на радость религиозным фанатикам и османскому султану.
Возмущенный моими словами священник зыркнул на меня и, дав своему коню шенкелей, скрылся.
-- Вам не стоило так говорить с ним, -- хмуро сказал Казимир, -- он может быть опасен.
-- Ты прав, -- отвечал я ему, -- но уж больно он меня разозлил, этот святоша.
-- И это странно -- если позволите, вам эти московиты никто, однако вы принимаете их страдания очень близко к сердцу. Разве ваши солдаты вели бы себя по-другому в таких случаях?
-- Не знаю, парень, не хочу врать. Может, ты и прав.
-- Скажите, ваше высочество, какой у вас план? Когда мы отстанем от войск гетмана? Мы слишком близко к московитам и можем попасться им, что будет одинаково плохо и вам, и мне.
-- Не знаю, у Москвы сейчас стоят казаки Трубецкого, с ними нам действительно лучше не встречаться. Я предпочел бы попасть к князю Пожарскому. Там должны быть люди, знающие меня. Я оказал кое-какие услуги им в этой войне, так что могу надеяться если не на помощь, то хотя бы на отсутствие вражды. Это не очень хороший план, но другого у меня нет.
-- Тогда чего мы ждем? Князь Пожарский сейчас в Ярославле, если мы сейчас отстанем, то сумеем попасть в Ярославль, избегнув и казаков, и поляков. Вот только со святым отцом вы зря поругались: он не простит и будет следить.
Впрочем, вскоре нам подвернулся удобный случай. Прежде чем подойти к Москве и ввязаться в драку с казаками из первого ополчения, гетман остановил войско, чтобы дать ему небольшой отдых. Поставив возы вкруг и устроив таким образом укрепленный лагерь, поляки и литвины принялись приводить себя в порядок. Некоторые части, впрочем, ежедневно ходили в поиск, иногда на довольно большие расстояния. К одному из таких отрядов мы и присоединились.
Литовская панцирная хоругвь, которой командовал поручик Березовский, и пара сотен казаков с разрешения гетмана отправились на север от Москвы. Очевидно, у командира литвинов были какие-то сведения о нетронутой до сих пор войной боярской усадьбе, и он уверенно повел свой отряд в окружающих лесах. Мы с Казимиром, не привлекая к себе внимания, двигались вместе с ними, прикидывая, где лучше отстать от своих попутчиков. Ничего не подозревающий пан Березовский был настроен по отношению ко мне очень любезно, что, впрочем, совсем не удивительно -- ведь мы неоднократно встречались с ним у пана Храповицкого.
-- Вы меня интригуете, пан Березовский, -- говорил я ему, продолжая давний разговор, -- куда мы все-таки идем?
-- Немного терпения, пан фон Кирхер, -- смеялся в ответ поручик, -- а то сюрприз не получится.
-- Ну, хотя бы намекните -- верно, речь о какой-то боярской вотчине, которую вы хотите ограбить?
-- Фу, как грубо: "ограбить"... ну разве что немножко, -- смеялся литвин.
Наконец мы вышли к какой-то деревушке. Казаки окружили ее, прежде чем местные жители успели разбежаться, однако в этот раз погрома не было, ибо пан Березовский не хотел шума, могущего спугнуть куда более богатую добычу.
Тем временем казаки подтащили к поручику какого-то всклокоченного старикашку. Тот беспрестанно кланялся литвину и, казалось, не понимал, чего тот от него хочет. Наконец Березовский не выдержал и перетянул старика плетью, тот неловко упал, но подручные тут же заставили его подняться. Теперь, кажется, дело пошло на лад, и старик, перестав изображать из себя полоумного, угрюмо согласился показывать дорогу.
-- Ты что-нибудь понял? -- спросил я Казимира.
-- Да что тут понимать, -- усмехнулся он, -- тут кругом болота. Местные знают их как свои пять пальцев, а чужаки вроде нас могут и в трясину угодить. Вот Березовский и ищет проводника. Собственно, уже нашел: старик здесь все знает, и к тому же тут его семья, так что не обманет.
Литвины и казаки потянулись за стариком в лес один за другим. Мы, несколько замешкавшись, отстали. В деревеньке, впрочем, оставалось с полсотни казаков, но они не обращали на нас ни малейшего внимания.
