Один…
Машина вкатилась под воротную арку, боднула запертые створки. Ворота выдержали. Грузовик со смятым передком отскочил, подался назад. Не взорвался. Пока не взорвался. Пока еще…
Ноль…
Из надвратной башни выскакивали люди. В желто-коричневых мундирах и в белых плащах с черными крестами. Со «шмайсерами» наперевес и с мечами наголо. Эсэсовцы и тевтоны кричали, бежали к машине. Зря! Прочь нужно сейчас бежать. Кто-то пустил в «опель» арбалетный болт, кто-то шарахнул очередью по пустой кабине.
Ноль! Ну, ноль же! Уже! Но-о-о…
И рвануло! Страшно! Остов машины развалился кусками искореженного металла, кузов – расколотыми в щепу досками. Над головой Бурцева пролетело оторванное колесо. Тевтонов и эсэсовцев, окружавших машину, расшвыряло – так капризный ребенок швыряет тряпичные куклы.
Ворота высадило, вынесло наружу. Словно пробку из-под шампанского. С мясом выворотило из кладки массивные петли. Да и сама кладка… Эпицентр взрыва располагался под низкой аркой, так что в нее-то и ударила взрывная волна.
Арка треснула. Надвратная башня раскололось надвое, накренилась. Сверху посыпалось. Люди и глыбы…
А уж флаги с крестами пали и подавно.
Башня все-таки обрушилась. Обвалился также приличный кусок крепостной стены слева. Стена справа перекосилась, вывернулась наружу.
Теперь на месте Иосафатских ворот зиял чудовищный пролом. А вокруг – битый камень и мертвые тела. И горящие пятна расплескавшегося бензина. И пыль, и дым, и дым, и пыль… Но пыль оседала, а дымную пелену рвал ветер из Иосафатской долины.
Оттуда же – со стороны Масличной горы – доносился пугающий гул. Отдаленный, но быстро, очень быстро приближающийся топот тысяч копыт… И вопли тысяч глоток. Хорезмийская конница и мамлюки египетского султана ал-Малика ас-Салиха Наджм-ад-дина Аййуба шли в атаку. Пустынная и безлюдная Иосафатская долина перестала быть пустынной и безлюдной.
Кавалерийский вал перехлестнул через Кедронский ручей, когда тевтонско-фашистский гарнизон вышел наконец из оцепенения.
На башнях ожили пулеметы. С городских стен ударили автоматы. Навстречу штурмующим полетели первые арбалетные болты. Из Райских ворот внутренней цитадели Хранителей Гроба выползал маленький угловатый броневичок с пулеметом. А в Иосафатском проломе уже выстраивалась живая стена. Впереди – кнехты-щитоносцы и тевтонские рыцари. Сзади – автоматчики цайткоманды СС.
О Бурцеве, затаившемся в канаве, похоже, забыли. Дали поднять голову и ствол трофейного «шмай-сера». Напрасно. Первым делом он выпустил очередь по фашистским каскам, что маячили над Райскими воротами. Каски исчезли. Правый фланг чист…
По-пластунски Бурцев переполз из канавы в тесный лабиринт высоких дувалов и низеньких домишек. Юркнул за расшатанную калитку. Так-то оно надежней будет. Вдоль глухого глиняного забора, пригибаясь, добежал до хозяйственных пристроек церкви Святой Анны. Обошел храм, подобрался ближе к городской стене.
Идеальная позиция! Пролом – как на ладони. Метров тридцать до него отсюда. Видны и приближавшиеся всадники. Эх, капитально же их выкашивали! Автоматные и пулеметные очереди валили штурмующих ряд за рядом. Конники султана гибли десятками и сотнями. Натиск десятитысячной армии слабел на глазах. Задавить врага с наскока, массой уже не получится.
Надо помочь. Приободрить надо, иначе ведь захлебнется, на фиг, атака. А второй точно не будет.
Немецкий броневик тем временем вклинивался в фашистско-тевтонский строй, разворачивался, пристраиваясь к пролому боком, стараясь загородить бортом побольше места, и шмолил, шмолил, не переставая, поверх фашистских касок, широкополых шапелей и глухих ведроподобных шлемов. Бурцеву подумалось, что и пулеметная башенка бронемашины тоже чем-то напоминает рыцарский топхельм. Побольше только и с «МG-42» в смотровой щели.
Броневичок наконец занял позицию. Остановился. Эх, мать-перемать! Через такую преграду коннице султана нипочем не прорваться.
Бурцев положил «шмайсер» к ногам, сдернул с рыцарской перевязи «Панцервурфмине». С такими же вот противотанковыми гранатами они, помнится, славно порезвились на Чудском озере два годика назад.
За спиной вдруг послышался топот. Подобрались с тыла! Тевтоны?! Фашики?! Совсем близко! А руки, как назло, заняты! А «шмайсер» – под ногами. Пока наклонишься – нанижут на копье, располовинят мечом, расстреляют в упор.
