Но Локоток не ответил.
Он отошёл к камину, деловито подбросил в огонь полено из невеликой сложенной на полу поленицы и молча застыл у огня, сдвинув пятки вместе и совершенно по-человечески сложив руки на груди.
— Я знаю, кого он мне напоминает, — сообщила Маша.
— Кого? — спросила Марта.
— Оскара.
— Точно! — засмеялся Женька. — Похож. Правда, без меча.
— И явных мужских признаков, — подал голос с дивана Никита. — Не знаю, по мне, он скорее на Давида похож. Только не Микеланджело, а Донателло. Я как-то видел копию в Пушкинском.
— Ну, это ты загнул, — сказала Маша. — Но — красиво загнул, молодец. Ценю.
— Высота Оскара чуть больше двадцати шести сантиметров, если я не ошибаюсь, — сообщил Влад, усаживаясь за стол. — А я не ошибаюсь. Наш же Локоток повыше будет гораздо. Но Маша права, что-то от Оскара в нём есть.
— Имя — Оскар, фамилия — Локоток, — согласился я. — Так и запишем. Интересно всё-таки, чей это был голос. Эй, хозяева, покажитесь! Есть кто-нибудь?!
Тишина.
— Не отвечают, — констатировала Марта. — А кто это — Оскар?
— Блин, я и забыла, — сказала Маша. — Извини. Не кто, а что. Статуэтка такая. Голый мужик с мечом.
— Используется в качестве высшей американской кинонаграды. Да и мировой, пожалуй, тоже, — добавил Евгений.
— А Пальмовая ветвь Каннского феста?! — возмутилась Маша. — Думай, что говоришь.
— Я мог бы разбить твои доводы в пух и прах, но не стану, — с достоинством заявил Женька. — Не время спорить.
— Особенно о киноискусстве, — сказал я, глядя в окно. — Кто-нибудь узнаёт пейзаж?
— По-моему, это очень качественное стереоизображение, — предположил Влад. — Мы сверху видели совсем другое. Джунгли до горизонта, реку и горы.
— Хотя и тот вид мог быть изображением, — заметил Женька. — Запросто. То есть я хочу сказать, что не вижу разницы. И тот, и этот пейзажи кажутся настоящими.
— Загадки! — провозгласила Марта, уселась лицом к двери и аккуратно положила «беретту» перед собой на стол. — Снова загадки. Сначала приглашают войти, а потом исчезают. По-моему, это невежливо. Гостеприимные хозяева так не поступают.
— Вы правы, — прозвучал в ответ тот же мужской голос, что предложил нам войти. Был он приятного глубокого тембра и шёл, казалось, сразу отовсюду. — Прошу меня извинить. И — здравствуйте. Надеюсь, вы не успели очень уж заскучать?
— Здравствуйте, — сказал я, рефлекторно глядя в потолок. — Не успели. Скажите, мы так и будем дальше разговаривать?
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался голос.
— Вы нас видите, а мы вас — нет, — объяснил я.
— А для вас это жизненно важно — видеть собеседника? — осведомился голос.
— Нет, но желательно.
— В таком случае я хотел бы попросить вашего разрешения остаться невидимым.
— Вы такой страшный? — с самым простодушным видом осведомилась Маша.
— Я могу принять любой облик, — после короткой паузы сообщил голос. — Но это будет… несоответствие фактам. Обман. Форма и содержание связаны между собой гораздо теснее, чем обычно принято считать. Понимаете, о чём я?
— Понимаем, — заверил я. — Не дураки. И всё-таки хотелось бы знать, с кем мы имеем честь.
— Зовите меня… ну, скажем, Оскар, — у меня создалось впечатление, что обладатель голоса улыбается. — Мне нравится это имя.
— Э-э… — я уставился на Локотка, который, по-прежнему изображая статуэтку, торчал возле камина.
— Да не может этого быть! — засмеялась Маша. — Локоток?!
— Не совсем, — заверил голос. — Но смею вас заверить, что тот, кого вы называете Локотком, является в некотором роде моей неотъемлемой частью. Именно поэтому я и выбрал имя Оскар. Потому что два имени для него многовато. Вы не находите?
— Локоток — это скорее прозвище, — сказал Женька. — Но пусть будет по-вашему. Оскар так Оскар.
— Меня зовут Мартин, — представился я. — На данный момент являюсь старшим данной группы людей. Не по возрасту. Главным образом по опыту, а следовательно, и праву нести ответственность и принимать решения.
— Очень приятно, Мартин.
— Далее. Мария, Марта, Владимир, Никита и Евгений. Прошу по возможности любить и жаловать. И самое безотлагательное. У нас раненый. Вы не могли бы помочь? В качестве жеста доброй воли. Со своей стороны обещаем всяческое содействие.
