– Позже узнаешь. Всё?
– Э-мм?.. Нет! Еще взвар кровохлебки входит в состав пяти микстур и трёх мазей для полевых лазаретов, ей совсем нельзя пользовать женщин на сносях и крайне нежелательно – на весь срок кормления грудью.
Увидев довольный кивок, юная лекарка просияла в ответ счастливой улыбкой.
– Кхм!
Вновь оглянувшись, боярышня Дивеева развернулась целиком и плавно ответила на пренебрежительно-легкий поклон молодой черкешенки – отчего-то царица Мария Темрюковна набрала себе комнатных боярынь исключительно из дальней и ближней кабардинской родни. Хотя, честно говоря, русские княжны и боярышни и сами не торопились попасть в услужение к надменной государыне…
– Великая государыня желает видеть свою лекарку.
Вообще-то Домна была именно целительницей – несмотря на то, что ее собственное обучение было еще далеко не закончено. То есть она уже могла почти безошибочно определить любую хворь, и лечить ее не только травами, зельями и разными там мазями-притираниями, но и воздействием на чужую энергетику. И призвал свою ученицу с ее самостоятельной тульской практики государь-наследник Димитрий Иоаннович исключительно для того, чтобы в его отсутствие было кому блюсти здоровье царственного отца, младших братьев и сестры, а так же архипастыря Московского и всея Руси митрополита Макария.
Вот только великой княгине, запертой в золотой клетке Теремного дворца, такие тонкости были глубоко безразличны – зато сама Дивеева совсем наоборот, изрядно заинтересовала. Нет, с виду всё было благопристойно и вполне в порядке вещей – поначалу кареглазую "лекарку" пригласили на предмет узнать, может ли она хоть как-то поспособствовать беременности двадцатилетней царицы. В смысле – чтобы оная наконец-то состоялась. Услышав крайне почтительный намек на то, что сей вопрос исключительно в ведении небесной канцелярии, государыня не расстроилась, а резко "приболела". Вот только Домна сходу определила, что никаких болей в голове и ломоты в пояснице у Марии Темрюковны нет. И тошнота ее исключительно притворная. Зато в наличии имеется бешеный темперамент, усугублённый вынужденным затворничеством, и явное желание… Гм, пошалить.
– Аглая, как исполнишь дневной урок и дополнительное задание, можешь погулять. В своей горнице быть?..
– К вечерней молитве, наставница!
– Ступай.
Во время самостоятельной практики в Туле боярышня Дивеева научилась многому, и еще больше открыла для себя в области человеческих эмоций. Почтительность, жаркая надежда, бессильная злоба и зависть, пожелания мучительной смерти (не всех она смогла поставить на ноги, далеко не всех) и искренняя благодарность за исцеление. Среди прочего были весьма нескромные мысли некоторых больных – теперь же, благодаря великой княгине Московской и некоторым ее комнатным боярышням, она открыла для себя еще одну грань человеческих отношений. Сто раз был прав государь-наследник, утверждая, что жизнь – самый лучший учитель… Скорей бы уже ее господин вернулся!!! Незаметно вздохнув, личная целительница царской семьи мягко повела рукой вперед, понуждая надменную черкешенку сдвинуться с места:
– Идем.
А ее юная ученица, даже и не подозревающая о проблемах своей мудрой и сильной наставницы, легким и весьма скорым шагом направилась в Теремной дворец. Ведь чем раньше она сделает обычный свой урок и дополнительное задание, тем больше времени останется на всё остальное. Можно будет погулять в саду Аптекарского приказа – там, в стеклянных шатрах с чудным названием "теплица" разводили редкие или дорогие заморские травки. Или поболтать с царским алхимиком Есфирией Колычевой, которой Аглая втайне восхищалась… Не так сильно, как наставницей, конечно – но всё же!.. Еще можно было поглазеть издали на то, как веницейский немчин Якопка Робустов обучает царевича Федора Иоанновича рисовать чертилками и тонкими угольками парсуны – тем более что на это зрелище частенько приходила посмотреть и царевна Евдокия со своими комнатными боярышнями. Какие на них были платья! А венчики!.. Ленты алые, что полоски застывшего огня, воздушные кружавчики, тонкая вышивка… Непонятно чему расстроившись, а потом и вовсе обидевшись, Аглая нарочно медленно переделала все задания – после чего вместо прогулки стянула с книжной полки третий том "Сказок" и завалилась с ним прямо на ложе наставницы. Раскрыла книгу по плетёной из разноцветных ниток закладке, как-то неопределённо вздохнула, огладив подушечками тонких пальчиков искусную гравюру, изображавшую славного богатыря Руслана, чьи могучие плечи едва не рвали кольчугу крупного плетения. А еще красавицу-девицу Людмилу, которую пытался похитить злобный карла Черномор – понятно с какими целями, ведь на такого плешивого сморчка ни одна красна девица не посмотрит по своей воле.
– Людолов поганый! Поди весь рост в бороду да корень ушёл!..
Юная лекарка, выросшая в тульском селе, а посему прекрасно знающая, откуда берутся дети, хихикнула, тут же опасливо оглянулась на закрытую дверь – и перелистнула страницу. Как говориться, подальше от греховных мыслей. Так и прошёл остаток вечера: читала, мечтала, долго разглядывала картинки, и сама не заметила, как задремала. Снился ей старший брат Ваня, выбившийся в подручники самого князя Василия Старицкого, вкусные пирожки, которые пекла покойная матушка, а под самый конец – ожившую картинку из "Руслана и Людмилы". Русский богатырь подхватил ее на руки, и сказал…
– Вставая, засоня!
Заполошенно подскочив и оглядевшись, Аглая увидела наставницу, на чьем ложе она невозбранно нежилась всю ночь.
– Ой! Я нечаянно!..
Прервав сбивчивые оправдания звучным хлопком ладоней, боярышня Дивеева с отчётливой смешинкой в голосе распорядилась быстро привести себя в порядок и нарядиться в праздничное платье – потому как прошлой ночью в Москву вернулся государь-наследник Димитрий Иоаннович. От такой новости, которую юная лекарка в равной степени ждала и боялась, у неё случился кратковременный ступор, сменившийся затем суетливой беготней. Однако прошёл час ожидания, другой, третий… К полдню у будущей лекарки-травницы едва не приключился обморок. Обед и ужин остались нетронутыми, а с приходом ночных сумерек наставнице пришлось использовать навыки целителя на собственной ученице, утихомиривая у той самую настоящую истерику.
– Ну что ты, дурочка! Никому я тебя не отдам, никуда не верну. Говорила тебе ведь: что господину моему в руки попало, то для других пропало!..
– А если?..
– Никаких если. Просто Димитрий Иванович с самого утра в покоях великого государя пребывает, потому и не призвал нас к себе.
