темницы.
Никита Ильич поставил чашку на стол. Сытин тут же ухватил с тарелки пирог, откусил.
— С рыбой? Годится! Умеет твоя Василиса пироги печь, ничего не скажешь.
— Угощайся, Василий Михалыч, — вздохнул начальник темницы. — И ты, Немой, трескай!
Я, не дожидаясь второго приглашения, тоже ухватил пирожок и принялся жевать.
— Как там Хвороба? — спросил Сытин. — Лежит?
— Куда он денется? Только зря камеру занимает.
— Ничего, Никита Ильич! Недолго осталось. Вот, Немого дождались — теперь и с Хворобой разберёмся.
Я проглотил остатки пирожка и мрачно посмотрел на Сытина.
— Ну, и чего мы время тянем? Меня ждут, между прочим!
— Глашка? — улыбнулся Сытин. — Сейчас, Немой. Божен явится, и пойдём. Со всех сторон Хворобу обложим, чтоб точно промашки не вышло.
Ни хера себе! Видать, Сытин серьёзно отнёсся к тому, что Хвороба может быть кощеем. Вон, даже священника задействовал.
Божен явил, когда я уже съел последний пирожок и печально смотрел на пустую тарелку. Подмышкой святоша держал деревянную шкатулку размером с коробку для обуви.
— Привет, Немой! — поздоровался Божен. — Слушай, меня Сытин совсем загонял! Скажи хоть ты ему! То камеру освяти, то печати наложи! Теперь от службы оторвал. У меня, между прочим, своё начальство есть!
— Ладно тебе, Божен! — ухмыльнулся Сытин. — Хорошо же сидели, чего ты начинаешь? Кстати! А как ты в темницу без пароля прошёл?
— Как-как, — передразнил Сытина Божен. — Божье слово любые двери отворяет.
— Охереть! — удивился Сытин.
Он порывисто поднялся из-за стола.
— Ну, идём!
Мы вчетвером подошли к камере Хворобы.
Бля!
Это была та самая камера, в которой сидел я, когда только-только попал в Старгород!
Божен отдал Сытину шкатулку и снял с шеи крест. Протянул его к двери и одними губами забормотал молитву.
Интересно, святош специально учат так говорить, чтобы никто не разобрал?
Дверь завибрировала с лёгким гудением. На сером металле проступила ослепительно-белая круглая печать с рисунком креста внутри. Печать вспыхнула и погасла.
Божен отступил на шаг и махнул рукой Никите Ильичу.
Начальник темницы вставил в замочную скважину ключ и с лёгкими щелчками повернул его три раза. Дверь открылась.
Окаменевший демон по-прежнему торчал из стены. Только теперь он был замазан раствором. На кирпичной лежанке лежало всё, что осталось от боярина Хворобы. Высохший скелет, завёрнутый в длинную шубу.
— Значит, план такой, — сказал Сытин. — Нам надо похоронить боярина так, чтобы он больше не воскрес. Сначала ты, Немой, аккуратно пошинкуешь его своим мечом. Потом Божен, как положено, прочитает молитву. Дальше моя очередь. Я испепелю то, что останется. Пепел запаяем в серебряную урну — для боярина ничего не жалко! Ну, и похороним — опять же, с молитвой.
Говоря, Сытин по очереди обводил нас взглядом.
— Всё ясно?
Мы кивнули.
— Ну, и хорошо. Начинай, Немой!
Я вытащил из ножен меч.
Передо мной лежало тело моего врага. Тело человека, который послал на смерть моих родителей. Тело кощея, который питался чужими жизнями, чтобы продлить собственное тошнотворное существование.
Я вгляделся в прикрытый дорогой шубой скелет.
Как же ты дошёл до такого, боярин Хвороба? Ведь был же ты когда-то человеком? Ребёнком был, в игрушки играл. Потом вырос, жил. Любил хоть кого-нибудь. Или нет?
Давай, расскажи мне, перед тем, как окончательно умереть. Это твоя последняя возможность. Ну! Даже в марах было что-то живое. Хотя бы способность бояться.
Я прислушался. Тишина. Кости, которые лежали передо мной, были не просто мертвы. Они словно никогда и не жили.
Охренеть!
Я опустил меч и повернулся к Сытину.
— Михалыч, это не Хвороба.
Глава 22: Погребальные обряды
— В каком смысле — не Хвороба?! — охренел Сытин. — А кто?
Бля, как трудно объяснить-то!
— Не, ну так-то это Хвороба, конечно. Но не весь. Не целиком.
— Ипать, Немой! Вот на кой хер ты вообще заговорил?! — взорвался Сытин. — Ты можешь толком объяснить? Что значит — не целиком?
Я тебе что, оратор? Попробую, блин.
— Михалыч, это тело Хворобы.
— Ну! — нетерпеливо кивнул Сытин.
Я опять замялся.
— Ну, не тело, короче, а... ну, вот это, сушёное. Это как упаковка, бля! А начинки нет.
— Какой, на хер, начинки?! — теряя терпение, взревел Сытин.
— Ну, души нет... Хотя... Откуда у Хворобы душа? Божен, бля! Как эта херня у вас называется? Короче, у меня такое ощущение, что Хвороба не помер, а просто куда-то съипался. Понимаешь?
— Да ну, на хер! — недоверчиво протянул Сытин. — Немой, ты откуда это знаешь? Или просто голову мне морочишь? Ты видел, какие печати на камере? Куда он мог съипаться?
— А я откуда знаю?! Но у меня такое предчувствие, что он нас как-то наипал.
— Так, бля! — Сытин бесцеремонно пододвинул покойника и уселся на край лежанки. — Давайте разбираться подробно.
Никита Ильич выдвинул из-под стола табурет и тоже сел. Божен остался стоять, а я примостил зад на окаменевшую голову демона, которая торчала из стены.
А ничего! Удобно. Только камень холодный.
— Никита Ильич! — спросил Сытин. — Ты что-нибудь чувствуешь?
Начальник темницы задумался и покачал головой.
— Нет. Труп, как труп. Даже воняет не так сильно уже.
— Ясно, — кивнул Сытин. — Божен, а ты что скажешь? Мог Хвороба через твои печати улизнуть?
Божен пожал плечами.
— Я о таком не слышал. Это же колдовство. А колдовать под церковной печатью нельзя.
— Понял. Я тоже ни хрена не чувствую. Без обид, Немой, но ты в меньшинстве.
Бля! Ну, не верите — и хер с вами!
Сытин, видно, всё прочитал в моих глазах. Он поднялся с лежанки и подошёл ко мне.
— Я тебе верю, Немой. Верю, что ты что-то чувствуешь. Но ты ведь и сам не можешь толком сказать — что именно. Так?
— Толком не могу. Но чувствую, — упрямо сказал я.
— Ладно, — кивнул Сытин. — Я эту херню учёл. Давайте думать — что делать дальше? Как считаешь, Немой — это барахло мы можем похоронить?
Он ткнул пальцем в останки Хворобы.
Я ещё раз попытался мысленно достучаться до скелета. Скелет равнодушно молчал. Мои попытки общаться были ему по херу.
Ну, не очень-то и хотелось! Я плюнул на колдовство и сказал Сытину:
— Вреда не будет. Только предлагаю
