Вадимович. И у стен могут быть уши. Вы не думайте, мы не бандиты какие. Старый директор даже премии выписывал работникам, неофициальные. Неучтенная продукция — и прибыль неучтенная. Не мы это придумали… Так всегда было. У нас на фабрике все четко отлажено, а нестыковки, так вовсе не нестыковки это. Так задумано. Это как в сказке про Золушку: если туфелька подошла ей идеально, то почему она потерялась? Понимаете?..
— И кто же за всем этим стоит? — прищурился Гоша.
Иван Иванович выдохнул и произнёс:
— А вы как? С нами?
— А не боишься, что я тебя сдам органам, Конюк?
— Ментов бояться, на дело не ходить, — вдруг улыбнулся кладовщик.
— О-о! — одобрительно закивал Гоша. — Вот это по-нашему. Свой человек. Жаль, что ты не сидел.
— Сидел, Георгий Вадимович.
— Тогда ответь мне на вопрос, Ваня. Кто за всем этим стоит. И имеет с этого самый жирный куш?
— Его никто не видел, Георгий Вадимович… По крайней мере, из тех, кого я знаю.
* * *
— Он уже два часа не выходит, — Федя жевал пирожок, сидя в старом жигуленке, который взамен нашей служебной «Волги» где-то раздобыл Горохов. — Что там так долго можно делать, в этом доме литераторов?
— На то он и писатель, чтобы в таком заведении заседать, — хмыкнул я. — Светлицкий — птица вольная. Хочет, с читателями встречается, хочет, дома коньячок попивает среди бела дня. Хорошо жить на пенсии. Я там так и не был.
Погодин так прыснул — хорошо ещё, начинка никуда не полетела.
— Ха, Андрюха. Какая, на фиг, тебе пенсия? Тебе до нее, как до Египта на лыжах. Пирожок хошь? С ливером… Отличные пирожки, не обманула торговка.
— Давай один, — я протянул руку. — Но так-то ты прав. Слишком долго Светлицкий не появляется. Встреч у него сегодня с массами не запланировано, я проверял его график, он в центральной библиотеке вывешен. Может, просто встретил там кого?
— Давай я проверю…
— Стой, сиди! — шикнул я.
— Так стоять или сидеть? — усмехнулся Федор.
— Опасно… Срисует тебя и поймет, что мы за ним следим.
— Да я аккуратно… Он меня в лицо-то не запомнил, наверняка.
— Такой все помнит, поверь.
— Ну давай я схожу, а? Надоело сидеть, и пирожки кончились, — канючил Погодин. — И вообще! Может, он смылся?
— Как смылся? — напрягся я. — Зачем? Когда?
— Откуда я знаю, вот заодно и проверю…
— Не мог он смыться, я за входом слежу. И ты следи, не верти башкой на девок.
— А ты уверен, что вход здесь единственный? Пожарный выход всяко должен быть.
— Думаешь, он увидел нас, что мы следим, и скрылся через черный ход?
— Фиг знает. Вот и проверю…
— Ладно, иди, — согласился я. — Только постарайся не отсвечивать.
Федя удовлетворенно хмыкнул и незаметно (думал, я не увижу) вытер пальцы о старенький чехол сиденья. С облегчением выдохнул и вышел из машины.
Не было его минуты три. И тут выскочил он из главного входа и, казалось, сейчас бросится вприпрыжку в мою сторону. Вот блин. Палит контору! Но нет… Сдержался Федор. Осадил коней и пошел обычным, ну разве что немного быстрым шагом. Оглядываясь на дом литераторов.
— Чего? — высунулся я автомобильное окошко, предчувствуя неладное.
— Нету его там. Я же говорил! Утёк Всеволод! Прикинь!
— Как утёк? Не выходил он, я же точно видел. Не мог проглядеть, если он только в старушку не переоделся какую-нибудь.
— Да нет там его внутри, я тебе точно говорю! Директриса сказала.
— Мало ли что сказала, а ты проверял?
— Конечно, я побродил так по коридорам, будто у меня интерес к литературе проснулся. Сначала про Светлицкого спросил, а потом, когда сказали, что его нет, сообщил, что сам стишки ваяю и, мол, хочу вступить в подобную сходку. Ну, то есть, в союз, или как там он называется… Главная их, Шишкина которая, мне все и показала и рассказала. Даже попросила что-нибудь почитать из моего творчества. По-моему, ей даже понравилось…
— Чего? — мои брови полезли на лоб. — Ты стихи пишешь?
— Ну так… — изображал саму скромность Федор. — Балуюсь. Хошь, прочту? Вот слушай…
— Да некогда!
— Да там немного! Это мое любимое, — и Федя начал читать свой шедевр.
'Осень пришла, листья краснеют,
Ветер-шалун их по парку гоняет.
Куда-то летят в золотом хороводе
А ветер, меж тем, задирает юбчонки.
Жаль, что уходит тепло и капронки.
Вечно смотрел бы под юбки девчонкам'
— Ну как? — сиял Федор.
— Отличные стихи, жизненные. Только нам Светлицкого найти надо.
Погодин слегка угас, когда я вернул его на грешную землю.
— Нету там Светлицкого. И не было. Не приходил сегодня, директриса говорит… — пробурчал он, поглядывая вбок.
— Как — не приходил? Твою мать, Федя! Мы же сами вели его от дома сюда и видели, как он вошел внутрь. Не приснилось же!
— Ну да… Только я спорить-то не стал. Вот прибежал к тебе посоветоваться, как дальше быть.
— Пошли! — скомандовал я, выбравшись из машины.
Я быстрым шагом направился к центральному входу дома литераторов. Федя семенил за мной.
Вошли внутрь, пересекли холл, свернули и очутились напротив кабинета главной.
— Тук-тук, — проговорил я, заглядывая в кабинет. — Здравствуйте, Антонина Арсеньевна. Можно?
— Андрей Григорьевич? — сняла с носа очки женщина. — Что-то зачастили к нам товарищи из милиции. Вы тоже со стихами пришли?
— Со стихами в другой раз наведаюсь, — так и не дождавшись приглашения, я вошел в кабинет и сел напротив его хозяйки.
— Что-то случилось? — напряглась Шишкина.
— Да… И очень страшное.
— Ой, — женщина прижала руки к груди. — Говорите уже… Опять кого-то убили в нашем городе? Я ведь знаю про все эти убийства. Поговаривают, что у нас маньяк завелся.
— Пока не убили, но вполне могут… Всеволода Харитоновича похитили.
— Как похитили? — замотала головой Шишкина, будто сбрасывая наваждение.
— Сами не ожидали… у нас есть основания полагать, что у Светлицкого появились серьезные враги. Так вот. Сегодня он зашел в это здание примерно два часа назад — и исчез. Испарился. Мы предполагаем, что его похитили.
— Ф-ух! Нет! — облегченно
