В‑третьих, был фактор Венгрии, которая сама по себе могла стать источником немалых проблем, вплоть до войны с соседями и попытками силой подавить любые движения на Землях короны Святого Иштвана.
В‑четвертых, неизбежно вставал вопрос Трансильвании, которую страстно хочет получить Румыния, а ободренный (точнее – окрыленный и ослепленный) наличием союзнических обязательств в рамках Новоримского Союза, и уверенный, что мы все впряжемся в случае чего, мой царственный румынский коллега, вполне может и влезть в авантюру, потянув и нас следом. И вопрос брака с Ольгой тут не мог быть вырван из контекста сложных переговоров о смысле бытия.
Нет, разумеется наш Генштаб прорабатывал всякие варианты, и пусть у нас сильно сокращена армия, несколько готовых армейских корпусов у нас было в запасе. Готовых, в том числе и к такому сценарию, при котором им из нашей Галиции, из Румынии и Сербии придется выдвигаться «на защиту славянского населения». Еще пару армейских корпусов держала в готовности и Римская империя.
Да и Сербия с Румынией не дремали, находясь в томительном ожидании того часа, когда можно будет двинуть вперед свои дивизии.
ГРУ и Генштаб докладывали о том, что и немецкие корпуса стоят в приграничных районах, готовые «защитить германские народы».
Разумеется, обо всем этом знали и в Австро‑Венгрии, но, похоже, что там противоречия уже дошли до предела, а власть императора Карла I, ослабла настолько, что он уже не в состоянии удерживать свою империю от развала.
Новый «больной человек Европы» был настолько плох, что уже даже начинал пованивать.
И кайзер решил, что пришло время сорвать банк.
Должен признать, момент он выбрал мастерски.
Понятно же, что о намеченном референдуме мой чудный кузен узнал не вчера. Более того, у меня были обоснованные подозрения насчет того, что основные «провокации» и «преследования» немцев в Австро‑Венгрии были во многом инспирированы и организованы из Берлина. Слишком уж своевременно.
И, конечно же, Вильгельм II в курсе моих собственных проблем с выборами и прочим, что требует моего безусловного присутствия в Москве. И такое «приглашение» на встречу, скорее напоминало «не говори потом, что я не предлагал договориться».
Знал он и о моем нежелании быть втянутым в войну именно сейчас. Возможно, стратеги в Берлине даже убедили его, что я предпочту не вмешиваться. По крайней мере, сразу не вмешиваться. Давая тем самым Германии полный карт‑бланш.
А может, кайзер еще и понадеялся на возникновение разногласий среди членов Новоримского Союза, что неизбежно ослабит позиции НРС на переговорах по разделу сфер влияния. А то и вовсе приведет к распаду Союза и новой Балканской войне, в которой Германия тоже может найти свой интерес.
Что ж, время он действительно выбрал правильно.
Ах, как не вовремя.
Что ж, фигуры на шахматной доске расставлены и теперь моя задача состояла в том, чтобы цейтнот не перерос для нас в цугцванг.
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ. ШУХОВСКАЯ БАШНЯ. 5 октября 1918 года.
Ветер. Ветер. Резкий и злой.
Ветер гонит облака. Ветер жалит и кусает.
Какой злой здесь ветер. Почему в небе он добрый и веселый?
Ветер, несущий крылья там, и, ветер, который клыками пронизывает здесь.
Ветер. Во всех его ипостасях.
Порывы, вихри и движение воздушных масс…
Ветрено.
Холодно.
Ольга запахнула поплотнее свою кожанку. Но, никакая кожанка не спасет от ветра на башне. Стылого, ледяного и тягучего. Голодного, мрачного и алчного. Резкого, голодного и испивающего.
Клубы облаков спешили мимо них, обтекая башню.
Лишь трое стоят плотной группой.
Лишь дрожь. Мелкая дрожь.
Не видно ни зги.
Как же холодно.
Выстрел.
‑ Не расходуйте зря патроны, Любовь Александровна. Это ничего не даст.
Галанчикова пожала плечами.
‑ Ну, надо же что‑то делать, как‑то дать сигнал о том, что мы здесь. Вдруг они не нашли те гайки с записками?
Шухов лишь вздохнул.
