– А ну, выходи! – закричал Игорь, освобождая проход и жестами приказывая выходить из начинающего гореть круглого домика.
Однако женщины лишь начали что-то кричать злобными голосами. Тогда воевода решил действовать.
– Что за дуры! – И, схватив ближнюю, пожилую женщину за руку, принялся её вытаскивать наружу, пара дауров решила ему помочь.
Поднялся жуткий гвалт – мужчины ругались, женщины истошно орали, а дети надрывно плакали и кашляли.
Вдруг один из амурцев, взвизгнув, схватился за руку и выскочил на улицу.
– Баба с ножом! – жаловался он офицерам. – Режется больно. – Поморщившись, он разжал порезанную ладонь и был немедленно отправлен к санитару.
– Эй, Игорь! – влетел в домик Стефан, чуть не споткнувшись о мёртвого старика. – Ну их на хрен! Хотят гореть – пусть горят, они Ваську порезали! Оставь их!
– Тут одна уже убила себя, – прохрипел Игорь, передавая своему радисту ребёнка, девочку лет двух.
Потом показался употевший даур с мальчиком на руках.
Вышел и Матусевич, одной рукой волоча за собой молодую женщину. Вторую он прижимал к боку. По кафтану сочилась кровь. Женщина молчала, уставившись немигающим взором в синее небо, где в вышине парили ослепительно-белые облака.
– Стефан, – переведя дыхание, сказал Игорь. – Эту фурию на одну канонерку, а её детей на вторую. Она их чуть не зарезала, смотреть за ней надо в оба.
Во время перевязки Матусевич принимал доклады своих офицеров.
– Убито около двух сотен маньчжуров, сколько под завалами – неизвестно. Найдено два схрона – с провизией и порохом. Сейчас осуществляется перегрузка мешков и кувшинов на корабли. Оружие собрано, много копий, сабель и прочего. В городке взяли много свиней.
– Отлично, всё пригодится. – Игорь встал с бревна, проверяя повязку. – Что по потерям, Мирослав?
– Шесть раненых, один серьёзно. Удар копьём в бок, помощь оказана, жить будет, – отвечал Гусак. – Маньчжуры больше не пытаются атаковать. Стрелки отгоняют врага с кромки леса выстрелами.
– Хорошо, Мирослав. Кстати, эта истеричка, верно, жена какого-то местного начальника, – подумав, сказал вдруг Матусевич. – Я видел там перед домиком валялись воины в дорогих доспехах.
– Сельский староста погиб, товарищ майор. Начальник гарнизона тоже. В принципе пленных ещё не допрашивали, – проговорил Мирослав. – А доспехи те дауры поснимали, кстати.
– Сколько пленных?
– Тридцать два человека, товарищ майор.
– Выбери офицеров, я с ними поговорю, а остальных кончай, – приказал Матусевич. – Через пару часов мы должны уходить. Не стоит тут задерживаться.
Оставалось лишь сжечь всё то, что ещё не сгорело. Сунгарийский воевода предполагал такое развитие событий, поэтому были заготовлены факелы с пропиткой горючей смесью.
Когда «Даур» и «Солон» уходили вниз по реке, над тем, что раньше было Нингутой, поднималось с десяток столбов дыма. Уцелевшие маньчжуры ещё долго не решались выйти из леса на пепелище городка и развалины крепости.
Побережье Японского моря. Эстуарий реки
Туманган. Июль 7151 (1643).
Боже мой, как хорошо вот так упасть в податливый песок, вытянуть в стороны руки, закрыть глаза! Благостно, тепло и тихо, разве что шумит листвой деревьев ветер да пронзительно кричат чайки. Откроешь глаза, а там, высоко-высоко ярко-синее бесконечное небо. Чистое и вечное. Ласковый солнечный свет и свежий морской воздух – за этим люди летом выезжали не только на южные моря, но и на северные побережья. Талассотерапия, лечение морем, так это вроде называется, подумал нежащийся на солнце человек. Он погрузил руки в песок, мягкий и чистый. И теперь слышно, как он шуршит, высыпаясь из пригоршней. Действительно, редкое блаженство, думал Сергей Ким, русский кореец, бывший ефрейтор морской пехоты Северного флота, член пропавшей экспедиции. Волею судьбы он попал в этот мир и давно уже свыкся с окружавшей его действительностью.
Только что Ким искупался в воде традиционной северо-восточной границы Кореи – реки Туманган, – в его мире такового Сергею не удалось бы никогда. Тут же не было ни застав, ни северокорейских пограничников, ни укреплённых бетоном берегов. А на том берегу начиналась территория не КНДР, а Страны утренней свежести, государства династии Чосон. Сейчас эта местность была безлюдна. Между берегами Туманной находились низкие песчаные острова, на которых растёт лишь трава да кочкообразный кустарник.
Когда ему сообщили о его задании – идти к границе Кореи, где Олег Васин должен был организовать небольшое поселение силами ангарцев и амурцев, он воспринял это как должное. Кому ещё, как не ему, могло быть поручено провести разведку в северо-восточной корейской провинции Хамгён? На это задание он шёл вместе с Сонг Кангхо и Ли Минсиком, бывшими солдатами отряда маньчжуров, которые некогда организовали заставу на месте современного Сунгарийска и позже были пленены людьми воеводы Матусевича.
После трёх лет, проведённых на Амуре и Сунгари, корейцы не только научили Кима современному им языку, но и сами неплохо выучили русский. А также с энтузиазмом старались влиться в формируемое ангарцами амурское общество. И если первый, Кангхо, был сиротой, а потому на родине его ничего не держало, то второй, Минсик, как оказалось, был сыном влиятельного столичного чиновника. И в гарнизоне Нингуты, а потом и в войске мукденского чалэ-чжангиня Лифаня он оказался по протекции своего дядюшки. Минсик был ему весьма благодарен, ведь его любовные похождения в столице в свете готовящейся свадьбы с дочерью придворного сановника очень огорчили его почтенного отца. Пришлось обращаться за помощью к родственнику, служившему в городке Хверён помощником губернатора провинции Хамгён. Он-то и отправил юношу подальше – в маньчжурскую крепость Нингуту, где бы он мог переждать несколько лет и вернуться в столицу, когда утихнет шумиха. Ведь из малой ссоры выходит большая драка, а чиновникам лишний шёпот по углам смертелен. Недоброжелателей у каждого вдоволь, всякий заместитель желает стать начальником. Потерявшему доверие человеку не верят, даже если он утверждает, что соевый соус делают из соевых бобов. Оттого и дальний маньчжурский гарнизон оказался желанным.
Служба в Нингуте не была обременительной для Минсика, так, лишь изредка совершались походы на деревни упрямившихся дикарей, не желавших платить дань маньчжурам. А на второй год службы до Нингуты стали доходить слухи о новом амурском князе, что снова объединял варваров. После того как войско князя Бомбогора было разбито маньчжурами, а сам мятежник пленён и казнён, маньчжуры были уверены, что амурцы не смогут более противиться их воле и будут жить в мире.
