— Валяйте, — сказал Алик.
— Тогда закройте дверь, — сказал Андрей.
Алик без слов сделал шаг в каюту и закрыл за собой дверь.
— Послушайте, Алик, — сказал Андрей. — Я вас к себе не приглашал, а вы меня не арестовывали.
Алик был удивлен и чуть приоткрыл рот, чтобы лучше слышать и понимать.
Андрей понял, что Алик в недоумении. Пришлось пояснить:
— Подождите в коридоре, я не люблю переодеваться при посторонних. А еще лучше — идите к себе, я найду вашу каюту.
Алик не догадался, как себя вести дальше. Угрожать, пугнуть, отступить, промолчать — видно, не было инструкций.
Андрей сразу нажал сильнее.
— Я жду, — сказал он голосом лорда, отправляющего дворецкого чистить серебро.
Когда Алик ушел, Андрей понял, что одним недоброжелателем у него на свете больше. Но тем не менее он полагал, что был прав, потому что опаснее всего слуги сильных мира сего — они отождествляют себя с хозяевами, но, как правило, лишены воображения.
* * *
Когда Андрей вошел в каюту № 512, встретили его радостно и громко, как запоздавшего родственника. Антонина крупными шагами ринулась к двери, схватила Андрея за плечи, как Тарас Бульба вернувшегося до хаты сынка, и встряхнула:
— Добро пожаловать в нашу скромную компанию.
Бегишев сидел в одиночестве на низком диване, растекшись по нему студенистой тушей, которую не мог удержать воедино синий с белыми полосами спортивный тренировочный костюм. Он изобразил улыбку и гостеприимство, что далось ему нелегко — лицо Оскара Ахметовича не было приспособлено для теплых чувств. Он приподнял пухлую руку и щелкнул пальцами. Андрей увидел, что на руке вспыхнул синим камнем золотой перстень.
Алик стоял спиной у письменного стола и открывал бутылки. Он видел приход Андрея в отражении иллюминатора, так что поза была намеренной. Младенец Фрей был возбужден, щеки горели, будто нарумяненные. Виски и скулы были наверняка подкрашены. Любопытно будет спросить у Лидочки, красил ли Фрей волосы, пока жил у Сергея.
Фрей стоял справа от двери, у занавески, отделявшей гостиную от спального алькова, в компании незнакомого Андрею странного маленького человека со сплющенным с боков лицом, густо заросшим черной щетиной — только острый горбатый нос толщиной в закладку для книги выдавался из этих зарослей. Глазам человека также было тесно на лице, они круглились, а брови были поломаны опрокинутыми галочками. Когда Фрей подвел этого человечка, к которому благоволил, очевидно, потому, что тот уступал ему в росте сантиметров десять, Андрей понял, что незнакомец позволяет волосам столь густо закрывать лицо, чтобы не был виден скошенный подбородок — его место занимали волосяные джунгли.
— Профессор Маннергейм, — представил бородатого мужчинку Фрей. — Борис Анатольевич, экстрасенс, ведущий специалист по Шамбале и Тантре. Член Нью-Аркской академии трансцендентальных знаний.
— Член-корреспондент, — сердито поправил профессор Маннергейм Фрея. — Всего-навсего член-корреспондент.
— Но это немало, — искренне порадовался Андрей.
— Вы так думаете? — спросил профессор.
Андрей ощутил, что Фрей понял издевку, оценил ее и затаил знание о ней.
Произошла пауза — Фрей и профессор внимательно смотрели на Андрея, Антонина стояла рядом с ним, не снимая ладони с его плеча. Все ждали очередного действа. И Андрей догадался, чего они ждут.
— Вы приходитесь родственником генералу Маннергейму? — спросил он.
И ему показалось, что окружающие вздохнули с облегчением. Угадал.
— Мои предки — крестьяне, — сообщил Борис Анатольевич. — Одного из имений пресловутого барона.
— Он несет это как крест, — сказала Антонина.
— Ну уж не сейчас, не сейчас, — вдруг заявил тонким голосом Бегишев. — Сегодня я был бы счастлив иметь такую фамилию. Да на нее такие сделки бы клевали, офигеть.
— А я предпочел бы быть Ивановым, — храбро возразил Маннергейм.
— Никто не мешает — перемени фамилию, возьми псевдоним, я тебе за двести баксов эту процедуру в мэрии в два дня проверну.
— Простите, Оскар Ахметович. — Маннергейм демонстративно и обиженно развел руками. — У меня нет двухсот баксов! — Последнее слово он произнес с искренним презрением.
Бегишев хмыкнул и ответил после короткой паузы, словно не сразу сформулировал мысль:
— Заработай.
Пауза кончилась, потому что Антонина поняла, что пора брать руководство веселой пирушкой в свои руки.
— Усаживайтесь, мальчики, — сказала она, — усаживайтесь. В ногах правды нет.
Кресел и стульев хватило всем. Лишь Алик не занял свой стул — он ставил на большой журнальный столик у дивана бутылки, видно, взятые с собой — родные, российские напитки, без затей. Шампанское и водка. На столе стояли две раскрытые банки датской ветчины, формой напомнившие Андрею печень, кучей громоздились пирожки — такие давали днем к бульону, толсто и неаккуратно был порезан сервелат.
Алик разлил шампанское по бокалам, принесенным из бара.
— За знакомство, — сказала Антонина. Бегишев не спорил с тем, что она взяла на себя роль тамады, — очевидно, ему было жаль расходовать свою драгоценную энергию на столь банальные дела. Он зачерпывал столовой ложкой ломоть ветчины, соединял его с пирожком, делал хватательное движение неимоверно расширившейся пастью, и пища исчезала внутри.
Андрею показалось, что он видит, как добыча ползет по глотке Бегишева, как видишь кролика, перемещающегося по пищеводу удава.
— До дна, до дна! — закричала Антонина, ставя бокал вверх ножкой.
— Но ты же знаешь, — укоризненно сказал Маннергейм, — для меня это исключено.
— Он закодированный, — сказала Антонина Андрею, за что была подвергнута выговору со стороны Фрея.
— Это нетактично по отношению к профессору, — сказал тот. Андрей с интересом стал слушать, какова будет ответная реакция. Его интересовали внутренние отношения в этой стае — она в какой-то форме существует не первый день, и для понимания ее структуры и специфики важно уразуметь, кто здесь вожак формальный, а кто истинный, кто хромая обезьянка, а кто будущий соперник вожака… Впрочем, стая была слишком мала, чтобы законы в ней действовали в полную силу.
— Вы правы, Владимир Ильич, — оговорилась Антонина, и Фрей метнул в нее яростный взгляд, но втуне, потому что Антонина приказала Алику:
— Наливай дальше, без паузы. Есть предложение насосаться.
Она обернулась к Андрею:
— Вы не возражаете, Андрюша?
— Я не профессионал, — ответил тот.
— Обижаешь, — серьезно ответила Антонина, — мы здесь алкашей не держим. Люди мы серьезные, дела у нас серьезные. Алкаш у нас долго не продержится. А насчет Маннергейма — это шутка.
