Из прошлой жизни я знал, что онкологию лучше всего лечат в Израиле, Штатах и в Германии. В той, которая не из лагеря. Беда в том, что здесь и сейчас на дворе эпоха железного занавеса. Выехать уже можно, но оформление этого выезда может тянуться непредсказуемо долго. А раку все равно, он скидок на сроки покидания соцлагеря делать не будет. Он сожрет профессора Лишневского без жалости и отсрочек.
— В Израиль Льва Борисыча надо везти, тогда у него шанс появится! — осторожно встряхнул я осунувшуюся женщину, — Берите его медицинские документы с заключением и самолетом в Москву! Падайте в ноги своим цековцам и просите выпустить вас как можно быстрее!
Левенштейн подняла на меня испуганные глаза. В них был проблеск надежды, но он терялся в волнах растерянности и неприятия. Не помещались мои слова в голове идейного доктора марксистко-ленинских наук.
— Сережа... но ведь это невозможно! — жалобно простонала она, — Мы с Левой не можем предать свою родину!
Пана Борисовна смотрела на меня с укором и надеждой. Она искренне не могла принять сказанное мной и в то же время очень хотела, чтобы я ее переубедил. Единственное, что сейчас я знал точно и в чем был абсолютно уверен, так это в том, жалеть старуху нельзя. Если я ее пожалею, то никаких шансов у Лишневского не будет.
— Слушайте меня внимательно, Пана Борисовна! Если вы поступите по-другому, то вы убьете своего брата. Вместе с раком убьете! — я изо всех сил держался, чтобы сохранять твердость во взгляде и в голосе.
Старуха пристально смотрела мне в глаза и по ее щекам текли слезы. Такой растерянной и смертельно несчастной я ее еще не видел. Мне кажется, что даже на похоронах Сони она держалась лучше.
— Хорошо! — Левенштейн отвела взгляд и я облегченно выдохнул, еще несколько секунд и я бы сам сломался, — Но где взять деньги? Ведь никто бесплатно Леву там лечить не будет! — она грустно посмотрела на меня.
— Деньги будут, это мы решим! — окончательно успокоился я, — Вы только договоритесь, чтобы вас без досмотра выпустили.
Глава 16
Когда через сорок минут из троллейбуса выпорхнула полковничья дочь, голову мою наполняли далеко не самые романтические мысли.
— Привет! — легкомысленно-красивая барышня подскочила и клюнула меня в щеку. — Давно ждешь? — она жизнерадостно подхватила меня под руку.
В очередной раз вяло пожалел об отсутствии в нынешнем своем бытии сотовой связи. Отменить бы эту встречу час назад… Сознание, пришибленное тяжелой вестью, совсем не хотело праздности и развлечений. Мозг пытался работать над решением возникшей смертельной проблемы. В первые минуты я даже удивился тому, как больно меня резанула эта нехорошая новость про смертельную болячку сонькиного отца. Вот уж действительно, пока вокруг есть воздух, ценности его не замечаешь. Разум был, если и не в панике, то, как пыльным мешком пришибленный. Очень хотелось помочь Льву Борисовичу. Я понимал, что и сестра его долго на этом свете не задержится, если он уйдет. Жизнь моя на этом, конечно, не закончится, но какая же это жизнь, если ты в ней один. Как мокрая бесхозная собака в холодных осенних сумерках…
— Ты чего такой грустный? — почти сразу заметила мою невеселость Полина, — У тебя что-то случилось? — она загородила мне дорогу и тревожно всмотрелась в лицо.
— Случилось… — сам удивляясь своей простодушной откровенности, не стал я скрывать беды от этой посторонней девчонки, — Близкий человек у меня заболел. Очень серьезно заболел! — я обошел девушку и тронулся по тротуару дальше.
В душе колыхнулось раздражение к этому цветущему и не знающему проблем существу. Умом понимая, что Полина меньше всего виновата в происходящем, я продолжал злиться. Опять прыщавый юноша прорезался в сознании старого волка. Беспричинно озлившегося на безвинного человека юнца надо было ставить в рамки. Иначе, с такими нелогичными и внезапными реакциями можно будет крепко подставиться. Когда-нибудь.
— Слушай, у меня есть дядя Володя, мамин брат, он очень хороший врач! Хочешь, мы с тобой прямо сейчас к нему поедем? — снова заступила мне дорогу девчонка, — Он заведующий отделением в больнице и кандидат медицинских наук! — она взяла меня за руку и потянула к остановке.
