– Милочка моя, план замечательный. – Бенит улыбнулся – ну наконец-то можно улыбнуться, не вызывая подозрений. – Одна неувязка: Постум принадлежит к более старшей ветви Дециев. Отстранить его не поможет даже сперма Викторина.
– Постум – не сын Элия.
Ого! Даже фантазии Бенита не хватило додуматься до такого! Гениальная глупость! Но Бенит постарался скрыть восхищение.
– Пусть так, – сказал с напускным равнодушием, – но кроме тебя об этом никто не знает. Вот если бы тебе удалось доказать…
– Докажем! – Криспина неколебимо верила в успех. – Это проще простого.
– Ну и как мы это сделаем?
– Анализ крови все покажет.
– Уже сделали. Подтверждает отцовство Элия.
Криспина так уверилась в своей клевете, что была обескуражена. Как так? Почему?
– Повторный анализ, – заявила, хмурясь.
– Группа крови у человека не меняется. Не говоря о том, что новых данных о крови Элия, кроме тех, что хранятся в картотеке Эсквилинской больницы никто уже получить не сможет.
– У Постума изменится группа крови!
– Хорошая мысль. Но пока, к сожалению, неосуществимая.
Идиотам иногда удается поставить весь мир на уши. Кто знает, а вдруг этой дуре удастся доказать, что мальчишка не сын Элия. Хотя все видят, что малыш – уменьшенная копия покойного Цезаря. Только копию чуть-чуть подправили – нос выпрямили, и глаза не так отличаются один от другого. Мальчишка, коли вырастет, будет красавчиком. Вот именно – если вырастет. Интересно, кто поверит, что Летиция изменяла Элию, если и сейчас она ни с кем не спит, и вообще ни на кого не глядит. Вилда пишет в своем вестнике, что юная вдовушка смотрит на бюст покойного мужа, изваянный Марцией, и занимается мастурбацией. Может, Вилда и не врет. Но во время мастурбации еще никому не удавалось забеременеть.
Однако есть старый рецепт: клевещите побольше, и в клевету поверят. Пока что правило это действует безотказно.
Дождь хлестал в окно. Назойливый попрошайка, которого невозможно прогнать. Он колотит в дверь и требует, требует. Невольно ценишь тепло просторного таблина. Под шум дождя любые идеи перестают казаться бредовыми.
– Я докажу, – заявила Криспина. – И способ у меня есть. Очень простой способ.
– Поговорим о чем-нибудь другом, – Бенит окинул ее аппетитную фигуру голодным взглядом. Какая же все-таки она дура. Но задница и бедра у нее восхитительные. – И займемся более приятным делом.
Несмотря на свою глупость Криспина сразу все поняла. Уж что-что, а подобные намеки она толковала верно. Они предались Венериным утехам прямо в таблине. Бенит был груб, но его грубость нравилась женщинам.
– А ты читал статью Вилды в «Гладиаторском вестнике»? – спросила Криспина, глядя, как Бенит одевается. – Вилда пишет, что Элий не мог иметь детей.
Бенит похлопал Криспину по щеке, как породистую кобылку.
– Умница, детка. Так да не так. Детей не могла иметь Марция. Но кто станет разбираться в подобных тонкостях, а?
– Так моя маленькая Руфина будет Августой? Да? Будет? – оживилась Криспина.
– Не так быстро, детка. Не так быстро. Посмотрим.
– Ты можешь потом жениться на моей малютке, – щедро предложила вдова императора.
– Да, я женюсь на ней, и ты оплодотворишь ее спермой Викторина.
Криспина не уловила издевки в его словах, приняла их за чистую монету.
– Именно. Это замечательный план, ты не находишь, дорогой?
– Называй меня «сиятельный», – потребовал Бенит. – Все должны называть меня «сиятельный». Или ты забыла?
– А может тебе развестись с Сервилией и жениться на мне?
– Милочка, Сервилия беременна, вот-вот родит. Дядюшку императора. Ха-ха, забавно?
Криспина надула губы.
– Тебе что, не нравится мой план?
«Если адвокат Летиции подаст на Криспину в суд за оскорблении чести и достоинства, то при известной ловкости эту дуру оберут до нитки. Но я буду не при чем», – отметил про себя Бенит и вновь сдержал улыбку.
– План хорош, но нам надо держать его в строгой тайне, – сказал он вслух. – Моего имени не называй. Ни в коем случае. Назовешь – отрекусь.
– Ой, да что ты! Я все сделаю, как надо! Ты еще будешь мной восхищаться, – пообещала Криспина.
Глава XX
Апрельские игры 1976 года (продолжение)
«Исчезновение сенатора Помпония Секунда вселяет в сердца римлян тревогу.»
«Сенатор Луций Галл опроверг опубликованное в «Либеральном вестнике» сообщение о том, что банк Пизона предоставил ему беспроцентный кредит в два миллиона сестерциев».
«В нашем обществе жестокость необходима. Римляне примут насилие, когда оно станет свершившимся фактом», – заявил сенатор Бенит.»
«В Готию для переговоров направлена делегация во главе с Августой».
