Наутро, проснувшись, Керенский ощущал, что сил у него совершенно нет, а ведь надо было ковать железо, пока горячо. Не время распускать сопли или требовать комфорта. За то, что не сделаешь сейчас, придется расплачиваться потом. Отодвинув ящик рабочего стола, Алекс уставился на пузырёк с кокаином. Очень хотелось поддержать работоспособность с помощью наркотиков.
Но он хорошо знал, что за первой дозой обычно следовала вторая, а за ней и третья. Остановиться было очень тяжело, а подчас просто невозможно. Разозлившись на самого себя, он резко задвинул ящичек обратно, отчего тот недовольно скрипнул, а пузырёк с кокаином жалобно звякнул, ударившись о боковую деревяшку.
Керенскому требовалось срочно взбодриться. Но экстрактов гуараны и таурина здесь в чистом виде ещё не было, как не было и листьев коки, которые можно пожевать без привыкания. Оставался только кофе, много кофе. Разослав гонцов по всем ресторанам, Керенский оказался счастливым обладателем литра свежесваренного крепкого кофе, который он и стал употреблять до тех пор, пока, что называется, не взбодрился.
Более- менее придя в себя, Керенский запланировал поездки сразу в несколько мест, где присутствие адъютантов ему совсем не требовалось. Позвонив Климовичу, он приказал ждать в бывшем управлении жандармерии, которое отдали под Совет общественной безопасности и туда же пригласить всех руководителей, назначенных Керенским.
Сев в подъехавший автомобиль, Керенский махнул рукой водителю и назвал адрес дома, находящегося недалеко от типографии Меньшикова. Доехав до указанного адреса, он выскочил из машины и быстрым шагом направился в типографию. Войдя в помещение, он тут же встретил редактора «Гласа народа», находящегося в крайне возбуждённом состоянии.
— О! Как я рад вас видеть, товарищ министр. Вы мне очень нужны. Прямо-таки необходимы. У меня очень много вопросов к вам, и все они касаются вчерашнего митинга на Финском вокзале. Что печатать в свежем номере? Я имею в виду то, что произошло вчера вечером. Я специально оставил под эту статью целую колонку.
— Что писать? Пишите правду, как всё было, и не надо жалеть ни министерство внутренних дел, ни меня лично, — браво усмехнулся Керенский.
— Но…
— Пишите правду, это в моих интересах. Напали бандиты, милиция не справилась. Что тут поделать. Всё, как есть. Сурово, но по-другому нельзя.
— Да? Что же, если вы не против, то тогда… Хорошо, Александр Фёдорович, я вас понял.
— Замечательно! Тогда, до свидания! У меня очень много дел, очень много.
И Керенский, быстро пожав руку Михаилу Меньшикову, вышел из типографии и, сев в поджидавший автомобиль, помчался по следующему адресу, в типографию Борозенко. Там его никто не ждал, а сам Апоксин отсутствовал. Обнаружив этот факт, Керенский разбушевался, требуя от типографских рабочих и самого владельца типографии немедленно его найти.
Спустя тридцать минут томительного ожидания, наконец, примчался несчастный Модест, который так быстро успел добраться на трамвае от своего дома только потому, что к нему был отправлен мальчишка из ресторана, ближайшего к дому Апоксина, где оказался телефон.
— Ваше, ваше, высокобл…
— Чегооо?
— Товарищ, товарищ министр, что случилось?
— Почему вы не на работе? Материал газеты готов?
— Какккой, какккой материал?
— Каккой, коккой, — вне себя передразнил его Керенский. — Что вы кудахтаете, как курица… или как петух, — добавил он с гадкой усмешкой. — Где материал о вчерашнем митинге и беспорядках на нём? Где данные об убитых и раненых в вашем листке?
— Яяяаа не знал, — заблеял в ответ Модест.
— Не знал? — леденея от гнева, прошипел, словно кот, Керенский. — Не знааал он оказывается, — ещё более мерзко протянул Керенский и, прищурив глаза, яростно взглянул на газетчика.
Апоксин ощутимо задрожал от страха.
— Это кто тут у нас получается репортёр и редактор? Я или всё же вы? — продолжал негодовать Керенский.
— Простите! — упал на колени Модест, — Ради Бога, простите!
