— Гражданин Люсон! Присоединяйтесь! Парень улыбался — дела его явно шли на поправку.
— Не рано еще бродить? — поинтересовался я, подойдя поближе.
— Я ему и г-говорю, — темноволосый укоризненно покачал головой. — В-вечно он не слушается!
Странно, но даже заикался он как-то приятно. Во всяком случае, не в пример приятнее, чем председатель секции 10 Августа.
— Д-демулен, — черноволосый улыбнулся. — Лучше просто Камилл.
— Люсон.
Я пожал тонкую сильную ладонь, и тут только до меня дошло.
— Камилл Демулен? Вы…
— Н-нет, нет! — парень замахал руками. — Если вы спросите, зачем я б-брал Бастилию, то сразу говорю — брать я ее не собирался! Я только в-влез на столик в кафе и п-предложил всем честным патриотам спасаться б-бегством. Я не в-виноват, что они побежали именно к Бастилии!
Камилл Демулен… Прокурор Фонаря… Правая рука Дантона… Странно, я не чувствовал ненависти к этому темноволосому. Обаятельный парень, и улыбка приятная, давно такой не видел…
— Кстати, Т-тюильри я тоже не штурмовал. Я даже спрятался у себя в т-типографии, и Жорж меня д-долго искал, чтобы всучить пистолет. Он з-забыл, что я с детства боюсь оружия… Поэтому оставим эти страшные м-материи и поговорим о гражданине Вильбоа. Гражданин Люсон, взываю к в-вашему здравомыслию и прошу объяснить этому свихнувшемуя на м-мистике индивиду…
Я понял. Похоже, Шарль не терял времени даром.
— Гражданин Люсон в курсе, — кивнул Вильбоа. — Рассказывай дальше!
— Н-нет, но посудите сами! — Демулен вздохнул и покачал головой. — Вчера по м-милости Шарля я выглядел полным идиотом, когда говорил с г-городским комиссаром. Представляю, что он обо мне подумал…
Он вновь вздохнул и заговорил совсем тихо, хотя вокруг не было ни души:
— В комиссариате зарегистрированы двадцать девять д-дезертиров…
— Простите? — удивился я. — Каких дезертиров?
— Я просил Камилла узнать, были ли случаи, когда погибшие на гильотине возвращались, — негромко пояснил Вильбоа.
И тут до меня начало доходить.
— Двадцать девять!
— Д-да. Точнее, двадцать девять сообщений д-добропорядочных граждан, узревших своих б-ближних и дальних с головой, п-почему-то находящейся на плечах!
— Выходит, Камилл, вы вовсе не выглядели идиотом, — как можно спокойнее заметил я. — Похоже, не мы первые обратили на это внимание.
— Об-братили! — Демулен взмахнул рукой. — В двадцати двух случаях добропорядочные г-граждане попросту обознались, в трех случаях стражам п-порядка пришлось иметь дело с сумасшедшими…
Подсчет оказался несложен. Мы с Вильбоа переглянулись.
— П-поэтому, Шарль, не вздумай писать на эту тему, иначе г-гражданин Эбер сочтет г-гильотину слишком слабым средством и предложит заменить ее т-торжественным сжиганием врагов народа заживо, причем устроит аутодафе прямо на п-площади Революции. С н-него станется…
— Но почему — дезертиры? — не удержался я. Демулен развел руками:
— Сей п-полицейский юмор нам, смертным, понять м-мудрено. Вероятно, речь идет о том, что указанных г-граждан направили по вполне конкретному адресу, а они решили слегка изменить м-маршрут. Все, я п-побежал громить гражданина Эбера в ст-тихах и п-прозе. Шарль, выздоравливай и б-бросай глупости! Гражданин Люсон, можно вас…
Мы отошли в сторону. Гражданин Демулен быстро оглянулся:
— У него очередной сд-двиг, а это плохо… Гражданин Люсон, хочу вам сказать сп-пасибо — за Шарля. М-мы, его, так сказать, д-друзья, оказались последними свиньями. Спасали Отечество, к-которому от этого, п-подозреваю, ни тепло ни холодно, а н-надо было спасать его. Я узнал только на т-третий день, но это меня никак не извиняет… В общем, спасибо и от меня, и от Жоржа. Т-толку от нас мало, но если что-то понадобится …. И даже если не п-понадобится — все равно, б-бе-рите нас за шкирку и т-трясите…
О ком это он? Переспрашивать было неловко, но внезапно до меня дошло. Жорж! Жорж Дантон! Тот, кто опрокинул трон и поднял руку на Короля!
— Я читал предисловие к «Карлу IX», — заметил я, стараясь, чтобы наши взгляды не встретились. — Там вас цитируют…
— Не н-напоминайте! — Демулен замахал на меня руками. — Гражданин Шенье п-пришел ко мне с саблей, п-причем очень острой…
Он улыбнулся и протянул руку. Я помедлил какой-то миг, но все-таки не смог не поддаться его обаянию. Цареубийца… Тот, кому никогда не будет пощады — ни в этом мире, не в мире ином. Но я подал ему руку… Господи, что же это со мной?
— Вот… — Вильбоа выровнял стопку бумаг и криво усмехнулся. — Как говорит Камилл, граждане дезертиры…
Мы перебрались в палату, и я не без труда уговорил Шарля вернуться в койку. Я понимал, что парню надоело лежать, но не мог забыть, каким он был всего несколько дней назад. С этим шутить не стоило.
— Те самые четыре дела, гражданин Люсон… Я кивнул, но внезапно почувствовал, что меня совсем не тянет читать документы, написанные ровным писарским почерком. Дезертиры. Вернувшиеся ниоткуда и ушедшие в никуда…
— Ваш случай — пятый, — как можно спокойнее заметил я.
— Да. Сделаем так. Берите два дела, читайте, а завтра обменяемся… Кстати, я обещал вам рассказать о версии Его Высокопреосвященства Ансельма Орсини.
Вначале я не понял, но потом память подсказала.
Толстая книжица in octavo, изданная братьями-иезуитами. Житие блаженных отцов-епископов.
— Вероятно, не обошлось без нечистой силы, — предположил я без особого интереса. Вильбоа усмехнулся:
— Я тоже так думал. Тринадцатый век, в разгаре Альбигойская резня, святой Доминик только что организовал святейшую инквизицию. Что еще можно придумать? А между тем…
Порывшись в бумагах, он извлек небольшой листок:
— «Простота объяснения есть не меньший соблазн, чем его отсутствие. Простое объяснение зачастую означает лишь еще большее удаление от истины, которая никогда не бывает общепонятной и доступной обычному сознанию…» Это из рассуждений монсеньора Орсини. Специально выписал. У него неплохая латынь, почти без вульгаризмов, но, что самое любопытное, он действительно не ищет простых ответов. Случай с оборотнем он объясняет вовсе не тем, что сей несчастный был связан с Вельзевулом. По мнению отца Ансельма, мы имеем дело с другой расой людей.
— Что? — поразился я. — Расой? Он так и пишет?
— Нет, конечно. — Похоже, мое изумление позабавило гражданина Вильбоа. — Он пишет «genus» — род. Другой род людей, отличающийся от нас многим, в том числе и, так сказать, реакцией на смерть…
Пришлось задуматься, причем надолго. Но ничего толкового в голову не приходило. Другой род людей… Почему? А главное…
