Толковый следователь спал на спине с открытым ртом и с расстегнутой ширинкой. Я огляделся, но мокрых углов вокруг не обнаружил. Взяв со стола водочную бутылку, я сунул ее за пазуху коллеге. Подойдя к безмятежно откинувшемуся на стену незнакомцу, я оглядел его повнимательнее. Мужичок оказался с претензией на принадлежность к бомонду. В нагрудном кармане видавшего виды велюрового пиджака торчал уголок платка, а под воротником рубахи был повязан шейный платок. Свободный художник, значит, мать его за ногу…
Взяв графин, на треть заполненный водой, я тонкой струйкой вылил его весь на ширинку художника. Тот даже не пошевелился. Бить уже, точно, никого не хотелось и я опять начал думать. Чтобы навсегда очистить эти стены от скверны, нужен был скандал хотя бы средней громкости, но выходящий за пределы РОВД. Значит, если не мордобой, то тогда какой-нибудь другой срамной сыр-бор с последующим официальным разбирательством.
Я решительно переломил пополам свою дефицитную офицерскую линейку, которую так долго вылавливал в военторге. Сложив два целлулоидных обломка, я завернул их в обрывок от газеты-скатерти. Вытряхнув мусор из служившего урной цинкового ведра за окно, я поставил его в изголовье раскладушки. В это же ведро высыпал окурки из пепельницы.
Подпалив дымовуху, я притопнул открытый огонь и бросил ее в ведро, потом выключил свет и полез на подоконник.
Пока мы с Аскер-заде поднялись на второй этаж и подошли к кабинету, дым уже вовсю сочился из-под двери. Не задохнулись бы они там, пронеслось у меня в голове.
— Выбивай дверь! — заполошно шумнул я старлею, а сам рванул дверцу красного ящика на стене с брезентовым рукавом и огнетушителем внутри.
Дверь в кабинет подалась после второго или третьего удара плечом. Аскер влетел в дымную темноту, а я грохнул головой огнетушителя об пол. Точно зная, где отрабатывает взаимодействие щеки и раскладушки толковый следователь, я именно туда и направил пенную струю. Из угла раздался панический вопль и, если бы я не знал, что там находится Каретников, я бы никогда не поверил, что это он способен выдавать такие частоты. Аккуратно поставив в угол полупустой противопожарный сосуд, я кинулся распахивать окно. Мне не хотелось, чтобы это сделал Аскер, сам-то я потом обязательно скажу, что все шпингалеты были закрыты.
Сверху, сквозь дым пыхнула светом лампочка. Это оперативный дежурный наконец-то нащупал на стене выключатель.
В углу, под наполовину сложившейся раскладушкой, весь в пене сидел на полу толковый следователь и что-то растерянно верещал. Его менее подвижный друган так и остался на своем месте. Он сидел, по-прежнему откинувшись назад и хлопая глазами, надрывно кашлял.
— Что-ж вы, батенька, мне весь стул-то обоссали?! — громко укорил я импозантного мужчину с щегольским платком на шее и с наскрозь мокрой ширинкой, — Нехорошо!
Мужик удивленно опустил глаза на свою промежность и даже не совсем выветрившийся дым не помешал мне увидеть, как он покраснел.
— Бычок кто-то из них в ведро кинул, а там какой-то пластик валялся! — показал я дежурному ведерко с бычками и с обгоревшей газетой, — Пойду в сортир, воды наберу! На всякий пожарный случай! А то мало ли, вдруг тут опять что-нибудь возгорится! — опасливо высказался я Аскеру и пошел избавляться от улик.
Глава 21
Из райотдела я вчера ушел уже после двенадцати. Наработанные за сутки дела я сдал довольно быстро и без каких-либо замечаний от принимающей стороны. А вот потом завертелись круги ада. Первый, из которых располагался в кабинете начальника Октябрьского РОВД подполковника Дергачева Василия Петровича.
