— Нет, конечно. — Похоже, мое изумление позабавило гражданина Вильбоа. — Он пишет «genus» — род. Другой род людей, отличающийся от нас многим, в том числе и, так сказать, реакцией на смерть…
Пришлось задуматься, причем надолго. Но ничего толкового в голову не приходило. Другой род людей… Почему? А главное…
— Но, гражданин Вильбоа, даже если допустить такое, то, все равно, все мы смертны! Что люди, что собаки…
— «…Которая никогда не бывает общепонятной и доступной обычному сознанию…» — негромко повторил Вильбоа. — Странно, тринадцатый век! Гражданин Люсон, с точки зрения упомянутого «обычного сознания», вы правы. Но как быть с амебой?
— Простите? — не понял я.
— Лет сорок назад господин Левенгук открыл мельчайших тварей, которых полно в каждой капле воды. Амеба — что-то похожее на прозрачный мешочек с жидкой кашей. Так вот, она не умирает. Она делится пополам. Раз, потом еще раз… Так что, все мы смертны?
Пример не убедил. Мало ли что творится в капле грязной воды! Но слушал я уже внимательнее.
— Итак, Орсини пишет, что ему вместе с его учителем, отцом Гильомом, довелось познакомиться с людьми, которые сами себя людьми не считали. Они звались дэрги или логры. Последнее название нам, кстати, хорошо известно из легенд о короле Артуре. Так вот, отец Ансельм считает, что логры имеют две сущности…
— Две души? — удивился я. Шарль покачал головой:
— Нет, он пишет именно «сущность». Конечно, такое понять действительно трудно. Но он приводит такой любопытный пример. Сросшиеся младенцы — два туловища, две головы… Не бывали в Музее академии? Так вот, у логров эти две «сущности» срослись. Но одну — обычную, человеческую — мы видим, а вот вторую — нет…
Я честно пытался понять, но рассуждения монсеньора Орсини все равно казались слишком мудреными.
— Погодите, гражданин Вильбоа… Откуда он это взял?
— Видел, — спокойно сообщил Шарль. — Своими глазами. Как и мы с вами. И если мы решили верить самим себе, поверим на минутку и ему. Так вот, если убить человеческую сущность логра, его невидимый «близнец» погибает не сразу. Он как бы борется за жизнь — и создает на время видимость жизни. Но не надолго, ведь один «близнец» уже мертв…
Я невольно поежился — сравнение вышло страшноватым.
— Позвольте, Шарль, но как же эти бедняги вообще умирают?
Вильбоа кивнул:
— Орсини пишет и об этом. Когда смерть естественная, то она, так сказать, поражает обоих «близнецов» одновременно. А человеческое оружие способно убить лишь человека. Кстати, вспомните — всяких оборотней и даже колдунов полагалось убивать с особым ритуалом. Не для того ли, чтобы погубить обе «половинки»?
— Допустим, — решил я. — Но только допустим! В таком случае, откуда эти логры взялись?
По лицу гражданина Вильбоа промелькнула усмешка.
— Понятия не имею! И Орсини тоже не представлял. Впрочем, мы с вами тоже весьма слабо знаем, откуда взялись люди. Если, конечно, не повторять первую главу Книги Бытия… Орсини пишет, что Господу виднее, кого творить. Впрочем, одну версию он приводит. Помните? Из той же первой Книги Моисеевой? «В то время были на Земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди»29. Чем вам не логры?
— Дети ангелов, — усмехнулся я. — Заблудившиеся, потерявшие память ангелята…
— Другой версии у нас пока нет, — пожал плечами Вильбоа. — Признаться, несколько напоминает творения господина Перро…
— Скорее господина Казотта30, — вырвалось у меня.
— Пожалуй… Но, знаете, перечитав книгу Орсини, я стал вспоминать все, что мы знаем о лограх. И ведь что получается? Сплошные колдуны, оборотни, чародеи. То исчезают, то появляются неведомо откуда, живут то в озере, то где-то под озером…
Невольно вспомнился индеец д'Энваль со своим Жеводанским Зверем.
— Я к вам приведу одного молодого человека, гражданин Вильбоа. Он, правда, не логр, зато чистокровный ирокез. Вот ему ваша версия придется определенно по душе.
— А вам? — Шарль помолчал, затем вздохнул. — Вижу, не убедил…
— Дело не в этом, — я невольно задумался. — Вы меня, конечно, не убедили, да и сами едва ли в такое поверили. Ладно, пусть будет версия. Но чем это нам поможет? Извините за такой вопрос, Шарль, но у мадемуазель Араужо в предках числились логры?
— Нет, — парень отвернулся. — Дед у нее — португалец, отсюда и фамилия… Я понимаю, версия странная, но другой у нас нет. Кроме того, после прочтения этих залежей, как выразился бы Камилл, полицейской мудрости…
Он кивнул на бумаги, а затем принялся не торопясь их разбирать. Я не стал спорить, хотя древние предания как-то слабо вязались с якобинским Парижем. Предки несчастной невесты гражданина Вильбоа были португальцами. Мои предки… Я впервые по-настоящему пожалел, что не могу вспомнить свою фамилию. Но и это не поможет. Даже если тысячу лет назад мои пращуры породнились с таинственными лограми, этого уже не упомнит ни один герольдмейстер. Разве что у меня в предках сам Ланцелот Озерный… Хотя он, кажется, не логр, а ирландец…
— Вот… — Шарль протянул мне стопку бумаг. — Дело о какой-то Мари дю Бретон и выдержки из дела об убийстве Лепелетье…
— Как? — поразился я. — Лепелетье де Сен-Фаржо? Цареубийца?
Поистине, призрак зловещего якобинца не давал мне покоя!
— Он самый, — согласился Вильбоа. — Дело было громкое. Помню, сам немало писал об этом. Ну, остальное мне… Кстати, о каком это ирокезе вы говорили?
— Жених гражданки Тома, — улыбнулся я. — Его индейского имени не знаю, а пишет он под фамилией д'Энваль.
— Альфонс д'Энваль? Я его неплохо знаю. Он ко мне заходил, кажется, позавчера… Очень неосторожный молодой человек!
Сразу же вспомнился наш разговор. «Сен-Дени», пьеса о мертвом Короле…
— Неосторожный? — удивился я как можно естественнее. — Вы имеете в виду его… творчество?
— Да при чем тут творчество? — махнул рукой Вильбоа. — Он ведь бриссотинец! Дружил с Барбару, бывал у Петиона. Если не врут, пользовался благосклонностью самой мадам Роллан31. Кстати, навещал ее в тюрьме… Его хотели арестовать еще в июне, но мы с Камиллом заступились. Кстати, был слушок, что Шарлотта Корде перед тем, как зайти в гости к гражданину Марату, навестила своего давнего знакомого д'Энваля…
Я не нашелся, что ответить. Альфонс, любитель старинных манускриптов и собиратель народных баек, — знакомый Корде! Хотя почему бы и нет? Что я о нем знаю? Хорошо, что я не стал с ним откровенничать!
— Я его не осуждаю, — продолжал Вильбоа. — Тогда, года два назад, трудно было еще разобраться. Помню, в мае 92-го к Жоржу зашел Пьер Верньо, так они до утра спорили, что лучше — республика или монархия. Жорж вдвоем с Камиллом защищали Его Величество буквально с пеной у рта. А с Барбару я и сам дружил. Да и кто с ним не дружил! Вот Андре Шенье…
