дружком? Почему не давал спать советским гражданам посреди ночи? И каким образом попал в чужую квартиру и ввязался там в пьяную драку с неизвестными уголовными элементами? — не унимался Юрчик.
Выслушав его, сидевший где-то у меня очень глубоко внутри, едва вылупившийся из школы милиции, лейтенантик Генка Строев, затрепетал словно осиновый лист, съёжившись от чувства вины, а прожжённый мент, глава спецподразделения, полковник Геннадий Петрович Строев, лишь оскалился и скрипнул зубами от злости, потребовал тут же сломать Юрчику нос.
В результате я немного охолонул и пошёл по своему пути. Вытянув шею, я стянул несколько витков простого бинта и показал едва зарубцевавшуюся сеть шрамов, сейчас походивших на то на паутину, не то на многолучевую звезду.
— Извини, лично прийти не мог, нужно было мальца подлечиться — ответил я, специально обратившись на ты.
Увидев раны, Юрчик брезгливо поморщился, но тут же взял себя в руки и воткнувшись глазами в стопку бумаг принялся озвучивать протокол осмотра, заключения экспертов и описание места происшествия.
Ну тут было всё как обычно. Первый сигнал от бдительных граждан поступил тогда-то и во столько-то. Наряд милиции прибыл во столько-то. Скорая во столько-то. Соседи и свидетели показали то-то и то-то. Криминалисты выявили то-то и то-то. Медики дали заключение, такое-то и, такое-то.
Слушая его, я невольно сопоставлял показания свидетелей и то что видел лично, и невольно морщился. Получалось что ничего странного никто и в упор не заметил. Да и про группу ликвидаторов, прибывших на место происшествия одной из первых, упоминалось лишь вскользь, да и то в таком смысле что они только помогли милиции оцепить место и на время эвакуировали жителей верхних этажей здания.
И самое главное в описании с места происшествия совсем не упоминалась аномалия в квартире. Да и про мною лично выбитые зубы, вылетевшие веером из пасти того, кто вылезал из стены, тоже ни нашли. Раскалённых трещин в стене тоже никто не заметил.
Всё что обнаружили криминалисты, это персидский ковёр с неимоверно сложной пентаграммой, как выяснилось нарисованной человеческой кровью, да несколько обрывков женского, ситцевого платья в чёрный горошек. Кстати тщательно сделанный рисунок пентаграммы тоже прилагался, и будущий прокурор Юрчик не преминул мне его показать.
Кроме этого он зачитал описания следов борьбы, выбитой оконной рамы и отметин на стенах, оставленные не обнаруженным милиционерами строительным инструментом. Как выяснилось на тротуаре, под окнами квартиры были найдены битые стёкла, отпечаток упавшего тела, кровь и обрывки одежды идентичные найденным в квартире.
— Короче так гражданин Строев, дела твои совсем плохи. Вот эта абракадабра была намалёвана человеческой кровью — Юрчик протянул мне лист с тщательно скопированной, неимоверно сложной пентаграммой, которую я наконец смог хорошенько рассмотреть. — Как выяснилось, на обрывках платья женская кровь, причём рядышком с твоею. Ну и что ты молчишь? Может расскажешь, что произошло той ночью или будешь упираться?
Выслушивая его явные претензии, я вспоминал как это было в прошлый раз. Тогда мне тоже задавал неприятные вопросы дознаватель, но всё обошлось простыми объяснениями, да рассказом свидетелей, которые видели выходящую из подъезда парочку. Кстати в последствии напавших на меня так и не нашли. А тут напротив, как предполагало следствие, я сам по пьяни ворвался в квартиру и вполне возможно выкинул в окно некую неизвестную особу женского пола.
А если прибавить сюда, следы крови, все эти обрывки платья в горошек и найденные женские туфли, то мои перспективы уйти от обвинения становились с каждой минутой всё призрачнее. Но самое главное в принципе в реальности всё так и произошло, и это всё усложняло.
— Валера, а что мне упираться, расскажу всё как было на самом деле — смиренно проговорил я своим новым хриплым голосом, при этом назвав Юрчика по имени, отлично зная, что он не представился в самом начале специально, чтобы я начал переспрашивать, как к нему обращаться.
— Слушаю — буркнул он, явно не найдя что бы ввернуть едкое, и при этом явно не понимая откуда я знаю, как его зовут.
— Записывай. 11 июня, 1978 года, сразу после собеседования в школе милиции, я, лейтенант милиции, Строев Геннадий Петрович, вместе с моим товарищем, лейтенантом милиции, Морозовым Всеволодом Васильевичем, отравились в парковую зону, расположенную рядом с шестнадцатиэтажкой в которой в последствии произошло происшествие — начал я подчёркнуто протокольным языком и сразу увидел, что Юрчик действительно начал быстро записывать. — Мы сидели на лавочке. Вели себя тихо. Ничего не нарушали. Обмывали получение лейтенантских погон, и по ходу действа распили бутылку портвейна «Три семёрки». И в тот момент, когда мы с товарищем собрались убыть в расположение ведомственного общежития в котором проживали, я услышал крики доносящиеся со стороны высотки. Как результат, будучи хоть и не находящимися при исполнении, но настоящими блюстителями советского правопорядка, мы не смогли не среагировать, и направились прямиком к данному зданию. А уже оказавшись рядом, мы повторно услышали доносящиеся сверху крики и решили подняться на верхние этажи и всё проверить.
— И почему же вы два пьяных обалдуя сразу не позвонили в милицию? — не сдержался Юрчик.
— Правильное замечание. Действительно, мы собирались сразу же позвонить в ближайший отдел, но в новенькой телефонной будке рядом с шестнадцатиэтажкой ещё не повесили аппарат — тут же отбрехался я. — В связи с этим мы поднялись на лифте на четырнадцатый этаж и принялись обходить все коридоры с квартирами снизу-вверх. В результате на шестнадцатом была обнаружена открытая дверь квартиры. Оказавшись рядом первым, я увидел лежавшую на ковре девушку и предварительно предупредив что я сотрудник милиции, зашёл внутрь, где сразу был атакован неизвестными. Ну а дальше я ничего не помню. Судя по ранениям на шее, могу предположить, что у нападавших имелась собака. Очнулся я уже в этой больничной палате. Во всём произошедшем прошу винить только меня, и за всё это я готов понести любое административное наказание.
— Вот так значит, административное наказание — будущий Юрчик недовольно фыркнул. — А уголовку ты не хочешь себе на шею повесить? Твоим статусом потерпевшего и свидетеля можно легко подтереться — снова вытащив листок с пентаграммой он принялся им трясти пред моим носом. — Все эти художества нарисованы кровью, причём по мнению экспертов использовано 3.5 литра крови единственной особы женского пола. А без такого количества крови выживают далеко не все. К тому же внизу на асфальте та же кровь, следы падения и обрывки платья. Получается, что без четверти два ночи, о чём сообщил свидетель «Н», видевший вас в дверной глазок именно в это время, ты
