Обработав китайцев, Рихард вернулся к Василию. Последние два дня он почти постоянно держал его в состоянии глубокого гипнотического транса, вытаскивая из его памяти необходимые для поисков образы и картинки. И хотя Рихард не нуждался в другой информации из подсознания мальчишки, нечаянно он зачерпнул оттуда намного больше, чем планировал изначально, и был немало удивлен тем, что обнаружил.
Парень, похоже, происходил из какой-то некогда правившей греческой царской династии, и прямо-таки бредил историей Византии. Поскольку Рихарду эта тема была практически неизвестна и мало интересна, он решил дальше в этом направлении не "копать", сделав тем не менее для себя немаловажный вывод: хоть и с определенными оговорками, но оба они принадлежали к одному классу вырождающейся европейской аристократии.
Среди других непроизвольных открытий Рихарда оказались связи Василия: он был на короткой ноге не только с Ван Хохом, которого искренне считал бразильским художником, но и греческим патриархом, и, похоже, с самим Папой, правда, насчет последнего Рихард не был уверен.
Рихард не мог удержаться, чтобы не проверить сердечные привязки паренька. Длительная связь с женщиной, возможно, немного старше его, вылившаяся в непонимание и болезненный разрыв, какие-то мимолетные увлечения в прошлом... Он с удивлением поймал себя на мысли, что любовная биография Василия очень напоминала его собственную, когда ему было примерно столько же лет.
"Благородного происхождения, умный, честный, открытый, симпатичный и не извращенец... К тому же свободен и не имеет сильных сердечных привязок. Ну чем не пара для моей девочки?" - совершенно неожиданно для себя Рихард вернулся к мысли, уже приходившей ему на ум пару недель назад. Но теперь она больше не казалось ему столь абсурдной и неуместной, как на борту "Гольфстрима" в небе Италии во время их первой встречи.
5 июля 2009 года
Полуденный выпуск новостей CNN
Сегодня в столице Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая городе Урумчи около тысячи уйгуров во время акции протеста устроили столкновения с полицией. В результате погибли три китайца и один уйгур. Сотни человек получили ранения. Сейчас акция подавления манифестантов продолжается.
8 июля 2009 года
Вилла Тома Круза
Коста-Смеральда, Сардиния, Италия
Сначала Ван Хох не обратил внимания на телевизионную картинку - в современном мире каждый день находились недовольные, готовые выйти на улицу и крушить тех, кто был с ними не согласен. Дальше все зависело от государства: если оно было сильным, то на улицы выходила полиция и била недовольных. Если нет - недовольные били своих оппонентов и полицию, либо объединялись с оппонентами и уже вместе били полицию...
Внимание старого художника привлекла карта. Новостной канал на пару секунд показал схематичное изображение Китая, в верхней левой части которого пылал маленький костер - город Урумчи. Ван Хох мысленно провел от него линию вниз, на юг, и его взгляд уперся в другую точку. "Лхаса", - прочитал старик, и у него почему-то тревожно защемило сердце.
Весь день он следил за новостями и даже попросил албанцев во время их обеденного посещения немного добавить звук телевизора. Круглосуточно вещавший канал CNN задумывался как одно из орудий его пытки, применение которой стимулировало бы его разговорчивость, и потому тюремщики немало удивились такой необычной просьбе.
Спал он плохо - всю ночь проворочался на жестком матрасе, только под утро забывшись коротким тревожным сном, в котором воинственные уйгуры жгли машины и магазины китайцев. Виной тому была его неосторожная просьба - добавив звук, албанцы не уменьшили его на ночь. Утром он даже хотел просить Салмана на время выключить ненавистный "ящик", но вовремя одумался. Его тюремщики могли в отместку вообще заменить нейтральный CNN на лягушачий TV-5, чтобы окончательно отравить ему жизнь.
На следующий день по "ящику" сообщили, что в ходе столкновений было убито 156 человек. Ван Хох знал, что Китай - густонаселенная страна, для которой потеря полутора сотен граждан трагедией не являлась, Но, в то же время, он помнил, что КНР - сильное авторитарное государство, в котором официальное признание такого количества погибших во время уличных беспорядков было чем-то экстраординарным. И оттого следующую ночь он тоже провел неспокойно. Громкий звук работавшего телевизора больше не мешал - он успел привыкнуть к нему почти за двое суток. Покоя ему не давал Объект Д - художник впервые четко увидел его во сне.
