Скрипнула дверь, Петров сунул обрывок в карман и обернулся. В сарай зашли Клюев с Приблудным. В черной бороде Николая Алексеевича пряталась торжествующая улыбка, а Ванька смотрел как невеста с картины Пукирева «Неравный брак».
Но при виде Петрова он оживился:
– Чего вы застряли? Идемте, вам нужно проветрится. Ваши странные утренние идеи насчет соавтора не дают мне покоя…
В общем, Ванька снова принялся за свое. С его слов выходило, что Ильф умер, Петров жив, Приблудный чудесно спасся во время расстрела, Михаил Файнзильберг никуда не терялся, а встреча со старым другом привиделась Петрову на фоне контузии.
И, главное, Клюев все это радостно подтверждал!
Глядя на это, Петров даже забеспокоился, не влез ли Приблудный в неподобающие долги, и не придется ли ему рассчитываться за помощь натурой.
– Товарищи, – покачал головой Петров, когда товарищи закончили свою сомнительную проповедь. – Вы ведете себя как идиоты!
11.07.1942
Ташкент, частный сектор
Е.П. Катаев (Петров)
Встреча с ташкентскими друзьями Приблудного принесла Петрову одни моральные убытки. Ванька продолжал оригинально шутить насчет смерти Ильфа, и его новый друг, который оказался врачом, эти дурацкие шутки поддерживал. Выдвигая сомнительные теории, что Женя, наверно, рехнулся после контузии и нуждается в медицинской помощи.
Что там было? Чай и длинный разговор, и взгляды, полные непонятного безмолвного сочувствия, и рассказы о войне, и неприятное ощущение тяжелого сна – Петров с трудом выдержал этот час. Ему очень хотелось рассказать товарищам, что он про них думает.
Дома, то есть в сарае, стало хуже. У Петрова болела голова. Приблудный то смотрел на часы, то копался в вещах, а Евгений Петрович лег на настил и взял книгу, но буквы путались перед глазами.
Потом Ваньке приспичило поговорить. Он снова заглянул в записную книжку и с несвойственным ему напором произнес:
– Ну, теперь-то вы поняли, Женя? Вы поняли, что ваш друг, Ильф, умер?
– Ни черта я не понял, – вздохнул Петров. – Подожду вечера. Ильф или придет, или нет.
Он был уверен, что вопрос на этом закрыт, но Ванька почему-то не успокаивался:
– Слушайте, ну если вы так скучаете по покойному другу, что он вам даже мерещится, так какого черта вы мучаетесь? Как вы там говорили? «Ночь, когда умер Ильф, была тихой и звездной»? Вот веревка, – Ваня драматическим жестом бросил на стол моток сероватой бельевой веревки, – во-он та балка вас выдержит.
Это был перебор. Самый настоящий.
– Ваня, что за идиотские шутки? – сердито сказал Петров. – Вот это вообще переходит все границы! Вы еще петлю сделайте!
– Какие шутки, это вы хотите увидеть покойника, а не я, – Приблудный покачал головой и действительно сделал петлю. – Нет, я больше так не могу! Пойду пройдусь, – с этими словами он выскочил из сарая.
Петров мрачно посмотрел на веревку. Потом на старый стол, который Ширяевец любезно притащил в сарай вчера утром, и на кривоногий стул. Потер глаза, перед ними плыли какие-то пятна, и полез в полевую сумку – искать телеграмму от Ильфа. Она должна была лежать в сборнике стихов крестьянских поэтов, но тот, как назло, куда-то запропастился.
Хотя Женя, конечно, и так все помнил.
«ОЧЕНЬ РАД НЕ МОГУ ВСТРЕТИТЬ ПРОПАЛ БРАТ МИША ЛЕЧУ ИСКАТЬ ТАШКЕНТ НОЧЬЮ ТЧК ПРИСЛАЛ ДЕНЕГ ТЧК ОТВЕТЬТЕ СЕГОДНЯ ГЛАВПОЧТАМТ МСК ЖДУ ТЧК НЕ ТЕРЯЙТЕСЬ ТЧК ИЛЬФ»
Между словами терялась странная улыбка Приблудного, его озадаченный взгляд и ласковое пожелание сходить к психиатру. Психиатром, кажется, как раз и был тот его приятель с непонятным именем. То есть оно было понятным, но совершенно исчезло из памяти – как и адрес. И вообще почти все события последнего часа.
Зато он прекрасно помнил, как умер Ильф. Помнил все обстоятельства его смерти и похорон.
«ОЧЕНЬ РАД НЕ МОГУ ВСТРЕТИТЬ ПРОПАЛ БРАТ МИША ЛЕЧУ ИСКАТЬ ТАШКЕНТ»
И веревку с петлей, конечно.
Петрову было очень интересно, как Ванька Приблудный додумался до такого. Это ведь еще постараться надо было. Так пошутить.
А, может, это не было шуткой? Вдруг это было важно?
«Когда Ильф умер, ночь была тихой и звездной».
Евгений Петрович не хотел вспоминать это. Он мечтал взять в руки телеграмму и с улыбкой прочитать послание от своего друга.
«ОЧЕНЬ РАД НЕ МОГУ ВСТРЕТИТЬ…»
Телеграммы не было.
Вещей Ильфа тоже не было. Ни чемодана, ни книг, ни блокнотов – совсем ничего.
«А ночь была тихой и звездной».
«Вот веревка».
Приблудный, конечно, шутил. А Ильф ушел к Анвару с Тохиром с вещами. Евгений Петрович вспомнил, как Иля вчера говорил, что не хочет бродить с чемоданом по ночному Ташкенту – так он, видимо, передумал.
А телеграмма просто завалилась куда-то, правда?
Она ведь еще вчера потерялась, вместе с книгой. Евгений Петрович вспомнил, как проснулся посреди ночи и решил посмотреть телеграмму, чтобы прийти в себя после тяжелого, мрачного сна. Он подошел к столу и пробежался пальцами по стопке книг – и нужной уже тогда не было. Петров, конечно, не стал проводить обыски ночью. Он тогда просто взял одеяло – одеяло Ильфа – и это помогло успокоиться.
Но теперь одеяла тоже почему-то не было. Точнее, на настиле их лежало два, а не три, как вчера.