‑ Ваша стрельба точно ничего к этому не добавит. В тумане облаков звук выстрела глушится и становится неверным. Вспомните неясные гудки пароходов в тумане. Да и ветер относит звуки.
Люба не нашла что возразить, и лишь спрятала наган в кобуру.
И вновь лишь ветер нарушал их «идиллию».
Как же холодно!
Ольга даже начала подпрыгивать, пытаясь хоть как‑то согреться.
‑ Милейший Владимир Григорьевич, у вас в портфеле, случайно, нет печки и трех парашютов РК‑3 системы Котельникова?
Шухов сумрачно покачал головой.
‑ Увы, милая Ольга Кирилловна, там ничего, кроме скучных бумаг, уже не осталось. Нет даже шоколада.
Услышав такое, Галанчикова, в свою очередь, плотоядно улыбнулась.
‑ Ну, в крайнем случае, ваши бумаги можно сжечь.
Инженер покосился на госпожу подполковника и уточнил:
‑ А у вас, милые дамы, есть при себе спички?
Обе переглянулись и покачали головой. На что Шухов ответил вздохом:
‑ Вот и у меня – нет. Можно, конечно, попытаться высечь искру и попытаться воспламенить порох из ваших патронов, но это мало что даст, ибо бумаг в портфеле мало. Да, и ветер на дал бы нам разжечь костер, даже если мы будем прикрывать пламя своими телами.
Люба не сдавалась, выдав идею:
‑ Можем разжечь ваши бумаги прямо в вашем портфеле.
‑ Мысль, конечно, оригинальная, признаю. Двухминутный костер устроить сможем. Но я предпочел бы оставить это на крайний случай. Тут нужна бочка, керосин и дрова. Которых у нас, увы, нет.
‑ Как и всего остального. – Ольга, продолжая подпрыгивать, пошутила. – В таком случае, предлагаю открыть сегодняшний бал. Дамы приглашают кавалеров.
И она подхватила опешившего инженера и начала с ним кружить по площадке, начитывая ритм:
‑ Раз‑два‑три, раз‑два‑три, раз‑два‑три…
Люба усмехнулась, глядя на «танцующих».
‑ Боюсь, господин Шухов, уж теперь‑то живым мы вас не отпустим!
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОТА ПЕТРОВСКОГО ПУТЕВОГО ДВОРЦА. 5 октября 1918 года.
‑ Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! Два слова о сложившейся ситуации вокруг башни!
Граф Суворин замедлил ход, окруженный толпой репортеров. Тут же последовали вспышки фотоаппаратов и застрекотали камеры кинохроники. И хроникеры «Империи кино» уже не уступали пальму первенства кинооператорам из РОСТА.
‑ Господа, официальное сообщение о ситуации, как на самой башне, так и вокруг нее, будет доведена до всеобщего сведения через каналы ТАРР. Со своей стороны, могу сообщить, что спасательная операция ведется, и я, как и все мы, надеюсь на самое скорейшее благополучное разрешение возникшей ситуации.
Но избавиться от профессиональных вопрошальщиков было непросто даже профессиональному отвечальщику.
‑ Ваше сиятельство! Правда ли, что будут задействованы дирижабли?
Уверенный кивок.
‑ Все, что может быть задействовано для спасения верных подданных Его Величества, будет задействовано, смею вас в том уверить. Хотя, разумеется, ваши коллеги у подножья башни или на Ходынском аэродроме, имеют значительно лучшую возможность увидеть это воочию.
Требовательный вопрос (российским газетам и раньше палец в рот лучше было не класть, а уж теперь и подавно):
‑ Ваше сиятельство! Почему до сих пор не начата спасательная операция?
Прекрасный вопрос, заданный Имперскому Министру информации каким‑то писакой из «Копейки» (куда Россия катится, господа?).
Благожелательная улыбка графа, превращающаяся в завуалированный намек:
‑ Спасательная операция происходит именно сейчас. Погода вот‑вот подарит нам шанс, а пока идут приготовления. Уверен, что вскоре вы все сами сможете увидеть своими глазами. Для этого, конечно, лучше находиться не здесь, а в десяти километрах отсюда, у подножья башни господина Шухова.
Смех тут же был прерван новой чередой вопросов, на этот раз из более приличных изданий:
