Борис Михайлович Каменев сосредоточенно играл с карандашом.
Нет, это лишь стороннему наблюдателю могло показаться, что он играет с карандашом. Вернее, с предметом, очень похожим на карандаш. Такой же длины, как обычный карандаш, и тоже шестигранный, матово-серый стержень весил как целая упаковка карандашей. И все потому, что был изготовлен вовсе не из дерева и графита, и даже не из свинца, как его прародитель, а из совершенно иного металла.
Из платины. Из чистейшей платины, пробу которой принято обозначать тремя девятками. После запятой.
Борис Михайлович ставил «карандаш» на попа (и он стоял, благодаря высокой точности изготовления), с дробным звуком перекатывал по столу, постукивал по разным предметам, вслушиваясь… Казалось, что он не может поверить в то, что у него в руке – целое состояние. Хотя, казалось бы, почему не поверить, раз аутентичность платинового стержня подтверждена несколькими экспертизами, многостраничные акты которых лежат тут же.
Старший следователь Генеральной прокуратуры Российской Федерации и рад бы поверить, если бы не один зловредный листочек в стопке подобных, увенчанных грифами уважаемых экспертных организаций. Листочек, утверждающий, что данный стержень является деталью одного хитрого прибора, применяемого в биохимических исследованиях. Что приборы, использующие такие детали, изготавливаются всего одной, не самой известной фирмой, базирующейся в Швейцарии и тесно сотрудничающей со знаменитым ЦЕРНом[21]. Но главное то, что длинная строчка цифр и латинских букв, аккуратно выгравированная (скорее – отштампованная) на одной из граней «карандаша», – это вовсе не абракадабра, как кажется с первого взгляда, а индивидуальный номер данного изделия, продублированный для верности лазерным штрихкодом на противолежащей грани. Как ни крути, а швейцарские гномы не мыслят себе жизни без скрупулезного учета. Особенно – деталей из драгоценных металлов, которым, вообще-то, место не в разных там приборах, а в банковских сейфах, за надежными замками.
«Эка невидаль! – сказал бы непосвященный. – Детали из драгметаллов широко используются в электронике. В любом паршивом мобильнике найдется пара-другая граммов серебра и даже чуть-чуть золота!» Правильно, найдется. Но что делать, если деталей таких – целый ящик. И не один.
«Общим весом, – всплыло в памяти следователя, – семьдесят четыре килограмма восемьсот сорок граммов…»
Но и это не так заботило слугу закона – случалось задерживать грузы на большие суммы. Наркотиков, например. Или похищенных в заброшенных храмах икон шестнадцатого-семнадцатого столетий.
Но там было проще. Потому что ни пакетики с героином, ни темные от времени доски с едва различимыми строгими ликами в тускло-золотых нимбах не имели номеров. А платиновые «карандаши» – имели. И номера эти совпадали до последней цифры у всей партии. И оставалось лишь гадать, что это – умопомрачение, внезапно сразившее швейцарцев, или что-то иное? В массовую шизофрению швейцарских мастеров верилось слабо, а значит, оставалось одно: где-то на территории Российской Федерации действует преступная организация, способная не только получать платину высокой чистоты, но и владеющая технологией ее точной обработки и нанесения специальной маркировки. Но, при всей своей высокотехнологичности и продвинутости, не подозревающая, что цифирки на ребре шестигранного стержня – аналог серийного номера на денежных купюрах. А, как ни крути, в полуграмотных фармазонов, шлепающих изделия, по сравнению с которыми фальшивые монеты и стодолларовые купюры – детский лепет, верилось с трудом.
– Мамой клянусь, – вспомнил Борис Михайлович допрос бизнесмена, пытавшегося переправить на Запад семьдесят пять без малого кило платины, замаскированной среди обычного металлолома. – Не знаю, откуда это взялось. Добрые люди посоветовали купить… Недорого совсем – клянусь!.. Ну да – знал, что это платина… Заработать хотел… А что: фальшивая оказалась?..
Каменев вздохнул, спрятал «карандаш» в пластиковый пакетик, запер в сейф и набрал номер помощника.
– Свяжитесь с этой фирмой… «Хансен Электропхизикверке», – прочел он, близоруко поднеся листок к самым глазам. – Что?.. Знаю, что не в Урюпинске. Представьте себе – знаю. Свяжитесь и выясните, кому поставлялись приборы, использующие стержни… Ну и что, что тысячи? Мне вас учить, как работать? Все, выполняйте – через неделю детальный отчет должен лежать у меня на столе. Причем меня интересуют все покупатели приборов: не исключено, что они поставлялись в Россию в обход официальных каналов. Работайте.
