Я чуть напрягся, формируя сеть познания и, спустя мгновение, уже точно знал, что вокруг нашей коляски собралось пять человек. Двое преградили дорогу, а еще трое подошли к остановившемуся экипажу сзади, так что Лейф их увидеть не мог.
— Сзади трое. — Тихо проговорил я для возницы.
— Эй, в тарантасе, вылазь давай, барчук! — Голос одного из преградивших нам путь придурков, был хрипл и простужен.
— А то что? — Поинтересовался я. Вытащил барабанник и тихонько опустился на пол, одновременно напрягая ноги для удара в левую дверцу коляски. То, что атаковать меня будут именно через нее, мне подсказала сеть познания, послушно передавшая ощущение живых существ, огибающих коляску слева. Двое не увиденных Лейфом разбойничков уже подобрались к дверце вплотную, оставив своего «коллегу» у задней стенки экипажа.
— А то выволокем, сам не рад будешь! — Просипел знакомый уже голос, и в ту же секунду я, со всей дури, ударил в дверь обеими ногами. Самый шустрый неудачник схлопотал удар дверцей по морде и, отлетев в сторону, затих. Второй же, не ожидавший такого поворота, и потому на секунду замешкавшийся, огреб рукоятью барабанника по черепу и кулем рухнул на землю. «Сварскольд» пару раз рявкнул в белый свет как в копеечку, заставив оставшихся на ногах бандитов шарахнуться в стороны, и я, выпав из экипажа, нырнул под коляску.
— Не дури, барчук! — Голос «переговорщика» донесся откуда-то справа, но ответа от меня не дождался. Я в этот момент как раз взял «на мушку», третьего горе-налетчика, остававшегося за задней стенкой экипажа. При звуке выстрела он, как и остальные подельники, упал наземь, так что сейчас ствол «сварскольда» упирался ему в переносицу.
— Оружие есть? Кто такие, чего нужно? — Шепотом поинтересовался я у затаившего дыхание разбойничка.
— Так с Плотни мы… — Так же шепотом ответил тот, демонстрируя пустые руки. — Атаман сказал, через парк седни богатый барин ехать будет, вот мы и…
— Понятно. Отползай. — Приказал я придурку, и тот, с готовностью закивав, не вставая на ноги, начал разворачиваться, елозя пузом по песку. Почему придурок? Потому что решил, что я поверю в его безоружность. Удар рукоятью барабанника по затылку, нанесенный горе-налетчику из неудобного положения, тем не менее вполне удался, и небритая физиономия разбойника безвольно ткнулась в песок. Вот. Трое готовы. Теперь можно и с оставшимися красавцами побеседовать.
— Ау, чего замолк, переговорщик? — Крикнул я.
— Так и не молчу я вовсе, барчук. Наоборот, это ты отвечать не хочешь, когда с тобой добрые люди разговаривают.
— Ну вот, ответил, и чего ж тебе надобно, «добрый человек»?
— Так это… ой е-ео.
Не понял! Это что такое?
— Виталий Родионович, все. Готовы тати. — Веселый голос Лейфа заставил меня выматериться. Не утерпел повар, полез в драку. Небось, пока разбойнички от моих выстрелов тихарились, парень незаметно слез с коляски и, миновав кустарник, зашел к татям в тыл. Ну я ему устрою варфоломеевскую ночь и утро стрелецкой казни, импровизатору хренову. Надеюсь он этих уродцев хоть не насмерть приголубил… А то что-то не хочется еще и с сыскарями знакомство сводить.
Я выбрался из-под экипажа и, в ожидании Лейфа, вытаскивающего тушки татей из-за деревьев, скептически глянув на свой костюм, вздохнул. Кажется, Меклен Францевич недавно учил меня воздействию, очищающему костюм от легких загрязнений, ну там, «от капнувшего на манжеты соуса, крошек галльских булочек, брызг от неумело налитого половым вина…», как следовало из его же объяснений. Хм. Песок, конечно, мало похож на соус или крошки от хрустящих булочек… но что-то же делать надо? Если я появлюсь в таком виде на круге, это могут счесть оскорблением, причем не только плесковский десятник, на чье пыхтенье мне ввиду предстоящего хольмганга, откровенно говоря, плевать, но и его поручники. А устраивать еще две дуэли, сразу после боя с боярином, мне совсем не улыбается. Что я им, д'Артаньян?