Объективная картина была такова, что ночной пожар в служебном помещении СО был предотвращен грамотными и решительными действиями оперативного дежурного РОВД и дежурного следователя-стажера. Поэтому, никаких претензий к ним, то есть, к старшему лейтенанту Аскер-заде и к лейтенанту Корнееву у руководства быть не может. Разве, что захотят как-то нас поощрить. Но это вряд ли, не то нынче настроение у руководящего состава РОВД. Развалить воспитательную работу среди личного состава и допустить пьянку подчиненных с посторонними лицами в служебном кабинете, это косяк. Превращение же следственного кабинета в ночлежку для алкашей, это совсем уж вызывающая махновщина. Даже для эпохи застоя. А устроенный в этой ночлежке пожар и вовсе лишал руководство райотдела шансов на какое-либо понимание и снисхождение от вышестоящих товарищей из города и области. В здании райотдела отчетливо пахло жареным. Задницы дымились у всей угнетающей верхушки Октябрьского РОВД. Замполиту корячилось вплоть до неполного служебного соответствия занимаемой им должности. Примерно то же самое светило заму по службе. За неработающую пожарную сигнализацию и за херовую службу вообще. Данилину, как прямому начальнику Каретникова тоже маячил по меньшей мере строгий выговор. А начальнику РОВД Дергачеву по его должности полагалось ответствовать по совокупности за всё и всех.
Сначала из-за двойной двери в приемной слышались раскаты Дергачевского мата и приглушенные бубнящие голоса, звучавшие в ответ. Потом все стихло и начальственный кабинет проглотил сменившегося с дежурства Аскер-заде. На него орали уже поумереннее. А я стоял в одиночестве и переглядывался с любопытствующей круглолицей секретаршей. В окно с моего места смотреть было неудобно, а разглядывать красную табличку с надписью «Начальник РОВД подполковник милиции Дергачев В.П.» мне уже порядком надоело. И потому я смотрел на милицейского офис-менеджера. Смотрел я, рассуждая о нерациональности природы и о несправедливости судьбы к человечеству вообще. Вот конкретно этой барышне из четырех два размера ее груди совсем ни к чему. Ей они лишние. Все равно её некрасивое лицо с маленькими глазками и носиком-пуговкой, а также полное отсутствие талии они никак ей не компенсируют. А вот те же самые дополнительные два номера от ее титек, моей начальнице Зуевой были бы очень даже кстати. Н-да…
— Идите! Вас зовут! — донеслось не от груди, на которую я смотрел в раздумьях, на злую зуевскую судьбу пеняя, а из расположенного чуть выше миниатюрно-красного рта.
Голос был незлым и даже немного сочувственным. Видимо мое внимание, обращенное на излишества телес секретарши, незамеченным ею не осталось. И оно, это внимание, было воспринято благосклонно. Это очень хорошо, что эта секретарша мысли читать не умеет, подумалось мне. Узнала бы она, что я покушаюсь, пусть даже и виртуально, на половину содержимого ее лифчика в пользу Зуевой, плеснула бы в меня кипятком. А потом бы и вовсе со свету сжила. Секретарь начальника порой может навредить покруче любого зама. Так, рассуждая о порочности и несправедливости мироздания, я и взошел в кабинет, встречно пропустив мимо себя на волю взмокшего старлея Аскер-заде.
— Следователь Корнеев по вашему распоряжению прибыл, товарищ полковник! — по навсегда въевшейся в мозг армейской привычке я не смог выговорить слог «под», повысив тем самым начальника РОВД до полковника.
В ответ подпол молчал и внимательно изучал стоявшего перед ним лейтенанта. То есть меня. Взгляд у Дергачева был нехороший. Слишком уж безразличный. И это при том, что да, очень внимательный взгляд. Так смотреть умеют немногие. Этот умел. Лицо не выражает ничего, кроме пренебрежения и усталости, а зрачки проникают не только в мозг, но и куда-то дальше, в самые кишки.
— Давай, рассказывай Корнеев, как ты в служебном кабинете пожар устроил! — сходу вызверился на меня, сидящий по левую руку от Дергачева майор.
Наезд заместителя по службе был изначально напрасным и абсолютно беспредельным. И все это понимали. Но никого из здесь присутствующих, кроме меня, это не покоробило. Руководящий состав действительно смотрел на меня, как на пойманного за руку поджигателя. И это еще при том, что эти самые присутствующие не знают, насколько они правы в своей неправоте. А раз не знают, значит, презумпция на моей стороне, а они стопроцентные клеветники! Но, если бы в нынешнюю пору уже стояли повсюду камеры?! От таких мыслей плечи передернулись сами по себе, но потом я сразу же успокоился. Не полез бы я тогда на ту клятую трубу за окном, только и всего. Что-то я опять туплю. От недосыпа, наверное. Подремать мне сегодня не пришлось совсем, даже несмотря на спокойные ночные часы. Кабинет и, самое главное, раскладушка, были мокрыми от пены и воняли дымом. Только к утру помещение более или менее проветрилось настежь открытым окном.
