За несколько километров от Герата в мопеде кончился бензин — он должен был кончиться еще давно, но кончился здесь, и бензоколонок на этой дороге не было. Мопед был самой дорогой вещью, которая была у гонца — собственно говоря этот старенький мопед был единственной имеющейся у него вещью, которую можно было назвать ценной. Но он не раздумывая ни секунды оттащил мопед с дороги и побежал, потому что послание, которое он должен был доставить, было важнее мопеда, важнее его самого, важнее этих гор, важнее всего что есть в этой стране. Сказано что Махди появится когда правоверные будут угнетены и рассеяны — и то что он появится на этой, пропитанной кровью земле — величайшая честь для всех, кто населяет эту землю. Значит, Аллах помнит про них…
Падая от усталости, гонец перелез в известном ему месте через стену окружающую старый город — была уже ночь. Когда он добрался до нужных ему ворот — совсем стемнело. Из последних сил он забарабанил в дверь.
Дверь открылась, когда гонец уже начал испытывать отчаяние, полагая, что он ошибся домом и не сможет предупредить имама о нависшей над ним опасности. Но нет — внезапно дверь приоткрылась, гонца втянули внутрь и бросили на землю. Лучи нескольких фонарей, прикрепленных к цевьям автоматов, скрестились на нем, ослепив и пригвоздив к земле.
— Кто ты?
— Я всего лишь нижайший раб Аллаха и пророка его Махди, прибывший из Кабула с посланием — ответил гонец.
Те, кто держал его под прицелом, какое-то время молчали.
— Я его знаю — сказал наконец один из них на фарси — он был здесь.
— Ты не привел за собой засаду, брат?
— Нет, клянусь Аллахом!
— Проверьте! — сказал тот же самый, видимо командир на фарси.
Два фонаря погасли — двое боевиков бросились исполнять поручение. Навстречу гонцу протянулась рука.
— Поднимись с земли брат. Ты можешь передать послание.
— Его я должен передать лишь тому, чье время пришло.
Те, кто хранил покой имама в сокрытии, колебались недолго.
— Ты помнишь о клятве, брат?
— Она пребывает в моем сердце.
— Тогда пошли. Тот, чье время пришло — выслушает тебя.
Его провели коридорами, узкими и темными, привели в ту же комнату, простую, застеленную коврами.
— Ожидай здесь, брат. Тот, чье время пришло, придет и выслушает тебя…
В комнате был накрыт достархан.[61] Простой, даже спартанский — вода в большом кувшине, фрукты, соблазнительно расколотые гранаты, которые утоляют жажду и придают мужчине мужскую силу. Гонец не осмелился дотронуться до фруктов и гранатов — но его пересохшее горло требовало воды — и он утолил жажду, полагая что в том нет греха. Про то, что такое психотропные препараты, сын простого декханина служащий в королевской полиции в Кабуле конечно же не знал…
Утолив жажду, гонец снова сел и принялся ждать в полной решимости прождать столько, сколько потребуется.
— Алла-а-ху Акбар! Алла-а-ху Акбар! Алла-а-ху Акбар! Алла-а-ху Акбар! Ашхаду алля иляха илля Аллах! Ашхаду алля иляха илля Аллах! Ашхаду анна Мухаммадар-расул-уллах!..[62]
Азан. Кто-то пел азан! Непонятно, откуда звучала эта сладостная для любого правоверного мелодия, она просто была, висела в воздухе тончайшей пеленой…
Гонец посмотрел на часы — они были дешевыми, электронными, сделанными в континентальной Японии — и вдруг увидел, что часы встали.
Но раз звучит намаз, а он не знает, сколько сейчас времени — надо вставать на намаз! Он уже пропустил три намаза, но всевидящий Аллах простит его, ведь он пропустил их не по лени или небрежению.
И гонец встал на намаз. Тем более, что в комнате, как и во многих других местах на Востоке была специальная отметка, указывающая направление на Киблу.[63] К счастью — здесь была вода, и он смог совершить вуду, омовение, как это предписывает Коран. Затем он совершил такбирату-ль-ихрам — поднял руки до плеч со словами «Аллаху Акбар». Затем начал читать дуау-ль-истифтах — начальные слова намаза, что-то вроде вводной молитвы. Закончив с вводной молитвой, он прочитал Аль-Фатихат, вводную суру Корана и начал совершать первый ракат.[64]
— Мырат…
Тихий голос послышался ему после того, как он совершил второй ракат и встал для совершения третьего, потому что третий ракат должен был быть совершен стоя. Ему приходилось вспоминать слова раката, потому что мутилось в голове — но это было от усталости, ведь он проделал длинный путь сегодня, чтобы передать весть об опасности.
Он замер, прислушиваясь, но голос больше не появлялся. Подождав несколько секунд, гонец произнес «Аллаху Акбар» и начал совершать третий ракат.
— Мырат…
Голос снова прозвучал, когда гонец закончил третий ракат и совершал ташаххуд, готовясь к завершению намаза. На сей раз он прозвучал так громко — что не было сомнений, что в комнате кто-то есть.
Но в комнате — никого не было.
— Аллах Акбар! — сказал гонец, не дочитав до конца ташаххуд и не завершив должным образом намаз. Он подумал, что где-то рядом — шайтаны.
— Мырат…
Слова прозвучали еще громче, они прозвучали подобно трубному гласу — и не слышать их мог только тот, кто не желал слышать?
— Светлейший Махди? — робко спросил гонец.
— Ты соверил намаз, Мырат… Но чисты ли твои помыслы…
— О, Светлейший, мои помыслы чисты как слеза ребенка…
— Скажи, какую весть ты принес мне, — Мырат… Это весть о нависшей над правоверными опасности?
— О, Светлейший… опасность весьма велика. Ищейки генерала Абада, презренного шиита, да проклянет Аллах его и весь род его, нашли, где скрывается Светлейший и Абад, этот слуга шайтана не преминул донести об этом королю, этому посланцу ада на земле. А король, пусть ослепнут его глаза, приказал своим нукерам найти и убить всех, кто приближает пришествие в Герате, и сделать это не далее как завтра! Вот какую весть принес я, и весть эта правдива…
В комнате, которая располагалась недалеко от той, где находился одурманенный психотропным зельем гонец из Кабула, и в которой было несколько мониторов слежения — снова было многолюдно. Несколько боевиков, в камуфляже и с автоматами, их лица были закрыты платками от пыли. Тот же самый невысокий, жадно смотрящий на экран человек, накинувший белый халат поверх камуфляжной куртки. И еще один — молодой человек, который в отличие от других находившихся в комнате укрывался чем-то, похожим на белый плащ.
— Что скажете?
Низенький, в белом халате оторвался от экрана.
— Он говорит правду — уверенно сказал он, я могу дать гарантию.
— Абдалла?