-- Это чья деревня? -- спросил я старуху, подслеповатыми глазами глядевшую туда, куда повел ее муж жолнежей Березовского.
-- Господ Шерстовых, господин, -- отозвалась она, кланяясь.
Фамилия их помещиков мне ничего не сказала, и я промолчал, потом почему-то спросил еще:
-- А мужика твоего как зовут?
-- Ивашкой, милостивец.
-- А прозвище есть?
-- Есть, благодетель, как не быть, Сусаниными мы спокон веку зовемся.
Какое-то время я потрясенно молчал, потом, обернувшись к Казимиру, сказал:
-- Что-то раздумал я ехать с Березовским.
-- А что так?
-- Ох, парень, он богатства хочет, а фамилия у него в России неподходящая для богатства. Не приносит таким богатство счастья.
Сам я тем временем напряженно пытался вспомнить что-нибудь о нашем национальном герое. Вроде как тот жил, где-то под Костромой, а мы сейчас где? Ох, говорила мне мама: "Учи географию!" А еще случился его подвиг вроде как зимой, и когда Михаила уже царем выбрали. С другой стороны, дело давнее, и бог его знает, как историки могли переврать. Или и вовсе у Сусанина этот бизнес, в смысле поляков в болота заводить, был на поток поставлен, а в тот раз просто не повезло, смыться не успел. Проверять же что-то не хочется!
-- Милостивец, а вы нас грабить не будете? -- спросила меня старуха.
-- Мы-то не будем, старая, а вот за казаков не поручусь, так что вы бы тикали отсюда с чадами вашими, пока не поздно. А то ведь они и грабить, и жилы тянуть мастера, прости господи.
-- Охти мне! А как же детушки малые, внучата! -- запричитала было старуха.
-- Да цыц ты, карга старая! -- вызверился я на нее. -- Много внучат-то?
-- Шесть душ...
-- Не вой, ведьма, где они, рядом? Мы сейчас к лесу шагом, а они пусть за конями нашими хоронятся, авось душегубы и не заметят.
Шестеро белоголовых пострелят мал мала меньше обоего пола, одетые в домотканые рубахи, прячась за нами, двинулись в сторону леса. Казимир, по всей видимости, обалдел от моего решения, однако помалкивал и зорко следил за отвлекшимися казаками. А возможно, он уже привык к моей ненормальности.
Отведя детей в заросли, мы остановились в нерешительности, что делать дальше. Бросить их уже было нельзя, совесть не позволяла. Увезти подальше тоже было вряд ли возможно -- сами они по малолетству на лошади не удержатся, а к себе в седло сразу троих не возьмешь. Так и не решив, что делать, мы услышали какой-то шум в деревне. Наверное, казаки начали потеху, подумалось нам, надо было что-то решать, но в этот момент одна девочка постарше, глядя на меня совершенно бездонными синими глазами, спросила:
-- Дяденьки, а вы нас не убьете?
-- Тьфу ты, пропасть, и как язык-то у тебя такое повернулся сказать... -- чуть не заматерился я от детской непосредственности.
-- Там что-то не так, -- настороженно проговорил Казимир, прислушиваясь к звукам, доносящимся из деревни.
Действительно, доносившийся лязг был явно сабельным. В деревне определенно шел бой, только вот когоо с кем? Хотя одна сторона понятна: казаки, а вот другая... Осторожно выглянув, мы увидели, что запорожцев со всех сторон атакуют какие-то вооруженные люди. Причем одни были в довольно добротных доспехах и с саблями и копьями, другие же в простых рубахах и с дубьем, но все довольно ловко нападали на казаков, стаскивая или сбивая их с лошадей и убивая. Те, впрочем, легкой добычей не были, и на земле валялось довольно много трупов как с одной, так и с другой стороны. Однако неожиданное нападение принесло свои плоды, и воровские казаки кинулись в разные стороны. Несколько бросилось по направлению к нам. Мы с Казимиром переглянулись и, цыкнув на детей, чтобы попрятались, рванули им навстречу. Те не ожидали такого подвоха и, напоровшись на мою шпагу и саблю литвина, один за другим полегли.
Между тем бой в деревне закончился, и неведомые воины обратили внимание и на нас.
