Я закатила глаза: о, даааа! Можно и не сплетничать: слово тут, слово там — и завтра вся долина будет знать о происшествии.
— Кроме того, — спокойно продолжил Геллан, — даже если кому-то захочется сунуть сюда нос, Жерель не доступна.
— Из-за этого? — я недоверчиво покосилась на кротовью насыпь вокруг золотого круга со зрачком.
— Из-за этого. Просто верь.
— Ну да… объяснять таким тупым, как я, — ниже вашего светлейшего достоинства. Ладно, проехали.
Я предупредительно подняла руку, хотя он и не собирался мне возражать. Вот сволочь.
— Короче. Я проголодалась — раз. Хочу нормальную одежду — два.
— У тебя в комнате…
— Не перебивай меня, — одёрнула я его светлейшее высочество, — мне нужна… мальчишечья одежда, типа вот этой, что на мне. Ваши дурацкие платья — курам на смех. Ну, ещё за завтраком томную барышню поизображать я согласна, но для моих целей я напрочь отказываюсь носить эту байду, которую вы платьями называете.
— А, по-моему, тебе идёт.
— А, по-моему, мне лучше знать, — продолжала я гнуть своё. — А ещё мне нужен осёл, навроде Иранниного — три.
— Зачем тебе осло?
— А ты в мозгах у меня поковыряйся — и не надо будет задавать дурацкие вопросы. Я не собираюсь торчать в твоей темнице — то есть замке. У меня дела есть. О ткачиках нужно позаботиться — и всё такое… И подумать, как зиму пережить, раз уж я тут застряла. Ты же не хочешь потерять долину, да, Геллан?
Ух! Это был удар ниже пояса. Так-то он молодцом, конечно, но губы на миг поджал, а я ж внимательная такая, особенно когда наблюдаю.
— Любой конь может быть твоим. Зачем тебе осло?
Решил меня переупрямить? Не выйдет.
— Для особо одарённых объясняю на пальцах: пока я на лошади научусь ездить — рак на горе свистнет, а осёл как раз — приемлемый вариант: ниже, удобнее, падать невысоко. А каждый раз дёргать тебя, чтоб в деревню смотаться, не вижу смысла. Не царское это дело — извозчиком работать.
Кажется я его достала. Он провёл ладонью по лицу: видать, переваривал.
— Какой рак… какая гора… Буду благодарен, если ты будешь говорить… проще, яснее.
— Я постараюсь, — великодушно пообещала я, вовсе не собираясь стараться.
Он понял. Вот тоска-то…
— Пошли завтракать. И… я постараюсь придумать что-нибудь с одеждой и ослом.
Он надавил голосом на слово «постараюсь». Так, что если бы я была чувствительнее, то захотела бы извиниться. Но ещё чего не хватало — извиняться за мысленное враньё.
— Но о том, чтобы ездить в деревню в одиночку, — даже не думай.
— Даже и не думаю, — легко согласилась я, зная, что это обещание — тупое. Мне бы только на осле удержаться да знать, что ушастое такси спокойно перевезёт меня по невидимой дороге, — а дальше меня никто не удержит.
Глава 25
Между будущим и прошлым. Геллан
Они забыли про Милу. Спорили, как дети… У Дары есть этот дар: выбить собеседника из равновесия и заставить смотреть не свысока, а глаза в глаза, на своём уровне.
Могли бы и догадаться: Мила обязательно придёт навестить Тяпку. Они заметили её слишком поздно, увлёкшись словесными баталиями.
— Шаракан, — выругался Геллан.
— Чёрт! — одновременно ругнулась Дара.
Они молниеносно посмотрели друг другу в глаза и встали рядом, рука об руку, закрывая спинами Жерель. Но опоздали.
Круглые глаза. Почти чёрные от расширившихся зрачков. Она успела увидеть, поэтому всё ещё пыталась заглянуть за две спины: вытягивала шею, вставала невольно на носочки, но два плотных тела, прижатые друг к другу так сильно, что казались единым целым, стояли не шелохнувшись.
— Ж-ж-жерель, — прошептала девчушка и посмотрела вначале на Геллана, а затем на Дару, ища подтверждения своей догадке.
— Мила… — начал осторожно Геллан, но Дара его перебила.
— Ну Жерель. И что?
Она поспешно одёрнула руку и сердито посмотрела на Геллана:
— У меня ещё со вчера синяки от твоей лапы, перестань без конца меня тискать! Она всё равно увидела — раз, а во-вторых, увидела бы завтра или ещё когда. Или ты запретил бы ей ходить в сад, стращая, как батюшка?
Он всё равно сжал её руку. Осторожно, чтобы внимание привлечь. Дара проследила за его взглядом. Мила улыбалась. Улыбалась!
— Н-не р-р-ругайтесь. М-м-можно?
Она подошла к ним и неловко, бочком, протиснулась между тел, встав на краю Жерели. Геллан и Дара стояли по обе стороны, готовые в любую минуту прийти на помощь. Но Мила не нуждалась в их самоотверженности.
Присела на край насыпи, приминая землю. Провела маленькой ладошкой над Жерелью, любуясь золотым дыханием Ока Дракона. Очертила пальчиком вертикальную черточку. Всматривалась пристально, словно зная, что делает. Смотрела, будто видела что-то. И улыбалась — светло, радостно, открыто.
Дара не поняла, когда стиснула руку Геллана. Впилась пальцами в кожаную перчатку, как в якорь.
— Ты решила сломать мне руку в отместку? — прошептал он, не делая попытки освободиться от крепкого пожатия.
— Я сплю?.. Это наша Мила?..
Ему понравилось, как она сказала это. Будто согрела сердце горячим дыханием.
— Не спишь. Кажется, они нашли друг друга.
Что он хотел сказать этим, не понятно. Но Дара не стала переспрашивать. Она только смотрела на маленькую фигурку на земляном валике и понимала: произошло что-то правильное.
Мила поднялась, слегка поправила рукой примятую землю. Всё та же угловатая девчонка — неловкая, зажатая, сутулая. Повернулась к ним, но смотрела куда-то вдаль… И глаза — золотые, с вертикальными зрачками.
Дара задохнулась. Геллан успокаивающе пошевелил пальцами под ее рукой. Мягкие густые ресницы сомкнулись, а через секунду на них смотрела Мила — привычная, такая, как всегда.
— Мы завтракать будем? С вами с голоду помереть можно, — Дара нашла в себе силы сказать это ворчливо, будто ничего только что не произошло.
Геллан подошел к Жерели, аккуратно поправил мечом насыпь, убирая вмятину от Милиного тела.
— Да, пора. А потом — в деревню. Миле — на урок Иранны, а нам… с ткачиками да коровами разбираться. Да? И осло заодно поищем. Хотя на кой он тебе нужен — не понятно. Но пусть будет так.
К завтраку они безнадежно опоздали. Все заметили и боевой наряд Геллана, и грязно-зелёные пятна на одежде.
— Вот… а ты ещё про молчунов-деревунов толковал, — прошипела Дара сквозь зубы. — Да через час даже камни будут знать, что тут происходит что-то не то.
— Помолчи, Дара. Умойся, переоденься — и в едовую.
В столовую Дара вошла с надутым лицом. Мягкое платье хорошо смотрелось на ней, но девчонка считала иначе.