— В качестве жеста доброй воли… — задумчиво повторил голос. — Пожалуй. Раненого, как я понял, зовут Никита?
— Да, — сказал Никита.
— Никита, разденьтесь, пожалуйста.
— Совсем?
— Да, полностью.
— Хм… — Никита покосился на девушек.
— Не переживай, — усмехнулась Марта. — Мы с Машей много раз видели голых мужчин. Правда, Машенька?
— А то! — заверила Маша. — Я больше скажу. Не всегда это зрелище доставляло нам эстетическое или какое-либо иное удовольствие. Давай-ка я тебе помогу.
— Ещё чего! — возмутился Никита.
— Майку, дурачок, — ласково сказала Маша. — Неудобно же. И бинты. А штаны, так и быть, снимай сам.
Чёрт, а ведь бок у Никиты и в самом деле выглядит неважно. Кожу ему заряд спалил начисто. Если и заживёт само по себе, то не завтра. А с учётом того, что медикаментов, считай, никаких под рукой, то и вовсе… Нет, правильно, что я этого невидимого и неведомого Оскара попросил о помощи, правильно. Язык не отвалился. Как он, интересно, собирается действовать в отношении Никиты? И кто он такой вообще? И где мы? Слишком много вопросов. Но задавать их все сразу погодим. Задавая вопрос тому, кто сильнее, и ожидая на него ответ, ты ставишь себя в заведомо подчинённое положение. А этого нам не надо.
Наблюдая за тем, как Никита снимает одежду и снова укладывается на диване, я машинально закурил, сделал пару затяжек и только потом вспомнил, что по правилам хорошего тона следовало бы спросить разрешения у хозяина.
Ладно, хрен с ним. Обойдётся. Или… нет, нехорошо.
— Курить-то у вас тут можно, Оскар? — по возможности небрежно осведомился я. — А то мало ли.
— Курите, — разрешил Оскар. — Вентиляция у меня везде хорошая. Но учтите, что сигарет здесь нет и быть не может. Кроме тех, что у вас с собой. Никита, вы готовы?
— Да, — ответил Никита. — Это как, не очень больно?
— Это совсем не больно, — заверил голос. — А может быть, даже и приятно. Закройте глаза и постарайтесь расслабиться.
— А нам что делать? — спросила Маша.
— Сидите и отдыхайте. Пока.
В следующее мгновение диван, на котором лежал обнажённый Никита, стал меняться.
Само ложе опустилось ниже к полу, спинка вытянулась вверх и нависла над Никитой, словно морская волна в замедленной съёмке.
Секунда, другая…
Ложе изогнулось навстречу и слилось со спинкой в одно целое, образовав нечто вроде цилиндра, края которого немедленно сошлись, округлились, и вот уже перед нами не диван и не цилиндр, а…
— Кокон, — сказал Женька. — Или пенал.
— Главное, чтобы не саркофаг, — мрачно заметила Марта. — Я очень надеюсь, что Никита выйдет оттуда целым и невредимым. Слышите, Оскар?
Оскар промолчал, но я почему-то знал, что он никуда не делся и по-прежнему незримо присутствует среди нас.
Потянулось ожидание.
Я докурил сигарету, подумал и достал вторую.
— Дай и мне, — попросил Влад, переставший отравлять себя табачным дымом несколько лет назад.
Но закурить он не успел.
Кокон дрогнул, медленно, словно нехотя, разошёлся посередине, и вот уже перед нами снова самый обычный диван, на котором лежит наш Никита. Живой и здоровый. Только спящий.
— Обалдеть, — Маша первой подошла к дивану и осторожно прикоснулась пальцами к гладкой чистой коже. — Как и не было ничего. Вы, Оскар, просто волшебник! Спасибо.
— Пожалуйста. Это было не слишком трудно.
— И тем не менее ещё раз громадное спасибо от всех нас, — произнёс я со всей искренностью, на которую был способен. — Его можно будить или пусть спит?
— Сейчас он сам проснётся, — заверил Оскар.
И действительно.
В следующее мгновение Никита глубоко вздохнул, улыбнулся и открыл глаза.
— Чудеса исцеления, — изрёк он, садясь и ощупывая совершенно здоровый бок. — Спасибо, Оскар, я ваш должник.
— Пожалуйста. Что же касается долга, то долг у вас и передо мной, и перед самими собой на данный момент только один — выжить.
— Выжить? — переспросил я. — А подробнее можно?
— Можно. Спрашивайте, попробую ответить. Но не ждите ответов на все свои вопросы. Я отвечу лишь на те, на которые сочту нужным.
— Спасибо и на этом, — вздохнул я. — Тогда первый вопрос. Где мы?
— Это не ваша Земля. Всё, что я могу пока сказать.
— Как мы здесь оказались?
— Перенеслись с помощью Камней Внезеркалья. Ну и моей, разумеется. Это очевидно.
