Фюрер долго смотрел на то место, где пропало чудовище. Пред его глазами всё ещё была эта спина — мешанина плоти и металла, покрытая вмятинами, подпалинами и глубокими порезами, из которых не текла кровь. Это существо действительно вышло из какого-то кошмарного боя. Ибо бой, в котором дерутся монстры, другим быть не может.
Он посмотрел на книгу перед собой. Несколько раз перечитал название. Ударил себя по щеке и снова посмотрел на книгу. Пощупал её страницы. Долго сидел не шевелясь, пытаясь принять и осознать тот факт, что это всё произошло в действительности. А потом, решительно хмурясь, углубился в чтение книги.
«Война почти закончилась. Они напали неожиданно — никто не мог предположить, что немцы всё же начнут войну против нас. Особенно, после того как мы заключили все эти новые соглашения. Мы считали их друзьями. Они так помогли стране в 41-ом! Но всё было сделано только что бы усыпить нас — заставить поверить, что они друзья. Немецкие танки атаковали 5-ого мая 1942-ого. 5-ого первый выстрел был сделан по нашей границе, а сейчас 25 августа и бои идут уже в Москве…»
Сердито жужжа, пуля пронесла над головой и врезалась в стену, брызнув целым фонтаном бетонной крошки. Солдат выронил блокнот, в котором писал обо всём, что происходило с ним. Писал с первого дня войны. И сегодня он делал последнюю запись в своём импровизированном дневнике.
Алексей — бывший школьный учитель, который ещё год назад и представить не мог, что когда-нибудь кого-нибудь убьёт, чувствовал, что на этот раз запись будет действительно последней. Каким-то шестым чувством он ощущал близость собственной смерти. Он точно знал, что никогда не сдастся проклятым фашистам, но, сколько уже советских солдат, точно знавших, что лучше смерть, чем плен — уже в плену? Решимость умереть, но не сдаться врагу, не могла служить достаточным основанием, для полной уверенности в своей скорой смерти. Но всё равно он чувствовал именно смерть.
Алексей сполз за груду обломков — все, что осталось от второй стены, и огляделся в поисках более надёжного укрытия, желательно с лучшей позицией для ведения огня. Над головой пронеслось ещё несколько пуль. Где-то совсем рядом тяжело ухнула пушка и громом разнёсся взрыв. Кто интересно стреляет? Это наши или немцы? Непонятно. Сейчас по всей Москве шли бои. Кто где неизвестно. Резервы из Сибири — единственной территории СССР ещё находившейся под контролем советских людей, к городу подтянуть не успели, и они подошли, уже когда немецкая пехота вошла в город. Со свежими силами им удалось отбросить захватчиков и отвоевать несколько улиц. Но теперь ситуация изменилась кардинально. Алексей со своим отрядом двое суток вёл сражения с немцами и за это время только один раз он наткнулся на группу таких же «потерявшихся» солдат. Группы соединились, и под его командой оказалось девяносто восемь человек.
Алексей попытался подползти к потерянному блокноту. Очередь легла практически у самого носа. С огромным сожалением Алексей отказался от дальнейших попыток вернуть, на сегодня, самый дорогой для него предмет. Он отполз дальше назад и, подскочив на ноги, согнувшись чуть не до пола, побежал вглубь развалин. За спиной яростно трещали автоматы и винтовки, пули неслись ему в след. И ни единого человека сейчас не бежало за ним, никто не прикрывал его отступление, бывшее, по сути, бегством — все девяносто восемь погибли. Уже третьи сутки он воюет совсем один.
Он юркнул в неровную дыру в стене, пробитую, видимо, танковым снарядом. Солдат очутился на одной из улиц, густо усыпанных обломками кирпича и камня. Он нырнул в ближайший завал, образовавший нечто вроде окопа. Замер там, не двигаясь и настороженно смотря вперёд. Улица была практически пуста. Почерневшие остовы зданий, сейчас похожие на сыр от обилия дыр в стенах. Глубокие воронки в дорожном покрытии. Десятка три трупов раскиданных по всей дороге — покрытые серой пылью они лежали в самых невозможных позах, с трудом различимые среди руин.
Алексей на трупы внимания не обратил. Всего за пару месяцев он научился не обращать внимания на смерть. Война — тут быстро учишься. Оно ведь как бывает — куришь в окопе с товарищем, говоришь о чём-то — р-раз и товарищ замолкает, падает наземь. А ты смотришь на него, а у него головы считай и нету. А спустя мгновение весь мир взрывается. Вокруг свистят пули, гремят взрывы, кричат люди…, на войне быстро учишься не замечать таких вещей как смерть. А убивать учишься ещё быстрее.
Алексей, стараясь делать поменьше лишних движений, снял с плеча трофейный автомат — как ни прискорбно признавать, оружие куда более лучшее чем, то, советское, что было у него в начале войны. Сняв, взял левой рукой и подтянул вперёд. Перехватился поудобнее и затаился. На улицу, двигаясь короткими перебежками, высыпали фашисты — человек десять. Алексей злобно улыбнулся спёкшимися губами — ещё парочка фашистов отправится на тот свет. Он ждал удобного момента. Очень уж хорошо воевали эти проклятые захватчики — нельзя дать им шанса прийти в себя. Подстрелить парочку и быстро отходить. За время войны бывший школьный учитель заметил одну интересную особенность немцев — если они несли потери, то старались отойти и перегруппироваться, либо затаиться, но не рисковать людьми зря. Так что если пристрелить нескольких, можно успеть отойти и исчезнуть в руинах, что бы потом ударить в другом месте, по другому отряду. Как жаль, что они всё же научились бороться с этой тактикой. В самом начале боёв за Москву, его отряд легко уничтожал не только пехоту, но и танки, практически не неся потерь. А потом появились эти небольшие группы с серебряными черепами на кителях и скрещенными костями под ними. Хорошо вооружённые мобильные группы. Самое обидное, что враг скопировал тактику боя у них же — таких как группа Алексея. И как быстро! Всего пару недель и уличные бои для советских солдат превратились в уличные бойни.
Солдаты рассеялись по улице и теперь двигались, умело используя рельеф как прикрытие. Алексей ждал. Тактика была ему знакома — совсем не давно он сам именно так выводил своих людей на цели: в основном небольшие отряды противника. Вот совсем рядом поднялся и, пригибаясь к земле, перебежал с места на место солдат. Добежал до воронки и исчез. Пока рано. Шанс, что подстрелишь такого «бегуна» очень мал, а вот самому погибнуть это запросто. Пока нужно ждать. И хорошо бы офицера подстрелить — без командира отряд уже наполовину выведен из строя…, так комиссар говорит. То есть говорил. Комиссар наш давно уже на том свете. Хороший был мужик. В других отрядах бывали комиссары такие, что пока пол отряда не сгубят своими идиотскими приказами, не успокоятся. А этот молодец был — к солдатам прислушивался, сам дрался как тигр…, как его звали? Кажется, Вася…, да точно Вася…
