Шатаясь, Грубер дошел до домика профессора. Строение не сожгли и не взорвали, но двери были беспощадно выбиты, окна выломаны. Обреченно махнув рукой, Иоахим присел у крыльца и вздрогнул. Он услышал чей-то стон.
Взбежав по ступенькам, Грубер осторожно заглянул в комнату через щель. Там, среди порушенной мебели и разбросанных вещей кто-то лежал на полу. Сзади послышался топот, Иоахим оглянулся – к зданию подбегали эсэсовцы. Многие были ранены, наспех перевязаны. Рослый шарфюрер подбежал вплотную к Груберу:
– Герр штурмгауптфюрер, собираем выживших, пока набралось человек тридцать! – Унтер-офицер протянул руку к двери, собираясь толкнуть ее, но Иоахим отпихнул его подальше.
– Отойди, дуралей, разве ты не видишь, что выбитую дверь русские поставили обратно?! – рявкнул Грубер и крикнул: – Эй, там, внутри! Есть ли выжившие?!..
За дверью раздался стон, затем послышались скрипы, кто-то пытался встать…
– Это я, Арнольд Бромер! – произнес нетвердый голос. – Ассистент профессора фон Айзенбаха…
– Арнольд, слушайте меня внимательно, – Грубер напрягся. – Ничего не трогайте! Вы видите дверь? Постарайтесь осмотреть ее очень осторожно. Там ничего не привязано? Нет ничего необычного?
– Вижу леску… – произнес голос. – Она куда-то тянется…
Не дослушав, Грубер сбежал с крыльца и бросился к разбитому окну. Осторожно заглянул внутрь. Его интересовал подоконник. Оглядев окно, Иоахим удовлетворенно хмыкнул и, подскочив, ловко вскарабкался в оконный проем. Посередине окна торчала обломанная рама, но ее Грубер не тронул…
Помещение было заминировано наспех, гранатами на растяжках. Разминировать их было проще простого. Вскоре дверь распахнулась, и наружу вышли Грубер и ассистент ученого. Арнольд Бромер был бледен, на голове запеклась кровь. Он пытался что-то объяснить офицеру, но Иоахим лишь отмахнулся от него.
– Не время, герр Бромер, не время! – Он повернулся к эсэсовцам. – Фельдфебель! Быстро ко мне!
– Яволь, герр офицер! – Фельдфебель пробился к Груберу.
– Возьмите десять человек, на свое усмотрение, но из раненых, – Иоахим пристально посмотрел в глаза унтер-офицеру. – Охранять территорию, но главное, беречь герра Бромера как зеницу ока! Вы мне за него головой ответите. И санитара сюда, быстро! Остальные, за мной!
Грубер и десятка три эсэсовцев рванулись к арсеналу. Наспех вооружились, Иоахим приказал взять побольше патронов и гранат, быстро переоделся в полевую форму. Распорядился захватить 81-миллиметровый миномет и побольше мин. Мины Иоахим приказал взять каждому, из расчета по четыре мины на человека. Перехватив санитара, взял у него несколько обезболивающих и тонизирующих таблеток, проглотил не запивая. Затем построил своих эсэсовцев в боевой порядок и рванул в лес…
Привалы приходилось делать все чаще и чаще. Ерошкин не возражал, понимая состояние людей. Они успели уйти километров на двадцать, когда Георгий Михайлович и «Бородач» подошли попрощаться. Пожали подполковнику руку, еще раз повторили порядок действий, обнялись. Затем в сопровождении Конкина и Удальцова, которые буквально тащили обессилевшего профессора, они побежали легкой трусцой, перпендикулярно движению основной группы, которая также сразу же снялась с места.
Бежать не было возможности, недавние узники еле шагали, некоторые были без обуви. Подполковник старался не думать, а просто идти. Так, еле-еле они дошли до условленной точки – высотки. Скалистый холм, редко поросший хвойными деревьями, был неплохим ориентиром.
Их уже ждали – из-за деревьев выступил старшой со своими людьми. После коротких приветствий и рукопожатий Ерошкин показал Налейко на освобожденных.
– Вот принимай, Никита Георгиевич, пополнение. Надо бы их как-то приодеть, пошукай там у ребят.
– Да-а, ну и босота! – протянул Налейко, поглаживая отросшие висловатые усы. – Это же Помгол какой-то! Они ж нас задержат как!..
– А совесть вас не задержит, товарищ старшина?! – внезапно сорвался Ерошкин. – Или нам их бросить здесь, а?!
В сердце ощутимо кольнуло, подполковник понял, что он устал до предела. Понял это и Налейко; не обидившись на командира, он кивнул и побежал исполнять приказание. Выставили дозоры. К Ерошкину подошел молоденький отрядный фельдшер и доложил, что двое освобожденных больше не могут идти. Ерошкин махнул рукой:
– Делайте носилки. Кто понесет? А у кого совесть есть, тот и понесет, я понесу!
Старшой подбежал к командиру.
– Товарищ подполковник, тут чуйка такая нехорошая, – Налейко наморщил брови. – Мечта у меня, что за нами идут! По-над лесом птицы поднялись!
– Твои предложения? – Ерошкин устало присел на корягу, потянулся за папиросой, отметив про себя, что эта последняя, достал ее. Налейко протянул ему горящую трофейную зажигалку, без подобострастия, скорее с уважением.
– Я думаю, Сергей Константинович, что мне и ребятишкам моим надо навстречу пробежаться, – Налейко достал заранее приготовленную самокрутку, закурил. – А может, и не идет никто, а? Всыпали мы им по первое число!
– Действуй, дорогой! – Ерошкин тяжело встал и приобнял старшого. – Только на рожон не лезь. Если кто есть – твоя задача их обнаружить. Укуси и отходи! А мы им тут встречу устроим!
Подумав немного, Ерошкин решил остановиться здесь, у этого холма. Он представил себе своих людей, загнанных по пояс в болото и смертельно уставших, под кинжальным немецким огнем, и его передернуло. Бой лучше было принять здесь, где природа сама щедро разбросала естественные укрытия в виде валунов, оставшихся, наверное, еще с ледникового периода.
У подполковника очень болело сердце. Болело оно не в переносном смысле, в груди щемило, руки холодели, дыхание то и дело «забирало». Но остановился Ерошкин не для того, чтобы пощадить себя, он-то готов был бежать и дальше, пока сердце не взорвется в груди. Он не подавал виду, готовый делать все, что нужно, все, что требует от него воинский долг.
Все вокруг окапывались и занимали позиции для предстоящего сражения. Подполковник не знал, много ли преследователей, поэтому готовился к последнему бою. Бойцы Отряда, уже поднаторевшие в военном деле, спешно руководили бывшими военнопленными, быстро заставляя тех вспоминать военные навыки.
Отряд расположился в форме полумесяца, широко растянув фланги, оставив за спиной холм. Подполковник не хотел, чтобы его смешанную группу обошли. Оставшимися после нападения минами перекрыли полянку с боков. Четверых пулеметчиков Ерошкин расставлял лично, позаботившись о том, чтобы огонь перекрывал все подступы и был перекрестным. Когда в отдалении послышалась стрельба, все уже были готовы к бою…
…Идти по их следу было очень просто, справился бы и дилетант. Обрывки роб заключенных, куски бинта, окурки. Видно было, что наследили неопытные в лесном деле люди.