– Пусть побегают, – сообщил старший следователь выключенному коммуникатору. – А то обленились совсем!
Руки так и тянулись снова достать из сейфа платиновую игрушку, но мужчина переборол себя и, водрузив на нос очки, принялся перечитывать – по десятому, наверное, разу – экспертные заключения…
15
Немногочисленные пассажиры «Яка», совершившего посадку в аэропорту Усть-Маганска, весело переговариваясь, топали к зданию аэровокзала – приземистому зданию из стекла и бетона, выстроенному в незапамятные времена в архитектурном стиле брежневское рококо – поскольку из-за незначительной величины данного авиатранспортного узла автобусы были тупо не предусмотрены. Да и вообще, царили на невеликом поле, местами заасфальтированном, местами забетонированном, но в основном – поросшем ржавым прошлогодним бурьяном, не самолеты, а винтокрылые машины. Такова уж была специфика данной местности, где «кругом пятьсот», как в песне поется. Добираться до затерянных в тайге населенных пунктов было жизненно необходимо, лошади и собачьи упряжки за последние полвека как-то вышли из моды, а колесно-гусеничная техника вязла в зависимости от сезона то в снегу, то в болоте. Оставался только воздух, но обеспечить ровную площадку для посадки и, что самое главное, последующего взлета аэроплана – в девяноста девяти случаях из ста было невозможно в принципе. Поэтому вертолет, вертолет и только вертолет был здесь рабочей лошадкой. А также санитарной машиной, такси, грузовиком, школьным автобусом и авто представительского класса.
Двое из прилетевших в здание аэропорта не торопились. Мужчины средних лет, выглядевшие очень и очень иностранно, что, собственно, редкостью в здешнем нефтеносном краю с некоторых пор не являлось, неторопливой походкой направлялись в прямо противоположную аэровокзалу сторону. Если быть точным – к стоявшему особняком от остальных вертолету, казавшемуся на фоне обшарпанных отечественных машин выпуска шестидесятых-восьмидесятых годов роскошной иномаркой. Коей, впрочем, и являлся, будучи гражданской модификацией боевого «Ирокеза», без которого не обходилась практически ни одна война за прошедшие пятьдесят лет.
– Александр Игоревич! – подскочил невысокий лысоватый пилот, скучавший на откидном трапе заморского чуда. – Чего вы так долго? Я тут с шести утра баклуши бью!
– Рейс задержали, – мужчина с седым виском крепко пожал протянутую руку. – В Москве льет как из ведра. Знакомься, Михалыч: Вальтер Шмидт, новое светило в нашу ученую команду. Юрий Михайлович Семецкий – мой личный пилот, телохранитель и бог знает кто еще. Одним словом – человек, которому я доверяю на сто два процента.
– Сто два? – озадаченно потер переносицу указательным пальцем немец. – Процента?
– Шутка! – улыбнулся Александр Игоревич и полез в салон вертолета.
А еще через пару минут геликоптер, легко оторвавшись от земли, плавно развернулся в воздухе и взял курс на северо-восток…
Немец, утомленный долгим перелетом, сменой часовых поясов, а главное – русским гостеприимством еще в Москве, дремал в кресле, прислонив голову к мягкой обивке борта, благо в салоне вибрация двигателя почти не ощущалась, а Александр никак не мог оторваться от расстилающегося за иллюминатором пейзажа.
Минуло уже семь лет с того момента, когда впервые он проделал тот же маршрут: сначала пешком (спасибо ротмистру – воспоминаний об этом не самом приятном путешествии в его голове не сохранилось), а потом – на совсем не похожей на сегодняшнюю винтокрылой машине. Правда, с тем же пилотом в кабине. Сколько раз ему пришлось за эти семь лет повторить это воздушное путешествие, он сейчас точно сказать не мог – слились в один похожие, как близнецы, перелеты. Да и вытесняли воспоминания о них сюрпризы, которыми раз за разом не уставал одаривать своего первооткрывателя Корабль. Неисчерпаемый кладезь, изучаемый уже семь лет подряд, но, кажется, не открывший и тысячной доли своих секретов…
«Чем же удивит меня на этот раз Олег Алексеевич? – думал бизнесмен, задумчиво поигрывая пузатой хрустальной рюмкой, наполовину наполненной коньяком: столик между креслами был любовно сервирован понимающим толк в этих делах Михалычем. – Что-то он был особенно загадочен в последнем разговоре. Сто пудов приготовил мне какую-нибудь диковину!»
