ПУ сорвались очередные… Два удаляющихся факела ушли по наклонной, забирая вверх, продолжая оставаться заметными светящимися точками — время работы двигателя было соизмеримо со временем полёта ракеты на максимальную дальность. Всё происходило без командирской указки. Каждая дивизион, каждый расчёт занимался своим делом. Группа визуального контроля отслеживала результаты попаданий ракет, дополняя собой общую картину.
Вид из рубки был ограниченным, и Скопин сместился к правому остеклению, откуда можно было хоть что-то разглядеть.
То и дело озарявшиеся залпирующими всполохами советские линейные корабли, находясь всего в километрах пяти, давали чёткие почти контрастные в перепадах света и тьмы образы.
Пальба противника едва угадывалась чередой зажигающихся и тухнущих огоньков по горизонту. Как оказалось что-то неплохо поджечь можно и на забронированных громилах. На одном из линкоров заметно так заплясало огоньком пожара, что особенно стало видно в приближении бинокля. — Кто горит?
— Головной.
— «Дьюк».
Каждая батарея ЗРК — «нижняя» № 1 и «верхняя» № 2 (из-за линейно-возвышенного расположения комплексов «Шторм») продолжала работать по «своему» линкору, распределение пало на выбранные приоритеты дуэли двух флагманов «Советского Союза» и «Дьюк оф Йорка». «Кронштадт» концентрировался на «концевом» (это по идее должен быть «Энсон»), иногда перенося огонь на средний мателот в британском строю. Однако запроса на «подсветить и его» с линейного крейсера почему-то не поступало.
По уму бы было узнать: есть ли во всём этом — стрельбе ЗУРами, какой-то прок для боевых расчётов дальномерных постов. Наведение по мерцающим где-то там, на краю горизонта огням пожаров далеко от безупречного, если не вообще условное. Ошибки и в лучших условиях могли исчисляться до сотни метров.
Пока же, с самого начала боя, когда они разыграли превентивные преимущества, похвастать артиллеристам Левченко было нечем. Ни одного попадания крупным калибром в линкоры Мура, по всем имеющимся данным наблюдения, вроде бы как не фиксировалось. Если только не допустить, что какой-то из всё же поразивших цель полубронебойных снарядов попросту не разорвался, или разорвался, только где-то в утробе «Кинга» без видимых визуальных последствий.
Обозначившаяся в проёме двери рослая фигура командира БЧ-2, поневоле притянула на себя внимание — от старшего артиллериста корабля сейчас зависело многое, если не всё. Не сказав никому ни слова, одним видом — злой, капитан 2-го ранга пересёк тесноту боевой рубки, отстранив сходу кого-то из флагманских офицеров, приник к окулярам командирского визира — наконец воочию увидеть противника (опция, из упрятанного в недрах корабля поста управления стрельбой, недоступная). Глядел недолго, коротко интересуясь: «Кто горит? Это его ракетами?..», не отрываясь и не оборачиваясь, обратился к командующему.
— Товарищ вице-адмирал, двадцать два на лаге и они нас уверено опережают. Если мы сейчас возьмём круто влево — режем им корму, и на контркурсе, концентрируясь на «концевом», бьём его в два приёма.
Левченко прекрасно понимал, почему бесился Бородулин. Он и сам испытывал те же чувства. Пусть огневой контакт и длился всего-то минут семь-восемь, чтобы вот так сходу ожидать каких-то особенных результатов, но ведь их и ждали — в самой завязке…
«Гладко было в замыслах, „на бумаге“, как говорят. А на деле»?.. Сказалось ли отсутствие опыта стрельб на такие дистанции «вслепую», или же сама идея была с изъяном — вследствие неучтённых погрешностей или запаздываний в передаче данных целеуказания, но так или иначе, ни один из «Кингов» ничем иным существенным, кроме как «цветочками» ракетных укусов не украсился. И уж тем более не пожелал изображать из себя неоднократно помянутого «Худа» (а на это с трепетом ожидания чуда надеялись, наверное, многие из всматривающихся в посверкивающий огоньками горизонт офицеров).
— Нет, Егор Алексеевич, не могу я, — Левченко словно вытягивал из себя слова, — не знаю, как они там «видят» ситуацию, но наверняка попытаются, кроме всего прочего, увести нас от «Чапаева». И что тогда?., мы влево — они циркуляцией вправо. Навалятся, обладая большей скоростью — отрежут окончательно.
Предложение старшего артиллериста было поддержал командир корабля, натолкнувшись на нетерпимый взгляд вице-адмирала, да штурман на всякий случай набросал приблизительные пунктиры на расстеленном ватмане своего стола…
…весь обмен мнениями затмил надрывный свист очередных подлётных снарядов — противник напомнил о себе.