«Акта диурна», 8-й день до Календ мая [51]
I
Летиция проплакала всю ночь в своей каюте. Затянутые пурпуром стены. Круг иллюминатора разрезан пополам. Поверху бледно-голубое, по низу – ярко-синее. Море! Кровать широченная. Но Летиция не могла спать. Впервые она рассталась с Постумом. Любая другая женщина могла бы взять своего малыша с собой. А она – нет. Танаис – не Империя. Император не может просто так отправиться в столицу Готии, тем более когда Готии угрожают войска варваров. Дурацкий протокол. Дурацкие правила. Императорский совет был против поездки самой Летиции. Но диктатор Макций Проб, знавший тайную цель путешествия, умудрился настоять на том, что поездка Августы необходима. Миссия Августы продемонстрирует всему миру уверенность Рима в своих силах. Известно, что у монголов нет флота. А уж крейсер «Божественный Юлий Цезарь», которому надлежало доставить Августу и ее посольство в Танаис, вряд ли окажется кому-то по зубам. Макций Проб погиб, но поездку Августы не отменили. Однако все же умудрились задержать на двадцать дней. Двадцать дней! А вдруг Элий уже в Танаисе? И ждет, ждет.
Постум остался в Риме. Почему Летиция плачет? Через несколько дней она вернется. Увидится с Элием и вернется. Они вместе вернутся.
Но слезы текли из глаз, и Летиция не могла их сдержать. Будто не на встречу с Элием она спешила. Будто не радость ждала ее впереди, а беда.
II
Курций обошел тело сенатора. Труп лежал в яме лицом вниз. Руки раскинуты. Тело наполовину высунулось из воды. Дождь бил по земле, по воде, по столпившимся людям. Плащи блестели от воды. Блестела листва придорожных кустов. Блестела дорога, залитая сплошным потоком воды. Блестела река, выступившая из берегов. Свинцовые облака едва не задевали макушки пиний. Все вокруг шуршало и шелестело от бегущей воды. Вигил держал над префектом зонт. Напрасно – туника Курция давным-давно промокла. Капли стекали по лицу. Казалось, что Курций, глядя на мертвое тело, плачет.
Но он не плакал.
Тело Помпония Секунда в этой яме нашел Гепом, бывший гений помойки и ее нынешний обитатель. Он и вызвал вигилов. Курций приехал лично. Ясно, что тело выбросили из машины. Выбросили и умчались. Никаких следов. Все смыл проклятый дождь.
Вообще-то такие дела в Риме обычно вел Марк Проб. Но молодой вигил до сих пор не оправился от нападения гения-мутанта. И Курцию пришлось лично заняться убийством сенатора. Гений помойки стоял в стороне и в нерешительности переводил взгляд с одного вигила на другого. Дело в том, что он так и не исполнил просьбу или, вернее, приказ Гимпа. Не отдал вигилам найденную тогу. Может, сейчас?…
– Несколько дней подряд я видела черную машину у ворот, – рассказывала служанка, спешно доставленная к месту гибели Помпония для опознания. – Но я не придала значения…
На убитого служанка старалась не смотреть, лишь отирала раз за разом стекающие по лицу капли дождя.
– Ты не запомнила номер? – спросил Курций.
– Первая цифра «C», потом «L» и потом, кажется «XII». «Трирема» черного цвета. Это, кажется, редкость?
Курций не подал виду, что сведения, сообщенные женщиной, имеют какую-то цену.
– Погляди-ка, что у него в руке, – приказал Курций медику.
Тот наклонился, руками в каучуковых перчатках аккуратно разжал пальцы мертвеца.
– Кусок ткани. Возможно от туники.
– Какого цвета?
– Черного. И вышит номер. – Медик отдал клочок Курцию.
Префект разгладил тряпицу. «LXXV» – было вышито белым по черному. Невероятно! Какая удача. Будто префект загадал желание, а некто его исполнил.
Курций спрятал клочок в карман и направился к своему видавшему виды «кентавру»…
– К казармам исполнителей, – приказал он водителю.
– Погоди, доминус, – остановил его бывший гений.
– Ну, в чем дело? У тебя в запасе еще один труп? – не слишком весело пошутил префект.
– Я нашел это в 74-м, осенью на помойке. – Гепом отдал коробку Курцию.
Тот бросил коробку на заднее сиденье «кентавра».
– Обязательно посмотри, – настаивал Гепом.
– Посмотрю, – буркнул Курций. – Потом.
И захлопнул дверцу. Машина тронулась.
III
Курцию долго не хотели открывать. И лишь когда один из вигилов выстрелил в стекло видневшегося на стене прожектора, тяжелые стальные ворота распахнулись. Одетые в черное здоровяки расхаживали по просторному, окруженному колоннадой внутреннему двору с таким видом, будто дождя не было вовсе. Префект римских вигилов остановился, разглядывая подручных молодого сенатора, которого слишком многие прочили в диктаторы и опекуны Постума. У императора есть преторианская гвардия, а у Бенита – исполнители. Прежде чем назвать имя убийцы и потребовать его выдачи, Курцию хотелось взглянуть на эту сомнительную центурию. Напротив Курция остановился один из парней. Высокий, на полголовы выше префекта, в черной тунике, черных брюках, черных калигах. Мокрое лицо блестело в свете желтого фонаря. Загорелая кожа, правильные черты лица. Но, о боги! – почему он так безобразен? Курций вдруг вспомнил других ребят – тех, с кем судьба его свела в далекой юности. Бессмертная «Нереида». Как они были прекрасны. Или ему только казалось тогда?
