Она смахнула ладошкой слезы с ресниц. Ресницы у нее были длинные. Не так уж она и некрасива. Интересно, кто ей внушил мысль об уродстве, кто дразнил грызуном? Наверняка старшая сестра.
— Можно, опробую свои чары на тебе? Потом? — спросила Клеопатра.
— Ну, нет! — Клодий шутливо погрозил ей пальцем. — Вот это я тебе запрещаю.
Когда гости покинули его дом, народный трибун открыл подаренный ларец. Внутри были драгоценности: браслеты, серьги и жемчуг россыпью. Не меньше чем на полмиллиона сестерциев.
— Какой дурак! — пожал плечами Клодий, захлопывая крышку. — Богатая страна Египет. — И добавил с усмешкой — Была.
Интересно, сколько этот горе-царь подарил Великому за то, что тот позволил Авлету поселиться в усадьбе на берегу Альбанского озера?
«Когда поеду к себе в Арицийскую усадьбу, — решил Клодий, — непременно загляну в гости к Клеопатре».
Через три дня коллегия квиндецемвиров[107] сообщила, что ответ Сивиллиных книг по вопросу о помощи Птолемею Авлету таков: «Царь должен быть восстановлен на троне без помощи войск». Это был удар по Помпею: без войск в Египет соваться бессмысленно и глупо. Хотя, кто знает — Катон получил Кипр, имея при себе лишь двоих писцов. Возможно, Египет так одряхлел, что Помпею тоже хватит пары писцов для того, чтобы утвердить в Александрии нужную власть.
Помпей не видит дальше собственного носа и не замечает, что год от года провинции становятся богаче. И хотя политическая власть по-прежнему находится в Риме, деньги можно раздобыть только в провинциях. Посему человек, который будет править Республикой, должен держать все нити управления провинциями в руках.
Но как это сделать?…
Картина XV. Помпей, враг мой
Я заглянул в опустевший дом Цицерона, обошел комнаты. Повсюду осколки разбитой посуды, впопыхах брошенные вещи. Признаться, на миг мне стало жаль говоруна. Я вернулся к себе, раздумывая над превратностями судьбы: совсем недавно мы были друзьями и… Да, да, я как раз думал о Цицероне, когда брат Аппий принес мне памфлет. Я прочел. Оказывается, изгнанник решил ответить ударом на удар и пустил гулять по Городу списки со своего мерзкого сочинения. Ну что ж, я тоже ответил ударом на удар и приказал сжечь пустующий дом. На месте пожарища я возведу храм Свободы.
Помпею оказал огромную услугу: консулу Авлу Габинию, его ставленнику, поменял провинцию. Габиний получил Сирию — прежирный кусок. Консул Габиний на радостях тут же выписал мне вексель на миллион сестерциев. Теперь Помпей и Цезарь должны поддержать в сенате предложение сделать меня в следующем году ответственным за снабжение Рима хлебом. Если не позаботиться о подвозках заранее, торговцы примутся спекулировать, и в Городе начнется голод. Я уже поговорил с Помпеем, и он согласился, что это очень важный вопрос — необходимо около сорока миллионов сестерциев на закупки. И легаты, не менее пятнадцати, для всех провинций. Особенно в этом плане важна Сицилия. К счастью, я оставил там по себе хорошую память и стал патроном сицилийцев.
Одно меня беспокоит: Цезарю я также изложил свои планы, но ответа из Галлии до сих пор не получил.
Когда мне предоставят полномочия по снабжению хлебом, право назначать легатов и деньги, вот тогда я развернусь. У меня будет возможность и среди знати создать свою партию, сильнее, чем партии Помпея или Катона.[108]
Из записок Публия Клодия Пульхра
11 августа 58 года до н. э
Утром Клодий заглянул в спальню сынишки. Розовая головенка в ворохе белых тряпок. Клодий погладил крошечные пальчики, что неведомо как протиснулись меж пеленок. Упрямец, сразу видно. Интересно, что ему снится? Верно, зеленые, красные и синие пятна, и наискось — белые полоски: струйки сладкого женского молока, льющиеся в его раскрытый ротик, — недаром он так сладко чмокает во сне.
Кормилица дремлет подле; на шерстяной тунике — влажные пятна. Надо поскорее отвести мальчишку в Альбанскую усадьбу — подальше от здешней низины и опасных лихорадок. Вот только сам Клодий не может ехать — не положено народному трибуну уезжать из Города. Дел — не продохнуть. Клодий должен держать сенат в узде, Помпея — подальше от сената, народное собрание — послушным своей воле.