В этот раз «люстры» зажглись прямо по носу линкора, брызнув в рубочную щель нещадно бельмящим сетчатку свечением. Кто вовремя успел прикрыть ладонями глаза, кто опоздал… — все, шипя наперебой, чертыхались.
Не дожидаясь распоряжения замешкавшихся вышестоящих, вахтенный офицер отдал команду на перекладку руля, так как, несомненно, вслед за «осветительными» полетят бронебойные.
Линкор тягуче повлекло на двадцатиградусном коордонате, выводя из-под накрытия тяжёлых снарядов — всплески встали с большим недолётом, левее по скуле. Ещё два упали, ненамного, но ближе. Вдогон прилетели ещё четыре, так же заметным отступом.
— Головной лесенкой бьёт [146]! Полузалпами!
— Значит, показаниям артиллерийского радара не доверяют. Разброс большой, кидают, как бог на душу положит!
— Ещё бы…
То, что в них ничего до сих пор не попало (как и в «Кронштадт»), можно было отнести на счёт удачного маневрирования, сбивающего вражескую пристрелку.
Наверняка свою долю вносил и «Кондор», не перестающий ставить радиолокационные помехи. Британцам приходилось больше уповать на оптические дальномеры… то-то они дорвавшись до пределов дальности своих универсальных орудий, не жалели осветительных снарядов — в воздухе творилась настоящая свисто… свето-пляска.
Не замедливший очередной падающий залп, очевидно второго в британском строю линкора, визжа и воя, вонзился в воду по правому траверзу. Вслед за этим легли ещё три снаряда, в этот раз не более чем в ста пятидесяти метрах от борта, докатившись дробным раскатом.
Эти звуковые удары уже не воспринимались как что-то оглушительное, залпы своих орудий главного калибра звучали гораздо мощнее, особенно передаваясь отдачей, отыгрывающей всем корпусом шестидесятитысячетонного корабля.
Линкор, отсчитав положенные на коордонат секунды, медленно начал катиться в другую сторону, возвращаясь на курс, оставив предназначавшиеся ему очередные всплески за кормой, на раковине, на сей раз крайне близко — ещё бы метров пятьдесят и не избежать поражения! Следовало признать — с учётом всех противодействий, отнеся несколько в ряду промахов совсем уж на случайных характер, англичане показывали себя неплохими профессионалами.
«Чего не скажешь…», — Гордей Иванович мысленно выругался, возроптав. Слыша, как Бородулин по телефону что-то наговаривал своим непосредственным подчинённым в главный артиллерийский пост, частя цифрами и специфической терминологией.
Взявшись за бинокль, вице-адмирал сориентировался визуально туда, где играло иллюминацией короткоживущих огоньков и скупых вспышек. Воочию увидев, как туда же, прямо через голову, поверх мачт линкора (видимо оказавшегося на директрисе) пролетело огненным росчерком… — ракета, снаряды выхлопных факелов не оставляют. Вслед за первой кометой промчала вторая, обе вроде бы (разрешение бинокля не позволяло чётко отследить последствия) добавили новые метки, там, на телах вражеских кораблей.
И вновь разнобоем — опасным, неопасным — пали британские залпы. Вновь рявкнул ответным линкор, покатившись на расчётное уклонение, «принимая» по борту и за кормой очередное проходящее накрытие.
Взглянув на хронометр, адмирал отметил ещё три минуты, сопоставляя в уме расстояния и текущее время:
«Дистанция для решительного боя по-прежнему велика, и Мур судя по всему сокращать её не намерен… надо думать, считая преждевременное сближение для себя невыгодным. А попросту ждёт, змий, когда вступит в игру Гонт. А как скоро тот выйдет на атакующий рубеж должны были сообщить с „Кондора“ — у них радары глазастые, нечета нашим. Однако пока молчат. В любом случае мы уже чересчур склонились к западу. Пора…».
— Егор Алексеевич, — Левченко обернулся к командиру БЧ-2, который снова согнулся у визира, бубоня цифрами, в этот раз, сводя данные с командиром дивизиона вспомогательной артиллерии — дистанция, дошедшая до 120 кабельтов, уже давала основания рассчитывать на какую-то, но эффективность, и шестидюйдюймовки били побатарейно, укладываясь в каждые три секунды.
— Егор Алексеевич, мы и так уже слишком оторвались от «Чапаева». Будем отворачивать.
Кавторанг что-то буркнул, не отрываясь от своего занятия, мол, «только пристрелялись», тем не менее, гаркнул в трубку «Дробь!», не смея оспорить решение старшего, понимая — приказ командующего вытекал из текущей необходимости.
Адмирал коротко продиктовал на блокнот офицеру связи приоритеты для «Кронштадта», в общем-то, лишь подтвердив уже принятые усмотрения. После чего скомандовал:
— Право руля! Штурман, когда встанем курсовым на 60 градусов,
