Павловну, если она, конечно, согласится. Надо будет заглянуть в кассы, вот, правда, с деньгами у меня не густо… но наскребу как-нибудь. Если что, у тетки займу — не откажет. А отдам с зарплаты. Вот только с билетами могут оказаться проблемы — на такое мероприятие многие захотят попасть.
Подойдя к дому, где жил Леша, я увидел темную фигуру, вышедшую из арки прохода. На мгновение я напрягся, но тут же узнал покатые плечи Казакова. Бригадир сдержал обещание — за Лехой постоянно приглядывали, и даже сейчас, когда он вышел из больницы, подъезд сторожили.
— Дима, добрый вечер! — пророкотал Казаков и крепко пожал мою руку. Он был человеком большим, но вежливым и тактичным, вот только силу свою не всегда мог рассчитать. Рукопожатие вышло столь мощным, что я невольно охнул и затряс кистью в воздухе. Казаков смутился и добавил: — Прости!
— Ничего! Переживу! Ты Алексея охраняешь?
— Охраняю, — кивнул он. — И тебя дожидаюсь. Понимаешь… не справляемся мы… работы выше головы, и эти дежурства… сил не хватает, сказывается на качестве. Поэтому Петр принял решение выдернуть тебя обратно в город. Нужно чтобы Леша пока пожил у тебя какое-то время… так будет проще всего. Ты сможешь приглядеть за ним, а он за тобой. В одиночку никуда не ходите, только вдвоем.
— Значит, никаких новостей о преступниках?
— Нет. Ни в больнице, ни после выписки к Алексею никто не приходил, никто не проявлял интереса. И зуевцы вели себя спокойно, никакой паники не проявляли, работали, как обычно. После шли по домам. Полагаю, это ложный след. Они нормальные трудяги, наш Леша что-то перепутал.
— Но кто-то ведь ударил его по голове? — не согласился я, хотя мысли Казакова были мне понятны.
— Скорее всего, это была случайность…
Не поспоришь. После того, как буквально несколько часов назад меня чуть не прикончила свора беспризорников, я уже ни в чем не был уверен.
— Но все же так сразу прекращать наблюдение не будем, и если хоть что-то… хотя бы какая-то мелочь заставит нас засомневаться в честности этих людей… решено, сразу идем в отдел, пусть компетентные люди дальше сами решают.
Это было тактически и стратегически верно, вот только в отделе нам могли задать логичный вопрос — а что же вы сразу не пришли, еще с самыми первыми подозрениями? Ведь завод — стратегически важный объект с особым уровнем и секретности, и безопасности, и даже с намеком на подозрение нужно идти и докладывать о своих сомнениях. Мы этого не сделали. Теперь, получается, сами подпали под статью о недоносительстве. Но я, да и остальные, не могли вот так просто обвинить своих коллег в том, чему не было ни малейших доказательств. Это было подло. Сами виноваты. Помнил я эти разговоры в будущем о «миллионах доносов», когда каждый, мол, писал на каждого. Так вот, это точно не про нас! Ни один член нашей бригады даже под угрозой собственной безопасности не хотел писать безосновательный поклеп.
— Я понял… скажи, а Михалыч сделал анонимный звонок в милицию? Он хотел, чтобы к палате приставили охрану.
— Звонил, — кивнул Казаков, — но там не прислушались. Никакой охраны не приставили. К счастью, обошлось.
Значит, можно сделать вывод, что напавший на Лешу преступник либо не знал о том, что он находится в больнице, либо же был уверен, что жертва не опознает нападавшего. Поэтому и не пришел добить.
— Все понял. Леша поживет у меня. Можешь не волноваться.
Казаков кивнул в ответ и ушел обратно в темноту арки, я же поднялся в квартиру Леши, трижды нажал на звонок и вскоре уже тряс руку своего друга. Одет он был по-домашнему в подштанники, нательную рубаху и вязаную кофту.
Леха жил в коммуналке, подобной моей. Квартира на пять комнат, они с матерью занимали комнату с балконом — роскошь и несколько лишних метров, где можно было хранить всякие ненужные вещи.
Выглядел Леша слегка бледноватым, но весьма бодрым и полным сил. Мы прошли в его комнату, где никого не было — мать еще не вернулась со смены, она работала в столовой при заводе имени Колющенко. В последнее время ей тоже, как и моей тетке, часто приходилось оставаться на заводе по несколько суток подряд.
Ни Леха, ни его мать, да и практически никто, кроме причастных, понятия не имели, что на заводе полным ходом идет производство легендарных ракетных установок «Катюша». Лишь я, пришелец из будущего века, прекрасно знал, что эти машины победы собирали в обстановке полной секретности, и даже сами рабочие понятия не имели, что именно они производят. На заводе делали отдельные детали, а окончательный монтаж реактивных систем залпового огня БМ-13 проводился по ночам в особом гараже на углу улиц Труда и Елькина, рядом с табачной фабрикой, и прямо оттуда зачехленные машины отправлялись на вокзал, а дальше на фронт. Ежемесячно удавалось выпускать сорок пять «Катюш», и до самого конца войны немцы так и не сумели раскрыть ни тайну производства, ни даже вычислить город, где их собирали.
Но, разумеется, раскрывать Леше этот секрет я не собирался — права не имел, да и ни к чему ему знать, еще проболтается где-то ненароком. Не специально, конечно, но зачем рисковать.
Зайдя в комнату, я уселся на стул, а Леха завалился на кровать. Вторая кровать, на которой спала его мать, стояла за ширмой-перегородкой. Мы уставились друг на друга в ожидании. Леша заговорил первым:
— Представляешь, не помню ни черта… вот вообще ничего. Пришел на завод, работал, а потом провал, темнота.
— Знаешь что, собирайся, поживешь пока у меня. Вместе веселее!
Леша пожал плечами и начал одеваться. Пока натягивал на себя теплые штаны, болтал без умолку.
— Когда я в больнице валялся, мне один раненный анекдоты рассказывал. Слушай! Снайпер докладывает: «Сегодня сделал десять выстрелов, девять немцев положил». «А десятый промазал?» «Десятый оказался финном!»
Я хмыкнул. Леха приободрился и продолжил:
— Слушай еще! Разговор двух жительниц Берлина: «Говорят, русские женщины очень привлекательны». «Возможно. Если судить по письмам моего сына, то лишь при
