Оговорюсь, однако, что, несмотря на нынешнее весьма плачевное положение дел, я всё же считаю себя связанным нерушимыми орденскими клятвами, а посему наиважнейшие тайны, связанные с историей и традициями Ордена, ни в коем случае не будут разглашены - во всяком случае, мной. В частности, я поклялся никогда не называть имени нашего Гроссмайстера и его ближайших помощников..."
Власов криво усмехнулся: после столь напыщенноё клятвы ему стало понятно, что старик намерен рассказать всё, что знает, а может быть, и чуть больше. Это живо напомнило Фридриху ту своеобразную манеру держать слово, которой отличался другой Зайн - к сожалению, успевший-таки улизнуть в свой иудейский ад, или что там у юде вместо ада... Во всяком случае, имя Гроссмайстера, формально не названное, было обозначено более чем очевидно - по крайней мере, для тех, кто знает историю не по школьным учебникам, откуда упоминания Рудольфа Хесса и впрямь были вымараны.
Следующие два листа в платтендате отсутствовали, а сто девяносто восьмая страница начиналась словами:
"...не имеет никакого отношения к комической и зловещей попытке "возрождения" Ордена, то есть его "преобразования" изменником и предателем Райнхардом Хейдрихом. Предвосхищая дальнейшее, скажу, что именно настоятельная необходимость избавиться от этих людей очень сильно повлияла на те решения, которые принимались в те трагические дни всеми заинтересованными сторонами.
Теперь, наконец, я могу сказать правду и о личном составе последнего истинного извода Ордена. Насколько мне известно, в период до 1941 года его ряды украшали такие выдающиеся дойчи, как..."
Следующие двадцать с чем-то строчек были стёрты редактором изображений - на их месте был нарисован перечёркнутый квадрат. Из-под него высовывалась только последняя строка, явно оставленная специально:
"...и бывший церковный служка в бенедиктинском монастыре, впоследствии обладатель партийного билета с однозначным номером некоей малочисленной партии".
Власов невольно вздрогнул. Как всякий честный дойч, он видел этот партбилет, хранящийся под слоем бронированного стекла в Пантеоне Национал-Социалистической Партии в Мюнхене.
Он оторвался от текста, чтобы посмотреть на часы. Времени до открытия банков оставалось еще достаточно, так что можно было позволить себе спокойно обдумать новую информацию.
В принципе, рассуждения о связях хитлеровской верхушки с остатками Тевтонского Ордена были не новостью - во всяком случае, на Западе, где невежественная публика обожала всё "тайное", "уходящее в глубь веков" и обязательно страшное. Тевтонский Орден с его историей как нельзя лучше подходил для демонизации: военная машина, перемоловшая западнославянские племена и воздвигшая на их землях города Дойчской Марки, выглядела и впрямь внушительно. Правда, сам проект расширения на Восток огнём и мечом и германизации славянских земель оказался элементарно нерентабелен, а потому и сошёл с исторической сцены, уступив место рационально организованному прусскому Райху, который утилизовал и использовал орденское наследие, включая символику, систему званий и боевых наград. Какие-то остатки орденских структур существовали и по сей день: отчаянно напрягая память, Фридрих вспомнил, что лет пять назад по польским делам проходил "аббат-хохмайстер Ордена" откуда-то из-под Вены. Кажется, это был престарелый идиот, которому взбрело в голову выступить с милитаристской речью на тему "недоцивилизованных" поляков и прочих славянских народов. Разобравшись, - время было горячее, и несчастного старика приняли было за провокатора - на него слегка цыкнули и оставили в покое. Помнится, Мюллер со свойственным ему юмором предлагал отправить аббата-хохмайстера к доктору Менгеле на опыты: пробовать на нём новейшие седативные препараты... Ничего более существенного за Орденом не значилось.
Рассказ цу Зайн-Витгенштайна позволял посмотреть на дело под другим углом. Если Тевтонский Орден и в самом деле продолжал существовать - не как оперетка, а как дееспособная структура - вплоть до тридцатых-сороковых годов и в нём состояли достаточно серьёзные люди, то здесь и в самом деле можно говорить... Здесь Власов себя решительно оборвал. О чём тут можно говорить? В конце концов, вспомнил он, любой серьёзный политик состоит в десятке-двух разных организаций, в том числе и таких, которые не афишируют свою деятельность. Как правило, он делает это не для того, чтобы служить этим организациям, а для того, чтобы пользоваться их финансовыми и человеческими ресурсами, а также иметь площадку для распространения собственных идей. Тем более, в двадцатые годы, когда Германия была унижена и раздавлена, а патриоты искали утешения в славном прошлом, интерес к Ордену было вполне объяснимым - особенно для католиков, хотя бы номинальных. Хитлер к таковым относился: он и в самом деле родился в католической семье и в детстве учился в бенедиктинском монастыре. Впоследствии, ища тех людей, которых он мог бы возглавить и повести за собой, Хитлер вполне мог набрести и на людей из Ордена. Из этого ничего не следовало, кроме того, что он какое-то время состоял в этой курьёзной организации, вот и всё.
Однако, если Гроссмайстер Ордена и в самом деле занимал то высокое положение, на которое намекал - да что там, писал почти открыто - Зайн-Витгенштайн, это несколько меняло дело. К тому же, судя по тому, что уже было сказано, Орден и в самом деле давал своим членам некие возможности - например, распространял по своим каналам закрытую информацию. Другой вопрос, насколько секретарь Хитлера влиял на его реальные решения... Впрочем, напомнил себе Фридрих, западный обыватель в любом случае сделает свои конспирологические выводы, а атлантистская пропаганда найдёт, с чего здесь поиметь свой барыш.
Он вернулся к тексту. Дальше в нумерации была зияющая дыра: очередной дат начинался с двести шестьдесят первой страницы. Почерк здесь стал уже более неряшливым - старику либо надоело выписывать завитушки, либо он просто торопился - но при том, как ни странно, более удобным для чтения.
"... с ним подробную беседу, продолжавшуюся далеко за полночь. Мы оба сходились на том, что все здоровые национальные силы должны объединиться, чтобы предотвратить опасность, нависшую над нашей возлюбленной Родиной. Увы, опасность эта исходила от тех, кто был вознесён к высшему служению ей - то есть к кормилу власти.
На предыдущих страницах я приводил довольно примеров нелепых, вздорных и даже преступных решений, которые принимались так называемым "Фюрером дойчской нации". Какое-то время этого человека выручала наглость и своего рода удачливость, присущая выскочкам. Однако, недостаточная глубина мышления, полная неспособность к серьёзной самостоятельной работе, необразованность, отсутствие настоящей внутренней культуры - всё это неминуемо должно было рано или поздно привести к краху всех его начинаний. Тогда это было неочевидно для профанов, но ясно как день для людей более глубоких и умеющих видеть дальше, чем другие.