Представив себе гасконца с пехотной лопатой наперевес, я невольно усмехнулся. Добравшийся до меня со своей ношей, Лейф, приняв мою усмешку на свой счет, тут же довольно улыбнулся в ответ. Ага, наивный.
— И чему же ты так радуешься, позволь спросить? — Поинтересовался я, подпуская в голос холода. Лейф тут же потушил ухмылку и, упустив безвольные тушки бандитов, развел руками.
— Так это… вот. — Поняв, что вопрос не был риторическим, Лейф, наконец, крайне лаконично пояснил свою радость и ткнул пальцем себе под ноги, указывая на валяющихся на песке татей.
— А скажи-ка мне, друг мой, чему учил тебя твой батюшка. О дисциплине, например, он ничего не говорил?
— Как же не говорил. — Вздохнул Лейф, моментально поняв куда ветер дует. — В походе-то ушкуйном, без подчинения приказам старших, никуда. Провальный поход будет, коли дисциплину порушить.
— Так, что ж ты мой приказ не исполнил?
— Ну… — Протянул Лейф. А до меня только сейчас по-настоящему дошло, что, несмотря на всю свою самостоятельность, ум и умения, передо мной стоит молодой двадцатилетний парень, со всеми порывами и заскоками, присущими его возрасту, а не воин, прошедший огонь, воду и медные трубы, и понимающий необходимость точного исполнения приказов.
— Ладно. — Прервал я затянувшуюся паузу. — Что татей пришиб, молодец, а о неукоснительности исполнения моих распоряжений, мы с тобой дома поговорим… Как думаешь, кто из этих паскудников — атаман?
— Вот этот, кажись. — Облегченно вздохнув, проговорил Лейф указав на одного из татей. — Слыхал я, пока к ним подбирался, как он своему дружку командовал.
— Славно. Значит, этого связать, кляп в глотку и в экипаж. Да и поехали, а то уж время подходит, как бы наши знакомцы не обиделись на опоздание.
— А с остальными что? — Недоуменно спросил Лейф, хватая атамана татей за шкирку.
— Оставим, на кой они нам? Ежели сыскарям их везти, так времени жалко, да и не поместятся все разбойнички в коляску. А так, очухаются, уйдут и бес с ними. — Пожал я плечами, направляясь к экипажу, на ходу пытаясь применить все свои куцые знания в бытовых воздействиях, что бы очистить костюм от песка.
Справился я со своей задачей только за пару минут до приезда на место. Круг, укрытый от посторонних взоров особенно высокой и плотной живой изгородью из вечнозеленого кустарника, расположился почти в самом центре парка (тоже мне аттракцион для детишек!), и представлял собой утоптанный пятачок, метров двадцати в диаметре, огороженный высоким и широким каменным бордюром, очевидно, при необходимости, играющим роль скамьи. Впрочем, мне сейчас было не до садово-архитектурных изысков. Все мое спокойствие, сохранившееся даже во время столкновения с татями, неожиданно дало трещину. Стоило мне увидеть постные физиономии поручников боярина и бледные лица моих помощников, как беспечное настроение меня покинуло. Нет, у меня не тряслись поджилки и не сводило живот. Но где-то в груди ворохнулся страх, а следом за ним пришел знакомый легкий мандраж, всегда накатывающий на меня в преддверии боя. Не желая растягивать удовольствие ожидания хольмганга в таком состоянии, я одним движением выскочил из экипажа, и, быстрым шагом преодолев несколько метров отделявшие меня от компании поручников, отвесил им короткий полупоклон.