— Бесполезно, не лечат в нашей стране такие болячки, — вздохнув, покачал я головой, — Спасибо тебе, хорошая ты! — как-то само по себе вырвалось у меня.
Ожидаемой самодовольной улыбки в ответ не последовало, девушка по-прежнему озабоченно вглядывалась в мое лицо. И правда, хорошая она! Теперь уже я сам взял ее под руку и мы медленно пошли по тротуару, стараясь не мешать своей неспешностью прохожим. Полина, растеряв всю свою веселость, шла молча, время от времени искоса посматривая на меня и стараясь идти со мной в ногу. В душе появилось чувство вины за то, что повел себя как прыщавый эгоист-подросток, из-за собственной беды отравив настроение этой доброй девчонке. Захотелось как-то отвлечь ее от переживаний за мои проблемы.
— Расскажи лучше, где ты учишься? Давно ли замужем и сколько у тебя детей? — я все же решил добиться от барышни улыбки.
Сначала девушка остановилась и уставилась на меня округленными глазами, но уже через несколько секунд не удержалась и прыснула. Потом и вовсе засмеялась. Глядя на ее искреннее, почти детское веселье, улыбнулся и я.
— Пошли куда-нибудь в теплое место, съедим по пирожку? — пошел я наперекор собственным ограничениям, которые я установил для себя в общении с Полиной, — Где тут поблизости можно что-нибудь съесть и потом не попасть в отделение к твоему дяде Володе? — обратился я ко все еще улыбающейся девушке.
— Мой дядя не в инфекционке работает, он в челюстно-лицевой хирургии, — гордо поправила меня моя спутница. — И, кстати, один из тех, кого ты побил, у него сейчас лежит.
— Эвон, как! — удивился я, будучи в курсе, что в прямо в черте города, пусть и на окраине, располагалась тюремная больничка, где и должен был находиться болезный, — Гудошников, наверное, его фамилия? — уверенно спросил я девушку, теперь уже точно зная, что будущего юриста отмазали вчистую.
— Не знаю, — пожала плечами та, в чьей ширинке и копошился этот потенциальный правовед, — Дядя Володя говорит, что он теперь навсегда с плоским лицом останется! И хорошо, что кости носа ему в мозг не проникли, тогда он бы умер! — она зябко передернула плечами.
— Жаль, что не проникли, надо было посильнее ударить, — машинально произнес я, то, что и думал, но чего не следовало произносить при девушке.
— Сергей, что такое ты говоришь! Как ты можешь?! — удивленно, а потом с надеждой, стала высматривать в моих глазах признаки неудачной шутки Полина, — Ты ведь это несерьезно?
— Серьезно! — холодно посмотрел я в глаза слишком доброй дурочки, которая искренне полагает, что жизни достойна любая тварь, рожденная в этом мире и по какому-то недоразумению, числящаяся в категории людей.
— Этих уродов было трое. Двое из них уже судимые, — раздельно и внятно выговаривая каждое слово, пояснял я ей свою садистскую бесчеловечность, — Меня ударили сзади по голове. И нам с тобой просто повезло, что ударили меня кулаком, а не железкой. Если бы ударили железкой, то я бы умер или замерз часа через два. А что бы они сделали с тобой, ты и без моих объяснений знаешь.
Даже в вечерних сумерках было заметно, как густо покраснела дочь транспортного милиционера. Закусив губу, она отвернулась. Пылкий гуманизм и человеколюбие на время покинуло сознание барышни. Но, думаю, что не на долго. А может быть, это не так уж и плохо. Добрая Полина мне нравилась больше, чем ее злая сестрица Нюрка Злочевская.
— Ты обещал теплое место и пирожок! — дергала меня за рукав еще совсем недавно возмущенная моей жестокостью мадемуазель Дорохова. Она снова улыбалась мне. Тряхнув головой, я очнулся.
Потом начал вспоминать, где здесь поблизости находится хоть какая-то точка общепита. До ближайшего кафе «Звездное» надо было ехать на трамвае остановок пять. В шаговой доступности была только крошечная пельменная. На четыре или пять столиков, за которыми люди едят стоя. Единственным, но решающим плюсом этого заведения были чебуреки, которые там подавали. Эти чебуреки, не в пример пельменям, были почти настоящими. То есть, в меру прожаренные и с правильной пропорцией лука к мясу. Но больше всего меня каждый раз удивляло, что масло, в котором их жарили не было позавчерашним. Стоили они дороже порции пельменей, однако даже при воспоминании о них у меня каждый раз неизменно начиналось слюноотделение. Как у собаки Павлова.