"7 июля беспорядки вспыхнули с новой силой", - эта фраза напористой комментаторши-мулатки была первым, что услышал старый художник утром нового дня. - "На улицах Урумчи вооружённые ножами и дубинами китайцы стали нападать на уйгуров".
Ван Хоху не было никакого дела ни до уйгуров, ни до китайцев, ни до разборок на улицах Урумчи. Он сам был зачинщиком куда больших "разборок", количество жертв которых ни шло ни в какое сравнение со смехотворной китайской статистикой. Его беспокоило другое: беспорядки на Западе Китая были знаком, который старался подать ему Объект Д. Ван Хох пришел к пониманию этого в конце дня, когда телевизионщики опять показали карту, и он мысленно прочертил на ней линию - от Лхасы, в окрестностях которой покоился Артефакт, до охваченного бунтом Урумчи. Линия шла с юга на север и приблизительно совпадала с 90-м меридианом.
Этой ночью ему вообще ничего не снилось. А вместе с первыми лучами солнца в его сознание проникли слова, произнесенные напыщенным самодовольным комментатором с кустистыми бровями, квадратным лицом и отвратительно-зеленым галстуком:
- По сообщениям из Урумчи, в ночь на 8 июля в город были введены части Народно-освободительной армии Китая. 8 июля председатель КНР Ху Цзиньтао принял решение отказаться от участия в саммите "большой восьмёрки" в Италии и вернуться в КНР, где ситуация в любой момент может выйти из-под контроля.
Ван Хох не верил своим ушам. Авторитарный китайский руководитель публично признал наличие проблемы в своей стране, более того - из-за действий сепаратистов он прервал важную зарубежную поездку и вернулся на родину, чтобы координировать подавление мятежа. Это было настолько нетипично для китайского руководства, будто его действия контролировал кто-то другой - мощный и неведомый. Действуя так, он будто подавал миру сигнал: "Мой покой потревожили, и тем самым вы сами навлекли на себя беды, которые вам еще предстоит испытать".
"Волнения уйгуров - лишь первый признак того, что мировой порядок начнет рушиться", - с тревогой размышлял старый художник. - "Эти знаки исходят из эпицентра - места, где покоился Артефакт - и проходят вдоль линий энергетических разломов". Судя по месторасположению Урумчи и Лхасы на карте, одна из таких линий почти совпадала с 90-м меридианом. Ван Хох проследил за ним в северном направлении - он уходил на территорию России и шел вдоль одной из больших сибирский рек. "Енисей", - прочитал Ван Хох и непроизвольно ощутил, что следующий удар, спровоцированный подъемом Артефакта, даст о себе знать где-то там - на сей раз в виде техногенной катастрофы. И это означало, что надо было принимать срочные меры, чтобы вернуть Объект Д на место, пока серией рикошетных ударов он окончательно не разворотил планету.
Ван Хох глубоко вздохнул, поднялся с матраса, подошел к двери и забарабанил по ней кулаками. Через минуту замок со скрежетом повернулся и в проходе возник Салман.
- Чего скандалить? - он исподлобья смотрел на художника. Чеченец машинально положил руку в карман куртки - туда, где хранил выданный ему боссом травматический пистолет. Один вид этого "пугача" вызывал у Салмана, прошедшего обе чеченских кампании в обнимку с "калашом", не просто недоверие, но и глубочайшее презрение.
- Передай ему, что я хочу с ним говорить, - Ван Хох решительно взглянул на горца.
- Ага, - Салман со скрежетом захлопнул дверь, и бразилец так и не понял, будет ли доведена его просьба до Тома Круза.
В обед - впервые за две недели пленения - албанцы его не беспокоили. Салман принес ему настоящую только что приготовленную пасту и бутылку красного вина. А вечером, когда дверь в камеру Ван Хоха отворилась, в темном проходе нарисовались два незнакомых ему накачанных верзилы, похожих на американцев, уже хотя бы потому, что один из них был негром. За ними маячила невысокая фигура актера - Том Круз принял приглашение старого художника.
Ван Хох заметил, что выглядел Круз куда менее воинственно, чем при их первой встрече, вел себя сдержанно и был, похоже, даже немного сконфужен своей ролью похитителя и тюремщика бразильского живописца. Актер недавно приступил к работе над новым фильмом и постепенно начал выходить из образа полковника Штауффенберга, которому посвятил два года жизни. Отсутствие рядом главного вдохновителя, Норман-Ауденхофа, только способствовало этой перемене в поведении Тома, которая не укрылась от внимательного взора Ван Хоха.