Керенский еле удержался от желания пнуть данного субъекта. А хотелось очень сильно.
— Аааа! Апоксин, вашу мать в церковь послать! Вы позволяете себе не ходить на работу! И это после всего того, что я для вас сделал? Яаааа! Поднял вас на ноги, вручил газету, дал кучу денег. И всё это только ради того, чтобы услышать жалкое «простите»…
— Я, я, я…
— Вы, вы, вы — уже вовсю орал на Модеста Керенский. — По миру пущу, сделаю ваших детей сиротами, сгною в тюрьме. Расстреляю, как сукина кота!
— Аааа!
Привлечённый дикими криками, в кабинет заглянул типографский рабочий. Увидев разъярённого Керенского, он предпочел поспешно закрыть дверь и бесследно исчезнуть.
Не обращая ни на кого внимания, Апоксин рефлекторно сделал попытку обнять ноги благодетеля, пышущего яростью и злостью. Но Керенский не позволил ему это сделать.
— Марш работать. Сука! К вечеру каждый мальчишка должен бегать по городу, размахивая вашим поганым листком. В нём вы укажете и распишете в самых густых красках бессилие милиции, а вскользь упомянете большевика Ленина, из-за которого и произошёл весь сыр-бор. Можете рисовать в нём карикатуры, можете лить слёзы, можете писать пасквили, стихи, орать матом, всё что хотите, но листок просто должен сочиться возмущением. Вам ясно?
— Ясно, благодетель, ясно! — часто закивал Апоксин и тут же расплакался, по-прежнему стоя на коленях перед Керенским.
— Ну, раз ясно, то всё, адью, сеньор! — и Керенский, не теряя ни секунды, выбежал из типографии, уж не видя, как вскочивший на ноги и перепуганный до смерти Апоксин развил бурную деятельность. Но Керенскому было не до него.
В управлении жандармерии его давно ждали. На фасаде здания красовалась новая вывеска, четко выписанная крупными чёрными буквами: «Бюро особых поручений». Усатый унтер, стоявший на входе и вооружённый практически до зубов, окинув министра узнающим взглядом, посторонился и отдал честь.
Керенский, быстро пройдя в фойе, краем глаза зацепил два пулемётных расчёта с самым серьёзным видом находящихся на оборудованных для этого местах возле окон. Про себя Алекс порадовался, что люди усвоили прошлые ошибки и не допустят новых.
Керенского терпеливо ожидали в зале совещаний, тихо переговариваясь между собой. Войдя в огромный кабинет, Керенский сразу занял свое место, усевшись во главе прямоугольного стола. Климович поочерёдно представил ему всех собравшихся.
— Так, господа-товарищи, — обведя взглядом всех присутствующих за столом, произнёс Керенский. — Вот и наступили для нас весьма напряжённые времена. Милиция в очередной раз оказалась бессильна, и теперь нам предстоит создать штаб спасения Родины и империи, уж простите за пафос.
Я прошу всех максимально сосредоточить свои усилия на организации достойного отпора организованной и неорганизованной преступности, и не только. «Совет общественной безопасности» объявляется мной новой и основной структурой, вместо полиции, милиции и всего остального. Милиция будет расформирована, а все свои дела и людей она должна будет передать вам в течение недели. Отнеситесь с пристальным вниманием к их кадрам, там есть много сволочей. Всех уволить.
Ваша цель — это наведение в городе максимально жёсткого порядка. Соответствующий указ и приказ я подпишу сегодня же у Председателя Временного правительства. Для выполнения этой задачи вы должны набрать достаточное количество людей, которых хватит для решения всех проблем и пресечения бандитизма. Нужно вам две тысячи человек, набирайте две тысячи. Нужно десять тысяч, рекрутируйте десять тысяч. Деньги на это будут.
— А что должно делать Бюро особых поручений? — задал вопрос со своего места Климович.
— Бюро? Бюро должно готовить людей. Готовить ко всему. У вас в штате должны быть сыщики, филеры, группы захвата, группы уничтожения, аналитики, осведомители, криминалисты, медики. Все должны быть настроены весьма решительно и не бояться применения самых жёстких мер. У некоторых появится шанс отомстить за своих товарищей и родственников. И это я прошу вас тоже учитывать.
