нашего «колхоза» ты старая. А в Европе — это, между прочим, самый лучший возраст для женщин считается. У них женщины раньше тридцати замуж вообще не выходят (я точно не знала, было ли в 1980-х годах уже так, но старалась говорить, как можно убедительнее). Представь, поедешь в Москву на Олимпиаду и там какого-то шейха себе найдешь!
Олечка улыбнулась.
— Будешь жить в собственном замке на собственном острове на берегу моря. Слуги будут, бриллианты, гамбургеры! — продолжила искушать я.
Глаза Олечки затуманились.
— Но откуда там шейхи? — робко попыталась воззвать к голосу разума она, но прозвучало это крайне неубедительно.
— А ты хоть знаешь, что инициатором Олимпиады от Олимпийского комитета был барон Эдуард фон Фальц-Фейн? А у него, между прочим, личный замок в Лихтенштейне. И он приедет тоже. И не только он. Знаешь, сколько там других разных баронов и прочих богатых мужчин будет? Говорят, даже один арабский принц приедет, правда инкогнито. Для них твоя красота — каноническая, у них же своих красивых девок давно уже нету — инквизиция еще в средние века всех сожгла, поэтому все только от тебя зависит. Да даже простой футболист за границей знаешь сколько зарабатывает! Ого! Я уверена, что ты легко поймаешь себе иностранного жениха и выйдешь замуж удачно.
— Давай! — решительно сказала Ольга, глаза ее пылали инфернальным блеском. Она рвалась в бой.
— Э нет, сначала оформим отказ, и быстро. Времени-то пару дней осталось, — я посмотрела на нее добрыми глазами и продемонстрировала приглашение. — И комнату Риммы Марковны освободи. Ей тоже жить где-то надо будет.
— Но тут стоит Горшкова Л.С. — растерянно сказала Олечка, заглядывая на картонный листочек.
— Конечно, ведь приглашение выписано на меня. — кивнула я. — Но здесь только инициалы. Ты — Горшкова Ольга Сергеевна — О.С. Получается только одна буква «О» отличается. Я буду готовить документы от депо «Монорельс», и аккуратненько поменяю.
— А на приглашении?
— Я аккуратно дырочку сделаю, маленькую-маленькую. Пишущие машинки иногда прорывают бумагу. Там такая суета будет, поверь, никто к этой дырочке и не придерется. А в списки я тебя сразу запишу так, как надо.
— Так в каждой же делегации руководитель есть, — проявила трезвость мысли Олечка, — Оттуда. В смысле «сверху». Он же сразу все поймет. Кроме того, я же не буду на все эти мероприятия и собрания ходить. С этим как?
— Ой, да ладно тебе прибедняться, — снисходительно пожала плечами я, — с твоими-то талантами. Ты же актриса. Я-то тебя на сцене видела.
Ольга аж вспыхнула от удовольствия и согласилась, с радостью.
Фух, если получится все, как я и планирую, одной из головных болей будет меньше. В том, что семейство Горшковых доставит мне потом кучу хлопот я не сомневалась. А так, если Ольга упорхнет — то вопросы с комнатой и со Светкой отпадут, сами собой. И даже, если ей потом дадут пинком под зад, или никто из заморских женихов не клюнет — то мою квартиру с комнатой Риммы Марковны я до того времени уже разменяю.
Эх, еще бы Горшка куда-нибудь пристроить — и жизнь бы сразу заиграла по-новому!
Да. Вот такой вот я Робин Гуд.
Римма Марковна и Нора Георгиевна сидели во дворе на лавочке и мирно сплетничали, пока Светка в песочнице увлеченно лепила домики, а Лёля дремала рядом. Я прислушалась:
— Вы не правы! Она была тонкой и романтичной женщиной! Настолько интеллигентной, что даже своего супруга, Льва Генриховича, била по голове бюваром исключительно с репродукциями Тициана.
— Но, согласитесь, музицировала она всё-таки дурно.
— Зато так прелестно ухаживала за могилой Льва Генриховича, высадила там лиловую герань и душистый горошек…
— Но Лев Генрихович ненавидел герань.
— Полагаю, в этом и есть причина.
Я хихикнула, и соседки сразу меня заметили:
— О! Лидия! — замироточила Нора Георгиевна. — Когда освободишься — загляни ко мне, я приготовила для тебя дневники Гиппиус.
— А я — рагу и пирог с рыбой — лучезарно ухмыльнулась Римма Марковна, и посмотрела на Нору Георгиевну с победоносным видом.
— Говорят, французские ведьмы готовили рататуй из потрохов мышей и лягушек, — не удержалась от милого комментария Нора Георгиевна, и любезно при этом улыбнулась.
— Не знаю за рататуй, а уж синие книги — точно! — подколола в ответ Римма Марковна, елейным голосом.
— А я для вас — кое-какую информацию, — прерывая ответное возмущение Норы Георгиевны, тоже заговорщицки понизила голос до шепота я. — Конфиденциальную.
Римма Марковна и Нора Георгиевна аж встрепенулись. Мгновенно и Зинаида Гиппиус с «Синей книгой» и рагу были забыты, как несущественное.
— Светочка, — торопливо позвала Римма Марковна, — пошли-ка быстренько домой, пора компотик кушать!
А Нора Георгиевна просто подхватила дремавшую Лёлю на руки и первой метнулась в подъезд.
В общем, после небольшой вступительной речи, вручила я дамам «Манифест» и попросила чуток отредактировать. Ну, запятые там расставить, «жи–ши» всякие проверить… и остальное… «усочнить»… по возможности.
Вечером, отведав рататуй и рыбный пирог, я решила нанести визит Ивану Тимофеевичу.
Сосед принял меня крайне любезно, был мил и гостеприимен, лишь поблескивающие от сдерживаемого смеха глаза выдавали то, что он жутко доволен своей выходкой и никакого раскаяния отнюдь не чувствует.
— Лидия, — весело сказал он, пока мы пили чай на кухне, — твоя последняя заметка имела успех у наших читательниц.
— Я рада, — скромно кивнула я, помешивая чай ложечкой, и добавила. — Но если вы заговорили вдруг о моих успехах, значит, это еще не всё, правильно?
— Правильно, — не стал кривить душой сосед. — Ты же взрослая девушка и понимаешь, что у всякого успеха есть и обратная, так сказать темная, сторона.
— Вы меня увольняете? — вздохнула я и отодвинула чашку. — Надеюсь хоть не из-за Бальмонта?
— Да что ты! — сосед сделал ручкой жест в стиле «уйди, прАтивный». — Пришло письмо, от возмущенного читателя.
— Ну, хорошо, — сказала я, чуть удивленно, — давайте сюда, напишу ответ.
— Дело в том, что пришло оно не нам, не в газету, а сразу в райком Партии, — поморщился Иван Тимофеевич.
— И что теперь? — спросила я.
— Да проверка теперь будет, — скривился как от лимона сосед. — Мы-то привычные, а вот у тебя проблемы