Вчера на заседании коллегии улицы Аргилет Полибий и Зосим поймали двух подозрительных типов, которые пытались всучить взятку руководителю коллегии. Эти двое швырнули деньги собравшимся и удрали. Кто они, зачем приходили и в пользу кого подкупали — неизвестно. Но все это очень не нравилось народному трибуну.
Малыш заплакал. Клодий вынул его из люльки и прижал к себе. И сразу вспомнил тот миг, как спеленатый крошечный кулек положили на пол у его ног. По обычаю он должен был поднять сына в знак того, что признает ребенка своим. На девятый день малышу дали имя. Как отцу — Публий.
Что ж ты плачешь, маленький Публий? Может быть, тебя мучают сомнения? Ты раскаиваешься, что пришел в этот мир? Ты боишься? Да, грядут не самые лучшие времена. Многие чувствуют дыхание грозы, но не знают, как ее отвратить. Каких богов умилостивить, какие жертвы принести, где укрыться? О бессмертные боги, подайте глупым смертным знак… Мы все ждем, разве вы не видите?
— Что удалось разведать? — спросил Клодий, откладывая памфлет Цицерона. В третий или четвертый раз перечитывал, и каждый раз в груди поднималась волна глухой ярости. — Так что ты узнал? Правду говорил мне братец Аппий?
— Правду, — подтвердил Зосим. — Помпей встречался с Бибулом.
— Если бы знать, что они обсуждали, — задумчиво проговорил Клодий. Но в доме Помпея у него не было осведомителей.
У Великого, можно сказать, зуд — как оптиматы его ни пинают, как ни гонят, он все равно хочет с ними дружить.
Тут занавеска таблина заколебалась, в щель просунулась голова Этруска:
— К тебе Квинт Цицерон, брат Марка.
— Зачем? — Клодий резко обернулся.
— Не сообщил. Но вид у него, как у побитой собаки.
— Ладно, пусть войдет. — Клодий спрятал памфлет среди папирусов на столе.
Одно из неудобств повелителя толпы: дом народного трибуна в любое время дня и ночи открыт для посетителей.
В прошлом полновластный властитель провинции, брат Марка Туллия Квинт Цицерон имел вид довольно жалкий. Повадкой он напоминал мелкого торговца, собрат которого погорел на крупной сделке, а сам он чудом уцелел.
— Что нужно? — не слишком любезно спросил Клодий.
— Недоразумение, все это недоразумение, — просительно, но одновременно с вызовом заявил Квинт Цицерон. — Брат не писал… Та речь, ну да, та речь… Понимаешь, мой брат ее не писал.
— О чем ты говоришь? — мастерски разыграл недоумение Клодий.
Квинт замялся.
— Речь против тебя и…
— Ааа! — изобразил прозрение Клодий. — Вот ты о чем? Эта грязная писулька — работа несравненного Цицерона? Неужели его слог может быть столь отвратительным? Дайка сюда! — Клодий указал Зосиму на стол, на котором лежали несколько свитков и с десяток разглаженных листов папируса. — Вон тот, крайний. — Зосим протянул папирус. — Этот памфлет, направленный против меня, оказывается, написан самим Марком Цицероном!
— Нет, нет, это не Марк. Кто-то хочет приписать ему эту речь. Но это не он. Хотя кое-кто думает, что он. Но сам посуди, разве Цицерон может писать так небрежно, так неровно, так…
— Да, сочинено фекально. Какой варварский слог! Но одно меня смущает… Эти выражения: «муж Клаудиллы», «жрец Доброй богини», «гладиатор», — чтото они мне знакомы. Где-то я их уже встречал, вот только не припомню — где. — Клодий изобразил глубокую задумчивость. — Понимаешь, я встречал их у Цицерона. Да, да у Марка Туллия Цицерона. А что этот памфлет написан отвратительно, не отрицаю. Пожалуй, автору стоило больше работать с текстом.
— Да нет же! — Квинт заголосил совершенно неприлично. — Это не Марк.
— Я верю, — сказал Клодий мягким, сочувственным голосом и положил руку на плечо бывшему наместнику Азии. — Я всем говорил, что не может Цицерон так плохо писать. Ведь не может? — Квинт старательно разглядывал носки своих красных сенаторских башмаков. — Ну и отлично. Зачем волноваться? Я понимаю, что ты за брата переживаешь. За себя переживаешь. За Республику переживаешь. Переживаешь за Республику? А? — крикнул он чуть ли не в ухо Квинту и расхохотался.
— Переживаю, — вздохнул Квинт.
— Вот что ты мне скажи, — Клодий откинул назад свои каштановые кудри, чуть более длинные, чем полагалось носить римлянину, — если тебе придется выбирать между Цезарем и Помпеем, кого ты выберешь?
