— Добрый день, фрау Акулина, — радостно приветствовал ее Франц.
— Добрый.
— А где Верошка? — но видя, что Акулина избегает его взгляда и трясется от страха, у него интуитивно сжалось сердце, в предчувствии какой-то большой неприятности. — Где Вера? — вновь повторил Франц, но уже беспокойным голосом.
— Ее нет, господин офицер, — всхлипнула та.
— Как нет? — Франц грубо отодвинул Акулину в сторону и решительно вошел в дом.
— Вера! Верошка! Где ты? Это я, твой Франц приехал, — он прислушался.
Но в ответ тишина. Лишь настенные ходики тактично отбивали время: тик-та, тик-так, тик-так. Всполошенно жужжал шмель, случайно залетев в форточку, требуя свободы и стуча головой о стекло, да назойливо летали мухи.
— Верошка! Ты дома! — Франц нервно обошел все помещение. — Никого. Где же она? — его взгляд упал на занавеску, закрывавшую родительскую кровать. Он осторожно подошел к ней и замер. Тело сжалось в напряжении. Рука медленно потянулась вперед… И в этот момент раздался хлопок. Занавеска с треском оборвалась, и на него рыча, запрыгнула длинная, гибкая тень. Жилистые, холодные пальцы, намертво вцепились ему в горло и, давя на кадык, стали душить.
Франц захрипел от боли. Его глаза выкатились из орбит, моментально налившись кровью. Он сделал усилие освободиться от клещей, перехватив их в запястьях. Но те не разжимались, держали намертво свой захват.
Помещение наполнилось страшными хрипами, ожесточенным пыхтением и воем, словно два молодых барса сцепились в смертельной схватке в борьбе за жизнь. Сполохами вырывались и разносились как хлесткие выстрелы бича по всему дому гортанные слова русско-немецкой брани. Франц терял сознание.
В последний момент его тренированное тело, не желая умирать, подсознательно нанесло противнику удары, будто ножницами ребрами ладоней по пояснице и печени, а правой ноги с размаха по голени. Это его спасло.
Тень взвыла от страшной боли, клещи разжались и она, отпрянула к кровати. Франц также отскочил назад. Его дыхание было прерывистым хрипящим. Он разорвал на себе крючок кителя, сжимавшего шею и стал глубоко хватать воздух. Через мгновение, чуть отдышавшись, шатаясь, он выхватил из кобуры «Вальтер» и направил на кровать:
— Halt! Hend de Hoh!
— Стреляй, гад! Стреляй! — в ответ злобно с фальцетом прокричала тень и выдвинулась вперед.
На Франца устремились большие выпученные глаза, излучавшие ненависть, доведенную до предела. Перед ним стоял худой рослый молодой человек, готовый вновь броситься на него.
"Это Михаил, брат Веры", — вдруг осенила мысль Франца, и он немного опустил пистолет. — Где твоя сестра? Где Вера?
— Ее нет, и больше не будет! — злобно выкрикнул Михаил.
— Что? Что ты сказал, паршивый мерзавец! — Франц передернул затвор. — Где моя Вера? Она должна была меня ждать. Отвечай?
— Где? — переспросил вдруг посмелевший Михаил. — Да вот же она! Вон! — и, Миша показал рукой вперед, за спину немца.
Ольбрихт повелся, и на секунду повернул голову назад, где должна была быть Вера, и тут же получил сильный удар ногой по кисти правой руки. — Ох! — вскрикнул он от боли и от злости на себя. «Вальтер» с шумом приземлился на пол, и как броненосец, скользя по нему, врезался в стенку хаты. Одновременно, Миша по-деревенски с размаху врезал рукой в ухо Францу. Тот не удержавшись на ногах, завалился на пол. Но тут же стал подниматься и в этот момент Миша прыгнул на него пытаясь придавить телом и закрутить руки. Но это у него не получилось. Франц вывернулся от прыжка и нанес резкий короткий, бойцовский удар кулаком в лицо Михаилу. Раздался хруст и одновременно вой Михаила. Брызнула кровь. Следующий удар пришелся в область паха. Миша, корчась от боли, уткнулся поверженный на пол.
Послышалось громыхание сапог, и в дверях показался Фриц с автоматом и за ним готовые к бою два гренадера роты управления. Они прибежали на шум в доме.
— Франц, ты цел? — с разбегу задал риторический вопрос Каспер. — Помощь нужна?
— Спасибо, Фриц, — тяжело дыша, выдавил Ольбрихт, облокотившись о стену. Волосы его были разметаны. Лицо красное и потное от боя. — С родственниками я справлюсь сам. Хотя этому, — он головой показал на отходившего от ударов окровавленного Михаила, — свяжите руки и выведите во двор, пусть проветрится.
— С родственниками говоришь? — саркастически усмехнулся Каспер, бегло глянув на Михаила, — смотри не прогадай. Уж больно они дикие.
— Не прогадаю, — не замечая сарказма, приходя в себя, ответил тот. — А где фрау Акулина?
— Она во дворе под охраной.
— Хорошо. — Франц глубоко вздохнул, подобрал свой пистолет, фуражку и, держа их в руках, пошатываясь, направился на выход. — Я еще один дом проверю, — бросил он на пороге Касперу. — Без меня ничего не предпринимайте. Ни один волос не должен упасть с этих людей. Ты меня понял, Фриц?
— Понял, дружище. Можно только восхищаться и удивляться твоему гуманизму к этим людям и твоей любви к этой фрейлейн.
— Прибереги этот тост на свадьбу, Фриц.
— А она будет?
— Не сомневаюсь.
— Возьми хоть с собой солдат для охраны.
— Спасибо за совет, — Ольбрихт скрылся за дверями.
Через десять минут он был уже у бабки Хадоры. Лично сам в сопровождении двух солдат проверил все углы, но Веры нигде не было. Когда Франц заглянул на сеновал, то он чуть не упал с лестницы, у него закружилась голова от сладостных воспоминаний о встрече с любимой девушкой. Ее ласковые, проникновенные глаза стояли перед ним как наяву. Ее волнующие, нежные губы целовали его…
— Бабушка Хадора, — обратился он к старухе сидя у нее в хате, — что случилось с Верой? Где она?
— Сынок! Вижу, ты маешься и сердце у тебя доброе, несмотря, что ты германец. — Хадора добрыми старческими глазами смотрела на него. — Увели вчера Верочку. Кто – не знаю. Пришло двое парней ночью, незнакомые мне. Не здешние. Попросили ее выйти из хаты поговорить, мол, и больше Верочку, кровиночку я не видела. Пропала она. Но Вера тебя ждала, ох как ждала. Глаза ее сияли от счастья, от скорой встречи. Вот так, пан офицер, и было.
— Почему ее увели, баба Хадора? — Франц постепенно наливался бешенством. Его руки сжимались в кулаки.
— Кто его знает, сынок. Может Акулина знает или Миша. Он тоже крутился раньше здесь.
— Ну, варвары! — Франц с гневом стукнул кулаком по столу, да так, что разошелся шов на лайковой перчатке. — Ну, канальи! Спасибо, бабушка.
— Следовать за мной! — приказал он гренадерам, и водителю машины и стремительно направился к хате Акулины.
Мишу он обнаружил у сарая. Он сидел на земле с понурой головой и молчал. Кровь уже не текла. Его охранял один солдат с карабином. Обер-лейтенант Каспер, расположившись у машины, сидя за походным столиком пил кофе. Акулина находилась в хате. Там тоже была выставлена охрана.
— Ну что, Франц, как дела? Нашлась невеста? — засмеялся Фриц, увидев, подошедшего, озлобленного товарища. Тот не останавливаясь, прошел мимо, но вдруг до него дошла последняя фраза Каспера, он дернулся и застыл. И бросил на Фрица такой убийственный взгляд, что тот поперхнулся и облил на себя кофе. — О, черт! Молчу! Молчу! Извини.
— Мама! Как же так! Почему вы спрятали от меня Веру? — Франц присел рядом с Акулиной, войдя в дом и, положил свою руку на ее натруженные мозолистые неухоженные руки. — Солдат! Вы свободны, — отпустил он конвоира, который стоял, вытянувшись у двери. Как тот ушел, он продолжил разговор.
— Вы же дали согласие на нашу свадьбу? Вы видели, что я люблю вашу дочь. И она меня любит. Разве ваше сердце не радовалось за нас? Разве вы не видели, что мы были счастливы эти три дня. И я сделал бы счастливой ее всю жизнь. Что вы наделали, мама?… Что вы молчите, мама?… Где моя Верошка? Отдайте ее мне. Отдайте мне Веру, мама!.. — щека Франца нервно задергалась. — Я не могу без нее жить. Она в моем сознании, она в моем сердце, она в моей душе. Она всюду со мной эти две недели. Я лишился покоя и радости в жизни без нее. Отдайте мне вашу дочь, мама! — Франц затряс руки Акулины. — Отдайте мне вашу дочь!.. Ну хотите, я на колени перед вами встану? Мама! — глаза Франца наполнились слезами.
Акулина подняла голову. В ее глазах отражалась боль и сочувствие к этому молодому, красивому немецкому офицеру и страдания за Веру.
Но что она могла сделать в это тревожное непростое военное время. Их всех объявят врагами народа за связь с фашистами. Хотя этот мальчик явно не фашист. Он добрый, воспитанный и был бы опорой для ее Веры. Но он враг. Не судьба… Она смотрела в эти внимательные и очень откровенные, почти детские глаза и тоже прослезилась. — Не судьба…!.
По взгляду Акулины, по ее слезам, по ее тяжелым вздохам Франц понял свою обреченность. Веры ему не видать, по крайней мере, сегодня. В душе у него все протестовало. Душа не хотела верить, что он больше не увидит свою нежную, трепетную, необыкновенно сильную любовь, свою Верошку. — Что вы за люди, мама! — сдавленно вырвалось у него из груди. — У нас же будет ребенок! Мы этим уже обручены. Как вы это не поймете!!!
