Дорога становилась все шире. Случалось, мы обгоняли купеческие караваны, возвращающиеся с ярмарки, нисколько не стесняя движение. Увеличился и встречный поток. Предыдущий санный поезд еще не успевал скрыться за горизонтом, а навстречу уже мчался следующий. Зима кончалась, спохватившиеся путешественники торопились воспользоваться простотой и скоростью перемещения по заснеженному тракту.
Я изнывал от безделья. Разговоры разговорами, планы планами, но и они надоедали. Хотелось новых впечатлений. Хотелось новых встреч. Хотелось толкать и тянуть людей в нужную сторону. Моя генеральная карта истерлась по углам от бесконечных сворачиваний-разворачиваний. Верстовые столбы становились главными врагами. Отчего они так редко встречаются?
10 марта 1864 года моя маленькая орда втянулась в сжатую неказистыми избушками, конечно Московскую, улицу убогой Колывани. Я, в принципе, многого и не ожидал от заштатного городишки, но то, что обнаружилось в действительности, просто меня раздавило. На четверть меньший по численности населения, чем недавно оставленный Каинск, Колывань в четыре раза проигрывала окружному центру по торговой и промышленной активности. Я поверить не мог, что могло быть время, когда вся губерния называлась не Томской, а Колыванской. Мрак и ужас. Приобское рыбацкое село, даже не имеющее церкви — столица огромного края?! Тем не менее, Варешка утверждал, что именно так все и было.
Да что там церкви. Там даже гостиницы не нашлось. Главная и единственная достопримечательность — недавно отстроенная обширная почтовая станция. Пришлось ночевать там.
К ужину явился местный городничий, Александр Венедиктович Борейша. Беседы не получилось — он боялся меня до дрожи в коленях, до сведенных судорогой челюстей. Может и не плохой человек, может я и местечко получше бы ему присмотрел, но не судьба. Какое ему местечко, если он говорить в моем присутствии не смог?! Благо пятьсот рублей в казну Фонда не побоялся внести. Сунул ворох мятых бумаженций Гинтару, промямлил что-то и поклонился в пояс. С тем и отбыл. И слава Богу!
Казачки, под чутким руководством Варешки, отправились по злачным местам. На разведку. Сам бывший каинский пристав пошел запугивать телеграфиста. Еще в пути, я однажды посетовал, что даже не представляю — каким именно образом сведения обо мне распространяются по губернии с такой скоростью. То, что это дело рук купеческой «мафии» — это понятно. Но как? Не по телеграфу же они досье на меня друг другу перебрасывают. Первый в мире интернет. Персональная страница Германа Густавовича Лерхе на сайте Викиликс. «Тайное становится явным», блин.
Пестянов задумался. Это был явный вызов его профессионализму. Ну, и просто вкусная для сыщика загадка. С тех пор ни одна телеграфная станция не избежала его нашествия.
Пьяненькие «Следопыты» принесли неутешительные новости. Купцов первой гильдии в Колывани нетути. Фабрик или заводов отродясь не водилось. Зерновые перекупы чухнули из села в разные стороны, справедливо опасаясь, что я не стану миловаться со спекулянтами. Есть в заштатном городе с десяток ремесленников всевозможных. Шорника все хвалят…
Летом большинство мужиков отправляются тянуть баржи. Или по рекам-озерам рыбу ловить артелями. Обь-то вот она. С пригорка отлично видно здоровенное, присыпанное снегом ущелье между высокими берегами. Специально вышел взглянуть. Впечатлился. Фантастические просторы. И перспективы. Сюда бы энергичного хозяина — с деньгами и моей поддержкой, он бы пристань пароходную и склады выстроил. Угольные, зерновые, под бочки с хлебным вином…
Но нет пока такого человека. Задворки это Великой Империи, хоть и стоит городок на пересечении Сибирского тракта и летней речной дороги. Обидно, право слово.
Уехали следующим же утром, в среду, 11 марта. Последний рывок. Чуть меньше трехсот верст до Томска, а еще нужно успеть Томь пересечь до ледохода. Иначе, на пару недель на левом берегу застрянем. Вроде вот он, губернский Томск, а достичь, пока льдины не пройдут, невозможно.
Степаныч утверждал, что обязательно успеем. Лед непроходимым в первых числах апреля только становится. До этого людишки Томские гати на лед кладут. С транзита грузов полгорода живет. Говорят, за год из Кяхты только с китайским чаем до ста тысяч подвод проходит.
Вот и рванули. И так бы и остался у меня в памяти образ зачуханного, воняющего рыбой селища под боком разваливающегося от старости Чаусского острога, если бы не удивительная встреча прямо на выезде за граничные столбы Колывани. Новое, долгожданное знакомство, существенно изменившее мои планы.
Вообще-то, нужно сказать с чего именно началась цепь случайностей, приведшая, в итоге, к такому поразительному результату. Дело в том, что Колывань мне настолько не понравилась, что перегон до Орской станции я решился проделать верхом. Погода уже, который день стояла замечательная. Днем припекало, и температура вряд ли была ниже минус восьми. Ночью — конечно гораздо холоднее, и на ветвях деревьев с рассветом образовывались причудливые узоры изморози. Высоченные сосны и мелкие сосенки, кусты подлеска и былье, торчащее из сугробов, становились совершенно белыми, сказочными. Хотелось свежего воздуха и простора. Хотелось видеть, как крепкие ноги лошади отталкивают ненавистные версты назад. Ну, и до смерти надоела сумрачная, жарко натопленная коробка дормеза.
Это исключительно эмоциональная причина, тем не менее, тут же нашла вполне рациональное объяснение. Я решил, что обязательно нужны тренировки в вольтижировке. Не вечно же мне, здоровому мужику, сидеть в каретах. Люди не поймут. Хотя, я еще в той жизни открыл, что себя уговаривать проще всего…
Непривычно низкое, казачье седло стало причиной того, что пришлось позаимствовать у одного из конвойных полушубок. Естественно, тоже казачий, потому что кроме них такой вид верхней одежды здесь больше никто не использовал. Бобровая шуба совершенно не подходила для путешествия верхом — вроде свисала до самой земли, а все равно оставляла колени открытыми. Отдал ее Гинтару. Старик ожил, распрямил плечи и как-то даже похорошел, зарумянился, после смены статуса. Выяснилось, что не такой он уж и старик. Пятьдесят два года — второй рассвет в жизни мужчины. Но и жизнь его покидала достаточно. Он постоянно мерз и жаловался на боль в суставах.
Мехов оказалось достаточно, чтоб прибалт полностью в них утонул. Только белые бакенбарды причудливым воротником торчали, да розовая закорючка носа. Подарок ему безумно понравился, и он сидел этаким барином в окружении сереньких, плохо одетых спутников.
Лошадь мне подобрали достаточно спокойную, чтоб мои эксперименты не привели к непоправимым последствиям, и все же достаточно резвую, чтоб не отставать от каравана. Кобылу звали «Принцесса» и следом за ней бегал голенастый смешной жеребенок. Так и поехали. И, как я уже говорил, прямо на выезде, едва-едва за пограничными столбами, на въезде в сосновый бор случилось забавное и судьбоносное событие.
