— На экскурсию — это хорошо, — кивнул генерал. — Мне вообще у вас всё интересно, просто по улицам ходить, хоть в богемном кабачке, хоть в извозчичьем трактире разговоры слушать.
Настоящих извозчиков в Москве лет пятьдесят как не было, если не считать некоторого количества конных экипажей, используемых для развлечения туристов и в ритуальных (свадьбы или, наоборот, похороны высшего разряда) целях. Но несколько заведений с характерной, зелёной с золотом, вывеской Мятлев, проезжая по улицам, видел. Об этом и спросил, попутно вспомнив Гиляровского.
— А, это такая традиция, — махнула рукой Людмила. — Как в Англии. У нас с незапамятных времен все водители такси и прочего наёмного транспорта входят в профсоюз извозопромышленников. А трактиры и некоторые кабаки[28], ими излюбленные, выполняют функцию своеобразных клубов.
— Понятно. Приятно жить в стране с традициями. Выпьешь? — неожиданно спросил Мятлев. Людмила хотела отказаться, но потом решила, что поддержание уровня общения важнее. Незаметно передвинула верньер гомеостата на два деления. Теперь алкоголь распадётся в организме до воды и углекислого газа, минуя промежуточные стадии всяческих альдегидов через пятнадцать минут, хоть бутылку из горлышка выпей.
— С кофе немного можно. Мы пока никуда не спешим.
Генерал, начав с утречка на вчерашнее, уже слегка плыл. Совсем чуть-чуть, но Вяземской было заметно.
Чтобы «уравнять шансы» и подтвердить репутацию отвязанной девчонки, да вдобавок строевого офицера, она не спеша, мелкими глотками выпила коньяк, закусила ломтиком острого сыра.
— Скажи мне, Люда, — вдруг вернулся к занимавшей его едва ли не пуще вопроса собственной безопасности теме, — только ну совершенно между нами. Как офицер обещать можешь?
— Если касается лично меня, а не службы — могу.
— Тебе Герта ничего не говорила? Наверняка ведь касались вы этой темы. Ну, как она ко мне… Честно скажи, без всяких уловок. Нужно мне это, понимаешь. Иначе я просто брошу это дело. Не смешно разве — сорокалетний мужик перед девчонкой стелется, карьерой и семьёй рискуя, а она, возможно, только посмеивается, отойдя в сторонку. Нет, от наших совместных планов я не отказываюсь, не думай, что Леонид Мятлев ради «ля плю бель филь»[29] соглашается всю мировую систему то ли обрушить, то ли перестроить. Не Парис я и не царь Менелай. Просто желаю своё в этой истории положение отчётливо понимать… И дураком не выглядеть.
Примерно то же самое он уже спрашивал у Ляхова, правда, в другое время и в другой обстановке, которая успела существенно поменяться, даже относительно его собственных чувств.
Людмила засмеялась. Очень дружески положила ладонь на руку генерала, а глазами указала, чтобы налил ещё.
Мятлев мельком удивился — это же у неё выйдет больше ста грамм с утра без закуски? Зверски пьют господа «печенеги», не хуже старинных кавалергардов, пусть и девицы. Ну а его какое дело? Ну, пусть наберётся, завалится спать, а он с Гертой гулять отправится. Где-нибудь в «Национале» или у «Тестова» позавтракают плотненько…
Что сам он может набраться быстрее Людмилы, ему в начавшие сладко туманиться мозги не приходило.
— Что я скажу? Шансы у вас есть, как у каждого, кто хочет понравиться девушке, тем более — свободной. Другое дело — как ими воспользоваться. До вчерашнего вечера вы ей были достаточно интересны как человек и как мужчина. Поменялось что-нибудь с тех пор — не знаю, утром с ней не виделась. Вы бы должны сами лучше меня её ауру чувствовать. Ещё более откровенно, раз уж мы по-офицерски говорим — отдаваться вам из любопытства или чтобы «сделать приятное» она не собирается. Не та натура. Даже если бы этого «интересы службы» требовали. На такой случай мы бы сотрудницу с другими принципами привлекли. Вот если сама решит, что вы — «её человек», тогда всё возможно.
Вяземская взяла сигарету, подождала, пока Мятлев поднесёт зажигалку. Мизансцена требовала такого внешне незначительного штриха. Дымящаяся в длинных пальцах сигарета и слегка нервная затяжка придавали словам Людмилы искренности и убедительности.
— Как вы воспользуетесь этой информацией — ваше дело. Я не сводня, и опыт мой в таких делах — стремящаяся к нулю величина. Давайте лучше о деле, а то скоро Герта проснётся, и вам будет не до него. — Девушка улыбнулась понимающе и даже сочувственно. — Я вот какое решение приняла, пользуясь своими правами: в ту Москву я схожу одна. Встречусь с вашим другом, передам ему то, что считаете крайне важным. Или лучше — напишите записку, сообщите, что хотите (я читать этого не буду), добавьте, что форс-мажорные обстоятельства не позволяют вам вернуться минимум двое суток. Заодно попросите связаться с человеком из вашей организации, которому безусловно доверяете, с тем же Санниковым, если он действительно надёжный человек, передайте поручение — выяснить, кто организовал слежку за нами и за вами. Предпринимать совсем ничего не нужно, только выяснить… А потом у нас найдутся способы прекратить это безобразие.
— По вашей радикальной методике? — спросил Мятлев, подразумевая акции, с помощью которых Фёст демонстрировал Президенту свои возможности.
— Имейте в виду, Леонид Ефимович, — мило, почти соблазнительно улыбаясь, сказала Вяземская, — подразделения «Печенег» были созданы ещё до занятия Престола Олегом Константиновичем, во времена «демократической республики», как лично ему преданное подразделение специального (в широком смысле) назначения. За пределами Московского округа «печенеги» фактически считались «вне закона», отношение к ним было немногим лучше, чем к «организованным преступным группировкам», оттого любые наши методики и акции поневоле были крайне радикальными. Вторых шансов «печенегам» ни действительные враги, ни правоприменительные формирования петроградской власти обычно не давали…
— Теперь уже я вынужден возражать, — генерал встал из за стола. — Как я могу согласиться на твой «одиночный рейд», если, по твоим же словам, обстановки ты как следует не знаешь, твои портреты (если враги Президента и наши собственные оборотни перешли к решительным действиям) наверняка растиражированы в тысячах экземпляров, и ты, и Герта, и Вадим, возможно, числитесь во всероссийском розыске, тайном или явном… Слишком вы ловко и даже вызывающе умыкнули меня из парка. Сейчас там, может быть, землю в буквальном смысле роют, ищут тайный ход ко «второму» или «третьему» метро.
— Как раз за меня можете не опасаться. Внешность я изменю до полной неузнаваемости, оперативная подготовка у меня лучше, чем у любого из ваших сотрудников или врагов. Это в технике «первая Земля» вторую опережает, а «человеческий материал»… Не приходилось слышать, как отряд Ляхова в Москве с наёмниками из вашего мира, подкреплёнными тяжёлыми танками, разделался?
