— Господин гауптман! Вы что-то сказали?
— Это вы, Эберт? — тихо и задумчиво проговорил Франц.
— Да, это я, по вашему приказанию.
— Хорошо, Эберт. Постойте немного.
Лейтенант Эберт бросил беспристрастный взгляд на окровавленного русского полковника, который так и застыл, разорвав, на себе гимнастерку, захлебываясь кровью в предсмертных мучениях.
— А красиво мы разделались с этими русскими иванами господин гауптман.
— Замолчите, Эберт и стыдитесь своих слов, — на молодого командира взвода смотрели возмущенные глаза. — Я знаю вас храбрым офицером, но храбрость лучше всего доказывать в бою, а это была бойня. Вам понятно это, лейтенант?
Эберт посмотрел на капитана удивленными глазами, не до конца понимая, что требует от него командир батальона.
— Вам понятно это, лейтенант? — повторил Ольбрихт. — Это была бойня, хотя и вынужденная бойня.
— Я понимаю вас, господин гауптман. Я глубоко вас понимаю. Но на войне иначе не бывает. Чтобы быть победителем, надо не быть побежденным.
— Вот именно, господин лейтенант. На войне иначе не бывает. Иначе не бывает… Я рад, что вы меня поняли, Эберт.
Ольбрихт в последних словах нашел, для своей подавленной души точку опоры, точку оправдания своим действиям и от этого немного воспрянул духом. — Да, лейтенант иначе не бывает. Чтобы быть победителем, надо не быть побежденным. Прекрасно сказано, Эберт. Поздравляю. А у вас железный характер. Вы оказались на месте с пулеметами своего взвода.
— Ваша школа, господин гауптман, — молодой офицер Вермахта щелкнул каблуками с благодарным поклоном головы.
— Хорошо, Эберт. Теперь слушайте мой приказ, — командир разведбатальона строго посмотрел на подчиненного офицера.
И в этот момент Франца пронзила страшная головная боль. Он схватился за голову и крутанулся на месте. Внутри черепной коробки барабанщики били в тысячи барабанов, трубачи дудели в тысячи труб. — Что это? — вскрикнул он, чуть не свалившись на землю. И тут до него дошло, что голова раскалывается от возмущений и нареканий, которые посылал ему друг Клаус, его космический бродяга, его второе «я»…
Ему вспомнили и ошибки в подготовке водителей танков, и надписи на танках и бойню устроенную им, в результате которой были уничтожены офицеры штаба, знавшие немало русских секретов. Взяв одного полковника в плен, можно было бы возвращаться назад.
— В общем, ты покойник, Франц, иронично, даже с издевкой, закончил свою речь Клаус. — Ты выдал себя. Теперь ожидай погоню и расправу. Русские надерут тебе задницу по полной программе.
— А что нужно было сделать, скажи, если ты такой умник? — немного отойдя от удара, с долей обиды задал мысленный вопрос Франц второму «я».
— Да просто объехать по полю или остановить свою колонну и пропустить эту важную машину. Ты понял меня, капитан? А так это провал.
— Что же ты отсыпался в сторонке, когда я тебя звал.
— Думал, сам справишься. Рядовой случай. Но нет. А теперь нужно засучить рукава обоим. Задача многократно усложнилась. Были охотниками – стали дичью. Ты понял, что натворил?
Франц стоял бледный, но не подавленный. В разговор не вступал. Он понимал, что Клаус говорит правильно и лучше ему не перечить. Может, подскажет что дельное.
— Ладно, не горюй, Франц, — продолжил мысль уже в более спокойном ключе Клаус. — Не все еще потеряно. Но с этого часа я буду всегда с тобой рядом. Считай, все что умею и знаю я, знаешь и умеешь ты. Вдвоем – мы сила. Не обижайся на мою резкость. Не могу привыкнуть к твоему телу, к твоему образу мышления и действиям. Другая школа. Все, разговор закончен. Не будем терять времени. Отдавай лейтенанту приказ. А то он смотрит на тебя ошалелыми глазами, — Клаус улыбнулся. Отчего боль в голове Франца мгновенно затихла.
— Что с вами, господин гауптман? Вам помочь?
— Все в порядке, Эберт, — Франц потер виски ладонями. — Старая рана дала о себе знать.
— Может вам воды принести?
— Нет, не надо.
Ольбрихт одернул на себе русский комбинезон, и надел шлем танкиста. Он вновь был собран и уверен в своих действиях. — Приказ следующий:
— Соберите немедленно все личные, военные и партийные документы русских и ко мне в «Пантеру». С этого момента я иду со своим экипажем. Второе: все оружие и боеприпасы русских сложить в «Виллис». Эту машину, к нашей удаче она цела, погонит Криволапоф. Ее – в середину колонны. Его место займет подготовленный радист Карасеф. Третье: всех погибших русских после тщательного осмотра перенести в лес и забросайте ветками. Заниматься похоронами нам некогда. Все поставленные задачи нужно выполнить максимально быстро и энергично. После этого мы двинемся в район, по намеченному плану. Вы идете передовым экипажем. Нигде не останавливаетесь, ни на какие патрули не обращаете внимания. В бой не вступаете, обходите все населенные пункты, все препятствия. В случае преднамеренной атаки на нас, действуйте по усмотрению в составе взвода. Вы поняли мой приказ?
— Да, господин гауптман.
— И еще. Пока вы будете выполнять эти задачи, выставьте регулировщика. В случае остановок русских машин, без каких-либо объяснений, отправляйте всех любознательных, как это русские говорят, «подальше», ссылаясь на маршала Жукова.
На русских, когда их посылают «подальше» и к ««матушке» от имени большого начальника, это действует магически и лучше, чем любой письменный приказ. Регулировщиком поставьте панцершютце Семенофа. Это умный, хитрый солдат и он справится с этой задачей. Выполняйте, Эберт. А я пока просмотрю документы партийных и комсомольских боссов, которые обнаружил в машине под грифом «для служебного пользования». Знать вожаков ВКП(Б) и ЛКСМ 48-й армии генерала Романова, месторасположение их частей, это большая удача. Не так ли, Карл, — и Франц довольно похлопал по плечу своего командира взвода.
— А к какой матушке посылать? — вдруг недоуменно задал тот вопрос.
— К какой? — переспросил того Франц и задумался. — Думаю, к русской, Эберт. В общем, Семеноф знает к какой. Все. Не морочьте мне голову. Выполняйте приказ.
11 мая 1944 г. В тылу передовых линий 48-й армии, 1-го Белорусского фронта.
— «Ольха», «Ольха» ответьте «Березе». «Десятого» вызывает «второй»… «Ольха», «Ольха»…
Возьмите трубку, товарищ полковник, «десятый» на проводе, — смуглая курносая связистка – ефрейтор полуобернулась, и устало посмотрела по сторонам, ища начальника политотдела корпуса. Тот лично заглянул к концу ночного дежурства на узел связи и ждал соединения. Его властное, чисто выбритое, холеное лицо выражало недовольство.
— Что, уже?
— Возьмите трубку, товарищ полковник, я соединила вас с «десятым», — большие воспаленные от частого недосыпания чайного цвета глаза несколько отчужденно смотрели на коренастого лысеющего офицера.
Полковник быстро подошел к столу, схватил трубку телефонного аппарата, и требовательно, не дожидаясь ответов, завалил вопросами подчиненного командира:
— «Десятый», что у вас произошло? Что за ночные концерты гремели у вас на всю ивановскую? Где Климентьев? Почему он не доложил по команде? Почему я узнаю последним информацию, притом от члена Военного совета армии.
— Товарищ «десятый», подождите…
— Почему у вас под носом немцы прорвали оборону и это перед сабантуем? Кто командир батальона? Кто парторг? Вы знаете, что к вам направлена партийная комиссия армии по расследованию ЧП? — полковник вспотел от своего напора и тяжело дышал. — Что вы можете ответить, майор? Не молчите?
— Товарищ «второй», докладывает «десятый». Обстановка на участке прорыва стабилизирована. Подошедшими из резерва «карандашами» восстановлена первая оборонительная линия.
— Вы мне макароны не вешайте, — перебил командира 413-го стрелкового полка начальник политотдела корпуса. — Доложите по существу произошедшего события.
— Я уже докладывал по команде «пятому». И лапшу на уши вам не вешаю.
— Вы что смеетесь надо мной, майор? — заревел в трубку политработник. Все разложите, как было по полочкам, без утайки. Ну, слушаю вас, — и, вытерев платком вспотевший лоб, полковник Митин с иронией добавил: — А то поздно будет, когда приедут разбираться ребята с бритыми затылками из команды «молчи-молчи».
— Хорошо, — подавленно ответил подполковник Кузнецов и чуть помедлив, начал доклад. — Сегодня ночью примерно в 2 часа 40 минут на участке Новосельцева.
— Кто такой Новосельцев? — перебил вновь комполка политработник.
— Это мой командир третьего батальона.
— Продолжайте.
— Этой ночью немцы нанесли сильный концентрированный артиллерийско-минометный удар на взвод боевого охранения и передовые траншеи батальона Новосельцева. Огонь был столь плотный и точный, что смял пулеметные точки и батарею 45-ок. Затем он был перенесен на соседние подразделения, а позже на глубину всего батальона. Практически он велся постоянно. В это же время под покровом темноты немцы в количестве двух-трех рот ворвались в траншеи и подавили сопротивление наших бойцов. В этом им помогали выдвинувшиеся на огневой рубеж самоходные артиллерийские установки.
