— Искать! Лучше искать! — настаивал подполковник Кузнецов, так как время, данное ему начальником политотдела корпуса, вышло. Нужно было докладывать о первых результатах поиска. — Куда ведут следы, Селезнев?
— На юго-восток по гравийке в сторону Буда-Кошелево.
— Сажайте немедленно взвод на машины, и продолжайте поиск, только будьте осторожны. Не спугните врага. Да и по этой дороге должна двигаться комиссия из армии, если встретите, то пусть командир взвода сопроводит ее, а вам искать. Искать, Селезнев! Враг, где-то рядом, вы идете по их горячим следам. Я чувствую это.
— Товарищ подполковник! Может это наши отрабатывают маневр, а мы ищем кота в мешке. Бойцы устали.
— Никаких привалов, капитан. Только искать!
— Есть искать, — вяло ответил офицер и передал трубку радисту. — Что стоите, соколики. К машине и вперед. Заводи, Сергеич, свою полуторку.
— К машине! — звонким с надломом голосом повторил команду командир взвода и строго посмотрел на куривших солдат. Те с ропотом, сделав по последней затяжке махры, быстро забрались в кузов. — Можно ехать! — сделал отмашку лейтенант.
— Смотреть всем в оба! — стоя на подножке крикнул бойцам Селезнев. — Если что заметите, стучите. Все, Сергеич, поехали.
Капитан захлопнул дверь, и две полуторки, натруженно взяв старт, раскачиваясь, покатили на юго-восток. Однако ехать, долго не пришлось. Не дойдя нескольких километров до Белицка, солдаты застучали по крыше кабины, да и водитель первой машины уже сам затормозил, заметив впереди развороченный кювет дороги и следы недавнего боя.
— Всем оставаться на месте! — взволнованно приказал капитан, выйдя из кабины и, осторожно прошелся вперед.
То, что здесь был бой, Селезнев убедился сразу. Свежие бурые пятна, запекшейся крови на камнях гравийки, валявшиеся недалеко пустые автоматные гильзы, многочисленные, беспорядочные отпечатки сапог, явственно говорили о недавней разыгравшейся трагедии. Да и сам воздух, показался капитану прогорклым и тяжелым, который всегда стоит некоторое время на месте боя. Он медленно обошел воронку, отметив про себя калибр фугаса Т-34, и случайно ковырнул сапогом ее край и ахнул от неожиданности. Из – земли торчала чья-то оторванная рука и обгоревший кусок солдатской гимнастерки. Капитан дернулся, словно был поражен электрическим током и отвернулся от ужасной находки. Сдерживая в себе тошнотворный комок, он выругался и, приподняв голову, посмотрел в сторону леса, куда шла протоптанная сапогами свежая тропинка. По ней явно что-то волокли. И в этот момент до его сознания дошла картина скоротечного, безжалостного боя. Он понял, как все произошло. Но он не хотел верить и отгонял саму мысль, что этот бой, как-то связан с комиссией из политотдела армии. Тем не менее, с его лица не сошел испуг, когда он прибежал к машине и отдал команду на прочесывание леса.
— Что-то случилось, товарищ капитан? — на него были устремлены глаза молодого строгого офицера.
— Не знаю, Никитин, — ответил тот и растерянно посмотрел на командира взвода. — Видно, случилось. Притом… Непоправимое…
Через полтора часа найденные в лесу тела офицеров и солдат штаба армии были доставлены капитаном Селезневым в полк.
Командир полка побледнел, услышав доклад о происшествии и еще не веря словам, произнесенным помначштаба, бросил тому в лицо: — Не может этого быть, капитан! Ты представляешь, что ты говоришь? Как я буду докладывать такие сведения наверх? Может они не из армии?
Капитан молчал, опустив голову.
— Может ты ошибся, Селезнев?
— Нет, товарищ подполковник, — тихо и растерянно, осознавая частично и свою вину в происшествии, проговорил капитан. — Ошибки не может быть. Бойцы узнали комсорга армии.
— Пойдем. Я должен убедиться в этом сам и воочию.
Кузнецов нервно и быстро вышел за Селезневым и направился к медсанбату, куда были доставлены тела погибших боевых товарищей…
Сильное внутреннее волнение мешало сосредоточиться командиру полка и доложить начальнику политотдела 29-го стрелкового корпуса, а затем в дивизию о происшествии. Шутка ли сказать, его полком пропущены диверсанты, следы которых он потерял и которые уже успели расстрелять комиссию политотдела армии, направлявшуюся к нему.
— Водки налей! Помянем! — кивнул головой Кузнецов ординарцу и поставил на стол два граненых стакана, вернувшись из медсанбата. — Бери начштаба, для храбрости, — и немного дрожащей рукой взял стакан, наполовину заполненной прозрачной жидкостью. — Пусть земля им будет пухом… А этих гадов! Если не мы, так другие достанут. Скоро под их ногами земля будет гореть от нашей мести.
Командир зло посмотрел в сторону передовой. Его зрачки расширились. — За каждого убитого бойца пять фрицев останется лежать на этой белорусской земле. Мы еще покажем, как умеют русские воевать… — после чего, он сделал короткий выдох и выпил залпом содержимое стакана.
Горстью захватил квашеной капусты из глиняной посуды и, закусывая ею, подошел к телефонисту. — Вызывай «второго»…
Преследование немецкого танкового взвода было прекращено. Тот обошел стороной Белицк и по бездорожью устремился на юг. Следы его были утеряны. Нужна была незамедлительна помощь авиации или танковых частей. 413-й стрелковый полк не располагал ни тем, ни другим.
Подполковник Кузнецов доложил по команде о трагедии и о принятых мерах поиска немецких разведчиков и ждал решения своей участи. Но о нем временно забыли. Переданные им сведения о диверсантах, были настолько серьезны и неожиданны для вышестоящего командования в период подготовки к операции «Багратион», что потребовали их личного, решительного вмешательства, подключая в дело поиска и ликвидации врага бронетанковые подразделения, авиацию, а также подвижные группы армейской и даже фронтовой разведки и были взяты на контроль в штабе маршала Рокоссовского.
Май 1944 года. В расположении 9-й армии Вермахта под Бобруйском. Группа армий «Центр». Восточный фронт.
Представительский «Хорьх-930V» с 90-сильным мотором, не спеша доставлял генералитет 9-й армии Вермахта к военному аэродрому. Яркое полуденное солнце, отражаясь от полированных до блеска бамперов легковой машины, веселыми зайчиками прыгало по неровной прифронтовой дороге, ослепляя дежурные посты и патрульный транспорт. Встречная военная техника, подразделения гренадеров, издали завидев важный эскорт, прижимались к бровке дороги и при его подъезде с должным подобострастием отдавали честь. Многие знали, что это машина командующего армией.
В это время генерал-полковник Харпе вальяжно восседал на кожаном диване лимузина и с любопытством рассматривал дорогу и своих солдат и мысленно прощался с 9-й армией. На его холеном, раскрасневшемся от позднего сытного обеда лице, обласканном майским солнцем, не было печали. Наоборот, на нем изредка появлялась потаенная улыбка.
Генерал щурился, отворачивался от солнца, но оно вновь догоняло его. Дорога, петляя от Бобруйска, вела на юго-запад. Вскоре мелькающие серые однообразные картины прифронтовой жизни ему надоели. Харпе еще раз улыбнулся про себя и затянул шторку бокового стекла.
Дождливая холодная погода, пришедшая с северным циклоном, и стоявшая несколько дней, изменилась. Май начал показывать себя с лучшей стороны. Это в душе радовало Харпе. Природное потепление навевало у него положительные служебные параллели. Он получил третью четырехлучевую золотистую звездочку на генеральские погоны. Он отбывал в северную Украину принимать 4-ю танковую армию. Это не в штаб ОКВ, как он предполагал, но все же повышение. Он уходил от назревавших и до боли кричащих проблем, связанных со скорым наступлением русских. То, что наступление будет, он уже не сомневался. Полученные шифровки от «Арийца» настоятельно требовали переосмыслить видение направления главного удара русских. Сведения доказывали, что русские скрытно в ночное время перебрасывают новые стрелковые дивизии и дальнобойную артиллерию, а также большое количество боеприпасов к линии фронта. Концентрация сил проходит при тщательной маскировке, наведении ложных переправ и установок ложных батарей.
Все эти разведданные противоречили официальной доктрине ОКВ на летнее наступление русских. Несмотря на это, он незамедлительно доложил о полученной информации командующему Группы армий «Центр» фельдмаршалу Бушу, прощаясь с ним в Минске. Однако тот отнесся к его докладу скептически и подверг его остракизму. Недавние аэрофотосъемки, донесения с других участков фронта не подтверждали подготовку русских к глубокому стратегическому наступлению. Тем не менее, фельдмаршал позвонил в Ставку Фюрера. Но результат, как Буш и предполагал, был отрицательный. Фюрер подсев на ошибочный прогноз, поданный его любимцем «пожарником» генерал-фельдмаршалом Моделем о подготовке русских ударить им в «подбрюшье» со стороны северной Украины, даже слушать не захотел об изменении стратегических взглядов на лето 1944 года.
