Оказывается, врач, который глядит на фотографию чернокожего пациента, и ученик, наблюдающий за учителем на двухсекундном видео, выполняют похожие задачи. Так же, как и молодая американка, которая смотрит видео о террористах на Ближнем Востоке, или юноша с Ближнего Востока, который разглядывает шикарную американскую жизнь на фотографиях. Или неважно кто и неважно где – любой человек, который судит других на основе первого впечатления. По «тонкому срезу» мы бессознательно в считанные секунды делаем категоричные выводы о других. К сожалению, они часто оказываются ошибочными. К счастью, их можно сознательно исправить.
Даже распространение заразных убеждений можно повернуть вспять. Авторов исследования о заразности расизма заботило, что происходит, когда «маленькая девочка чувствует, как отец чуть крепче сжимает ее руку, проходя на улице мимо чернокожего незнакомца; или маленький мальчик замечает, что его мать неохотно говорит и старается не поднимать взгляд, стоя перед чернокожим кассиром в супермаркете»[154]. Но они все же пришли к вот таким обнадеживающим выводам: «оборотная сторона этих результатов, конечно, в том, что акты подлинного эгалитаризма также могут формировать межрасовые отношения, ведя их к равенству».[155]
Вставьте любое интересующее меньшинство в приведенные выше цитаты, и получите точное описание многих мировых проблем. И, пожалуй, их частичного решения.
Писатель Дуглас Адамс часто использовал характерную фразу «Не паникуй!» в романе «Автостопом по Галактике», в одноименном телесериале, на значке, который продавался в комплекте с видеоигрой, в которой он выступал соавтором сценария; он даже написал ее на полотенце. Артур Кларк как-то сказал, что этот девиз Адамса был лучшим советом, который когда-либо давали человечеству.[156]
Суть его в том, что внезапный прилив страха, который мы называем паникой, способен серьезно помешать нам, когда нужно выбрать лучший план действий. Паника мешает использовать логику и разум. Выключает сознательную систему номер два и заставляет рассчитывать на первобытную, автоматическую систему номер один. Доверять первой системе не всегда плохо, особенно если вы – профессионал. Но паника способна превратить профессионала в новичка. Из-за нее закончилась карьера футбольного тренера Боба Гибсона. Из-за нее военные и полиция стреляют в невинных граждан. Она может любого подтолкнуть к катастрофическим решениям.
Одна из проблем, связанных с паникой, кроется в нашем восприятии времени. Наше чувство времени меняется в зависимости от обстановки, даже если мы не тревожимся и не боимся. Как потребители, мы оперативнее реагируем на низкие цены и яркое освещение, именно поэтому в магазинах так много распродаж и освещение там, как правило, хорошее. Если вы живете в городе с населением более миллиона, промедление покажется вам в два раза более долгим, чем для тех, кто живет на ферме или в небольшом городке[157]. Попросите кого-нибудь засечь время, поднимите руку и держите ее так ровно одну минуту. Опустите руку, когда вам покажется, что время истекло. Вероятно, это случится примерно секунд через сорок. Или попробуйте замолчать на целую минуту во время разговора или своего монолога. Вы наверняка не удержитесь. Пройдет секунд десять или двадцать, вы сломаетесь и заговорите.
Когда мы паникуем, время искажается намного сильнее. Люди, которые испытывают панические атаки или страдают психическими расстройствами, связанными с паникой, часто испытывают ощущение, что время резко замедляет или ускоряет ход[158]. Для детей сильные эмоциональные переживания – такие как похороны или страшный карнавал на Хэллоуин – тянутся дольше, чем на самом деле. Если вы попадали в автомобильную аварию или участвовали в погоне, то, вероятно, вы чувствовали, как время растягивается. Подобное может произойти и по дороге в больницу или во время спортивных гонок.
Нейробиологи Дэвид Иглман, Чесс Стетсон и Мэттью Фиеста проверили действие паники на восприятие времени с помощью такого эксперимента: они привязывали людей ремнями, поднимали их на 150 футов над землей, а затем сбрасывали в страховочную сетку безопасности.
Чистый ужас этого свободного падения длился три секунды. Но когда людей просили сразу же после падения снова вообразить, что они падают, и указать на секундомере, как долго, по их мнению, длился полет вниз, они показывали четыре секунды – на треть дольше, чем на самом деле.[159]
Так что же? Наш мозг делает время эластичным. Но растягивается не само время, а наше восприятие. В состоянии крайнего напряжения мы сосредоточены на каждом мгновении. Всплески адреналина меняют то, как мы ощущаем время в ситуации стресса, обманывают разум. Вся суть в интенсивности наших воспоминаний. Поскольку воспоминания в подобной стимулирующей ситуации глубже врезаются в мозг, оглядываясь назад, мы чувствуем, будто событие занимало больше времени, чем на самом деле[160]. Иглман объясняет эту идею следующим образом: «В сложной ситуации ваш мозг укладывает воспоминания таким образом, чтобы они лучше „прилипли“. При проигрывании ситуации в голове из-за высокой плотности данных кажется, что событие длилось дольше».[161]
Искажение может происходить как в режиме реального времени, так и в ретроспективе. Эта идея знакома нам по фильмам. В «Матрице» время для героя Нео растягивается, пока он в замедленном темпе уклоняется от пуль. А Макс Пейн в игре Max Payne 2: The Fall of Max Payne – A Film Noir Love Story говорит: «Когда ты смотришь в дуло пистолета, время замедляется. Вся жизнь проносится перед глазами – все горе, все раны. Замри, и в эту долю секунды сумеешь прожить целую жизнь».
Профессиональные спортсмены делают примерно то же, что Нео и Макс Пейн: сами выбирают момент, приказывая мозгу замедлить происходящее, чтобы лучше понимать ситуацию. Представьте себе Майкла Джордана, зависшего в воздухе. Или гонщиков – они, наверное, будут лучшим примером. Вот как бывший чемпион Гранпри Джеки Стюарт описывает поворот: «Поворот можно взять на ста семидесяти трех милях. На ста девяноста пяти милях в час все равно нужно очень четко видеть, почти в замедленной съемке, как вы его проходите, чтобы у вас было время затормозить, время выровнять машину, время оценить занос. А потом вы минуете пик, немного поправляетесь – и вот уже выходите из поворота на ста семидесяти трех милях в час»[162]. Если бы мозг Джеки Стюарта работал на обычной скорости, спортсмен мог бы неверно оценить ситуацию и разбиться.