Бурцев обернулся. Занес руку с гранатой, которую так и не успел поставить на боевой взвод. Да, килограммовая болванка в качестве палицы не самое эффективное оружие, но пусть об этом скажет тот, кто первым получит по черепушке.
Драться, однако, нужды не возникло. Бурцева окружали не немцы.
Свои! Бурангул, Освальд, дядька Адам, Дмитрий, Гаврила, Збыслав, Сыма Цзян – ха, тоже с трофейным «шмайсером»! А вон и Бейбарс, и Хабибулла. И Мункыз с иерусалимскими повстанцами. Все в тевтонских доспехах. Идут – кто пеший, кто с конем в поводу. Петляют меж домишками и дувалами. Догнали, значит!
Что ж, можно считать, тылы прикрыты.
– Всем спрятаться! – приказал Бурцев. – Пригнуться!
Бойцы пригнулись.
В следующую секунду противотанковая граната уже летела в цель. Ленты стабилизаторов опустили «Панцервурфмине» точнехонько на крышу броневика. На бронированную макушку пулеметной башенки-шлема.
Взорвалось!
Над эсэсовско-тевтонским строем брызнул расплавленный металл, полетели осколки. В чреве подбитой машины ухнуло так, что легкий броневичок аж подпрыгнул. Слетел сорванный люк, выгнулись, пошли по швам крыша, борта и днище, из щелей повалил дым.
Живая стена в проломе распалась. Немцы залегли в обломках стены каменной. Кто-то кричал, кто-то палил наобум, не понимая, откуда прилетел гостинец.
– Здорово, каид! – восхитился Бейбарс.
Эмир стоит рядом. Кивает одобрительно тевтонским шлемом. Бурцев узнал мамлюка лишь по праще, обмотанной вокруг пояса. Ну еще по мешочку для метательных снарядов. В мешочке перекатывалось и глухо позвякивало. Ага, есть еще, значит, порох в пороховницах!
– Бейбарс, гони-ка сюда свои яйца!
– Яйца? – Эмир кивать перестал. – Какие такие яйца, Василий-Вацлав?
– Же-лез-ны-е! Сколько их у тебя осталось?
– А-а-а, эти… Штук семь-восемь будет.
– Два давай мне. Остальные – твои. Хватай пращу и займись Хранителями на башнях. Видишь, они джигитов Айтегена в город пускать не хотят. Только аккуратнее с колдовским громом.
– Да помню я, – буркнул мамлюк.
– Бурангул, дядька Адам и все, кто там с луками-арбалетами. Помогите Бейбарсу. Немецких колдунов на стенах быть не должно. Пролом я беру на себя. Сема, оставь мне свой громомет.
– Так ведь моя…
– Нет, Сема, – отрезал он, – сейчас пусть уж лучше будет «моя».
Китаец со вздохом сожаления прислонил оружие к глиняному забору.
Две гранаты – одну за другой – Бурцев зашвырнул за подбитый броневик. Дождавшись взрывов и криков, приподнялся над укрытием, ударил из «шмайсера».
Валил без разбора любого, кто попадался на мушку. Эсэсовцы, тевтонские братья, полубратья-сержанты, кнехты… Опустошил один «шмайсер», взял другой…
Рядом делали свое дело лучники, арбалетчики и пращник-эмир. Отсюда, со стороны города, обстреливать переходные галереи внешних стен было куда как сподручнее, чем снаружи. Стрелы валили автоматчиков у бойниц и зубчатых заборал. «Железные яйца» из пращи Бейбарса летели к башням с пулеметными площадками. Над башнями мелькали всполохи огня, и пулеметы умолкали.
Кто-то еще пытался огрызаться – над головой Бурцева пролетел арбалетный болт, смотровую щель топхельма запорошило крошево, выбитое из стены пулями. Но все это было лишь судорожное дерганье обреченных.
Немцы отступали от разбитых ворот. Немцы покидали позиции.
С лихим гиканьем и завыванием, от которого стыла кровь, в пролом ворвались мамлюки и хорез-мийцы. Вот уж поистине дикая дивизия! Конники – то ли обкуренные травкой, то ли опьяненные успехом – в два потока объезжали горящий остов броневика и с ходу вступали в бой. Лезли на пули и стрелы. Топтали, рубили, кололи замешкавшегося врага и, разливаясь по улицам Иерусалима, подобно живому наводнению, захлестывали город.
Сотня Бейбарса оказалась в первых рядах. Правда, от сотни той оставалась сейчас едва ли полусотня. Но злые все, как шайтаны. В пылу схватки этот передовой отряд едва не искрошил в капусту дружину Бурцева, так и не снявшую орденских доспехов. К счастью, Бейбарс вовремя успел скинуть топхельм. А скинув, обложил нападавших забористой арабской бранью. Горячие восточные парни быстро признали эмира.
– Бейбарс, принимай командование над джигитами, – посоветовал Бурцев. – Проследи, чтоб резню среди горожан не учиняли.
Упрашивать не пришлось. Кыпчак с тевтонским крестом на груди вскочил на лошадь.
