Чертыхнувшись вполголоса, я сунула кинжал подмышку и скорчила ей вслед ехидную гримасу.
Глупышка.
Ничего не понимает в театральной постановке.
Дверь вновь приоткрылась, любопытно-испуганный взгляд служанки скользнул по рукояти кинжала, моему искаженному лицу.
От раздавшегося вопля зазвенели стекла.
Зарезали барышню, душегубы окаянные, убили кровинушку нашу!
Занавес.
Антракт.
Сворачиваем спектакль пока домочадцев до инфаркта не довела.
Простынь под подушку, кинжал под перину, волосы расчесать. Тушь стереть, румяны размазать.
Я посмотрела в зеркало.
Уже не вампир.
Клоун.
Плюнув, принялась яростно оттирать салфеткой грим. Когда в комнату ворвалась бледная и взволнованная Серафима Павловна, я была сама невинность. Разве что щеки пылали.
Что случилось, Аннушка?! – на тетушку было больно смотреть. – Что за страсти вселенские Меланья рассказывает?
Она тревожно обшарила меня взглядом, пытаясь отыскать следы насилия.
Я беспечно повела плечиком.
С макияжем по новой моде экспериментирую… – и как можно бесхитростней пояснила: – Хотела создать соответствующий для предстоящего процесса образ.
Холодной и расчетливой стервы, мысленно уточнила я про себя. Клоун-вампир получился случайно, я не хотела.
Тетушка глубоко вздохнула. Бессильно опустилась на край кровати, укрыла ладонями лицо и внезапно разрыдалась.
Горько и безысходно.
Мне стало стыдно. Хоть и нет моей прямой вины в случившемся, тетушка тоже не причем.
Простите меня, Серафима Павловна, я больше не буду, – пролепетала я детскую отмазку. – Честное пионерское…
Но признаюсь как на духу причина слез представлялась мне надуманной.
Тетушка с силой провела ладонями по лицу, еще раз вздохнула и подняла на меня воспаленные глаза.
Не переживай, доченька, твоей вины здесь нет. Дурню старому надо было читать внимательно, прежде чем подписывать. Вот и подписал… петлю себе на шею.
Пришла моя очередь бледнеть.
Что он подписал? – свистящим шепотом уточнила я.
Тетушка обреченно махнула рукой.
Договор займа на двадцать тысяч рублей, что ухажер твой ему подсунул, когда залог на депозит судебный за тебя вносили.
Поймав мой виноватый взгляд, нехотя пояснила:
– Петр Трофимович на радостях, что деньги скоро нашлись, подмахнул не глядя расписку заемную, да не углядел за мелким шрифтом, что ссудный процент божеский лишь первые десять дней, а после… – оборвав себя на полуслове Серафима Павловна всхлипнула.
Теперь мне стало плохо по-настоящему. Дядюшка пострадал за меня, а я тут на перинах валяюсь, принцесса на горошине недоделанная. Ну что ж, значит операцию по раздаче плюшек проведем ранее намеченного срока. До последней минуты наказание Жоржа планировалось после судебного процесса надо мной.
Тетушка перестала всхлипывать, заревев в полный голос.
Жорж, подонок прыщавый, сучонок напомаженный, теперь тебе точно не жить, мысленно пообещала я и мстительно прошипела:
Мне отмщение, и аз воздам… – присев на кровать, обняла тетушку за плечи и твердо произнесла: – Не надо плакать, все будет хорошо. Клянусь всеми святыми, всем воздастся по заслугам их.
Что ты опять затеяла? – встревоженно вскинулась тетушка. – Никуда я тебя не пущу, даже не думай.
Я не одна буду, Пахома с собой возьму, – ласково пообещала я.
Как ни странно, но такое обещание возымело действо – Серафима Павловна успокоилась.
Чмокнув ее в щеку, я скорым шагом выбежала во двор.
Пахом возился с коляской, что-то в ней со скрежетом подкручивая. Судя по сочным выражениям трехэтажного характера, техобслуживание гужевого транспортного средства было внеплановым. При виде меня кучер состряпал покаянную мину, молча приоткрыл дверцу коляски и вопросительно приподнял бровь.
Варварка, дом четырнадцать, – буркнула я неприветливо, усаживаясь на мягкое, кожаное сиденье.
К доходному дому? – уточнил Пахом.
Я молча кивнула.
Пахом выразительно цыкнул – к моим новым знакомым, к коим относился и инженер Егоров, квартировавший рядом с фабрикой, кучер относился с изрядной долей неодобрения.
Пахом свистнул, гикнул, лошадь протестующе всхрапнула, недовольным взмахом хвоста едва не выбив корзину с бельем из рук проходящей мимо Меланьи, и мы тронулись.
Экипаж не катился, плелся – вечер выдался теплый, безветренный, улицы запрудили толпы гуляющих, не пройти, не проехать. Когда показались купола церкви Св. Варвары, солнце коснулось горизонта.
Обратно будем возвращаться в темноте.
За пол-квартала до доходного дома правое колесо издало предсмертный скрип.
Приехали, – перевела я про себя сложную тираду Пахома.
Можете особо не торопиться, вечеряйте вволю, – угрюмо повествовал он на мой вопрос, сколь долго продлится починка.
Ну что ж, прогуляемся, благо, что идти всего ничего.
Одно плохо, опять мерещились шпики.
Поминутно оглядываясь, я не дошла, долетела до помпезных дверей четырнадцатого дома.
У страха глаза велики.
Кивнув как старому знакомому вечно сонному, подслеповатому консьержу, я взбежала по парадной лестнице, после чего свернула в полутемный коридорчик – апартаменты инженера находились на последнем, техническом этаже и представляли собой каморку с одним единственным окном.
Условным стуком постучала в дверь.
Едва не рассмеялась, вспомнив старый анекдот. "Это вы продаете квартиру рядом со стадионом "Спартак"? Да-да-да-да-да, да-да-да-да, да-да".
– Веселитесь? – хмуро встретил меня инженер и, едва пустив на порог, немедля спросил: – Что у вас стряслось? Что-то срочное, коль явились не в оговоренное время?
Да, в общем-то, ничего, – безмятежно улыбнулась я в ответ. – Почти ничего… Если не считать, что мне срочно нужны деньги. Взаймы, разумеется.
Егоров хмыкнул.
Много?
Двадцать тысяч… с хвостиком, – торопливо добавила я, вспомнив про проценты.
Интересно, наберется такая сумма в партийной кассе? Да еще и хвостик потянет без малого на пять тысяч.
Изрядно… – почесал он в затылке. – Осмелюсь спросить, на какой срок? И под какие гарантии?
На час. Самое большее – на два. И никаких гарантий…
Йоханн
К отделению банка мы добрались пополудни.
Имею честь представлять интересы знакомой вам личности, – коротко кивнул я молодому человеку приятной наружности.
Весьма приятной, надо сказать. Впечатление портили лишь брезгливо поджатые губы и льдисто-бездушный взгляд.
И что это за личность, позвольте полюбопытствовать, – сварливо отозвался молодой человек.
В глазах его мелькнула изрядная настороженность.
