прошения, начали «закрывать» ее чиновники, подавая «наверх» недельную сводку-доклад о текущей работе. Похожая схема работы была введена Канцелярией министерства Двора при ведении рутинной «переписки вежливости» с его коллегами монархами.
Конечно, всех проблем это не решило. А поскольку опыт работы по флотским делам, с Банщиковым в роли секретаря-референта, Николай оценил положительно, уже к августу он дозрел до того, чтобы его «расширить и углубить». Для своевременной подачи на рассмотрение государю действительно важных документов, подготовки к принятию по ним оперативных решений с привлечением членов Кабмина и экспертов, контроля их исполнения и ведения закрытого делопроизводства им было решено собрать небольшую группу самых близких и доверенных помощников. Говоря точнее – секретариат. А еще точнее – Собственный Кабинет ЕИВ.
Не совещательный «кружок друзей по интересам», а именно – рабочий орган, по своему весу и значению стоящий лично для него выше, чем премьер со всем Кабмином. Выше даже, чем для Вильгельма II его система из нескольких кабинетов, дублирующих собой министерские структуры, созданная им в Германии. Кузен пошел на это не от хорошей жизни, он вынужден был таким образом искать рычаги влияния более надежные, чем подотчетные Рейхстагу по конституции статс-секретариаты. Но в России никакого «ответственного министерства» Николай допускать не собирался.
Для себя он определился с персоналиями сотрудников своего «Аппарата» к осени. Но для оформления задуманного де юре, хотелось дождаться возвращения с войны брата. Пока их будет трое. Глава Кабинета – исполнительный секретарь: великая княгиня Ольга. «Доступ к телу» императора и его рабочий график – исключительно в ее компетенции. Плюс два человека – «по направлениям». Военный секретарь: великий князь Михаил. И, конечно, военно-морской секретарь. Выскочка, царев фаворит, божественный посланец, еще чей-то там любовник и прочая, прочая, прочая. Михаил Лаврентьевич Банщиков. При этом Николай понимал, что, скорее всего, число секретарей-направленцев со временем придется увеличивать. Ведь есть же еще наука, экономика, внешняя политика, внутренняя политика и «социалка», «спецура» – все словечки из лексикона Банщикова…
В-третьих, ему предстояло кардинально поменять саму форму работы с Кабмином. Регулярные личные доклады министров – по сути своей совершенно не нужное, даже вредное занятие, отнимающее лишнее время, силы и нервы как у него самого, так и у руководителей ведомств. И приводящее порой к итоговым ошибочным решениям. Для снятия этой проблемы необходимо было сделать три вещи: стандартизовать объем и форму этих докладов, отделив от статистики и славословий результативную часть с конкретными выводами и предложениями, и занимающую при этом не более одной машинописной страницы; поручить премьеру первичное рассмотрение этих докладов и внесение по ним его замечаний, для обеспечения чего непосредственно при Кабинете министров создать рабочий статистическо-канцелярский орган, из специалистов которого со временем можно будет вырастить сотрудников полноценных Госплана и Госстата. Ну, а в случае несогласия царя с предложениями как министра, так и премьера, для принятия окончательного решения по докладу – «вызов на ковер» в Царское Село…
Понятное дело, что кто-то возопит о диктаторских полномочиях Столыпина и его канцелярии, об ущемлении прав царской власти. Но, по сути своей, этот ропот будет не чем иным, как следствием личной уязвленности у определенной группы «товарищей», резко отодвинутых от кухни принятия важнейших государственных решений. Господа с громадным уровнем амбиций или интересов, типа Плеве, Победоносцева, Витте, Мещерского, дядюшек Александровичей и Николаши, конечно, будут обижены. С мама тоже предстоит очередное объяснение на повышенных тонах. Но весь этот гвалт придется вытерпеть. Ради исполнения задуманного. Ради сына в конечном счете…
И наконец, в-четвертых. Если он действительно желает блага своей стране, своему народу и своей семье… А он желает! То он просто обязан обеспечить последовательность и преемственность политики, как внутренней, так и внешней. А для этого нет ничего более страшного, чем министерская чехарда и смена высших госчиновников по принципу «разлюбил – надоел – чемодан – вокзал». Если уж ставишь человека на ответственное место, нацелив на определенную задачу, то терпи его рабочие возражения и давай ему возможность довести ее до исполнения. Если с чем-то не согласен – спорь и настаивай на своей правоте открыто. И только если видишь, что ошибся с выбором и поставленной цели этой конкретный индивид достичь объективно не способен, – убирай быстро, спокойно, не мучая и не унижая. В конце концов, любому всегда можно найти занятие по силам на другом, менее ответственном уровне. Не стоит терять исполнителей в команде, а вместо них плодить недругов, полагая, что окончательный расчет произведен в форме выходного пособия. Другое дело, если имеет место предательство, осознанный саботаж или «крысятничанье». Кстати, это словечко «от Вадика» ему тоже почему-то понравилось…
С такими отныне предстоит поступать жестко. Но как именно и кто будет этим заниматься, Николай намеревался решить, обсудив тему с Василием Балком.
* * *
Несмотря на необходимость тщательной подготовки к приезду германцев, Николай не отменил ни одного важного государственного мероприятия, намеченного им на эту неделю. А гостей мало было встретить, разместить, обласкать да потешить парадами, балами, театральными постановками и светскими приемами. Нужно было организовать для деловой команды кайзера соответствующую бизнес-программу, причем не только с общими словесами о «светлых перспективах». Капитанам германского бизнеса нужно было сразу дать понять: два «потерянных десятилетия» эпохи таможенных войн и жесткого профранцузского протекционизма «по Витте» окончательно остались за кормой корабля русско-германских отношений.
Немцам нужно было дать возможность собственными руками пощупать крепость дружбы, связавшей их кайзера и царя. Своими глазами рассмотреть, оценить перспективы ведения дел в России, носом учуять запах будущих прибылей, ушами услышать стенания и шипение опальных лоббистов франко-бельгийского капитала. Прочувствовать взаимные выгоды нового Торгового договора [16] и гарантии юридической защиты инвестиций.
Но главное, им должны быть предложены конкретные проекты. Сразу. Вроде тех контрактов с Круппом, которые уже успели взбудоражить весь деловой бомонд рейха.
Германцы должны убедиться в готовности своих будущих российских партнеров по бизнесу к работе в общей упряжке, ведь царь в первую очередь настаивает на вхождении немецкого капитала в российскую промышленность в форме совместных предприятий. Пусть даже поначалу к готовности из-под царевой палки и со скрежетом зубовным.
Стерпится – слюбится. Ведь получение государственных оборонных заказов великой державы того стоит. В таких случаях Большая политика идет впереди любой экономики. Тот, кто этого не понимает – есть Dumkopf [17]. Кстати, и русские промышленные воротилы должны убедиться, что времена их «брачных игр» с франко-бельгийскими толстосумами прошли, а проплаченные газетные статьи про «порабощение гуннами стоящей перед ними в колено-локтевой позе России» жестко аукнутся и щелкоперам, и их заказчикам…
Росту германского интереса должны были поспособствовать и «смотрины»
