– Примерно килограмма два по тротилу… – пробурчал Мясник, облокотившись об косяк двери и разглядывая в свете фонаря повреждения, – заряд направленный, вроде без поражающих элементов… Это, рвань, растяжка… И, кажись, я знаю, кто в нее попал…
Проковыляв несколько шагов вперед, он опустился на одно колено рядом со странной металлической конструкцией, полностью перекрученной и потерявшей все прежние черты. Только Мясника интересовала не эта груда железа, а тело, лежавшее рядом. Сняв теперь только мешавшийся ПНВ, Андрей подошел ближе и увидел, что это Бур. Лишившийся ног, лежавший в луже крови, но еще живой. Хрипя и кашляя кровью, он левой рукой вцепился в куртку Мясника и судорожно, торопясь и проглатывая окончания, что-то говорил.
– Ушастый, в Автостроителе… Торговец… Должен мне… Скажешь, я сказал… Пустит… А я… Черт, посмертная воля… Ушастый… Понял… Уходите… Быстро… Кончено… Я уже… Убейте эту сволочь… А потом уходите… Понял… И пацана возьми… Возьми…
Держа его за голову, Мясник внимательно слушал этот малопонятный бред, кивая головой, до тех пор, пока Бур не замолк. Судорожно выкатив глаза, с каплей крови, так и оставшейся стекать по щеке, разбитым затылком и ободранным лбом. Мясник закрыл ему глаза и попытался закрыть рот, но мышцы словно окаменели. Андрей подумал, что Бур всю жизнь стремился к покою, но даже в момент смерти не смог его достичь, все порывался куда-то успеть и что-то сделать. А ведь порой так и не успокоишься до самой смерти, хотя счастье бывает так близко, что только протяни руку и схватишь его за хвост, но погруженные в ежеминутные и очень важные задачи, не замечаешь его даже перед самыми глазами.
– Наверное, надо что-то сказать, – вслух заметил Андрей, встав рядом.
Мясник положил голову Бура на пол и сложил руки ему на груди. И в эту секунду хлопнул выстрел и Мясник дернулся. Из простреленной головы брызнула кровь, запачкав Андрею одежду. Он даже не успел ничего понять, только схватил Мясника за плечо, не давая упасть, но тот был бесповоротно мертв. Нельзя выжить с расколотым пополам лбом.
Тихий смех одновременно и испугал и удивил Андрея. Отпустив тело человека, почти ставшего ему если не другом, то приятелем, он схватился за автомат, увидев, как из темноты на свет выходит человеческий силуэт.
– Брось, не балуй, – жутким голосом, словно с обожженными связками, сказал Хорь, махнув своим пистолетом.
Он едва держался на ногах, шатаясь как на ветру. Ему досталось хоть и слабее, чем Буру, но тоже очень порядочно. От одежды до сих пор шел дым, а левая рука, разорванная до кости, болталась без движения. На лице не было живого места, только сплошной кровоточащий ожог, и два черных глаза, в которых мешались одновременно ненависть и жадность. В трясущейся руке он держал тремя пальцами пистолет, остальных не было.
– Все равно не успеешь, – продолжил он, явно забавляясь шокированным видом Андрея, – Смешно… И все из-за тебя, рвань. Вся эта хрень из-за тебя! Понял, мразь! – он уже орал, плюясь кровью, – Это ты во всем виноват!
– Не я, – нашел силы ответить Андрей, – я даже не знал, из-за чего все.
– Молчать! – Хорь закашлял так, что согнулся пополам, но успел подняться и снова наставить пистолет на Андрея, – Это ты виноват! И так будет, пока я не скажу по другому! А теперь отвечай, из-за чего это все? Что такого ты знаешь, что все сцепились из-за этого! Бур, Тирер, даже Мясник, всегда бывший в стороне. Они думали, что все решат, но выиграл все-таки я. Наивный Мясник… Как я этого ждал… Всадить пулю в эту мерзкую харю и все же посмотреть, что он прятал под респиратором… Только сначала я убью тебя… Говори, тварь!
Затрещал автомат и Хорь задергался из-за рвавших его пуль. Мышцы сработали в последний раз, в последнем пароксизме боли, но пистолет некому было наводить, и пули бились в потолок. Тело, разорванное в решето, зашаталось и рухнуло. Обернувшись, Андрей ослеп от направленно прямо в глаза луча фонаря.
– Руки за голову! – раздалась властная команда, которой нельзя не подчинится, да еще в таком положении.
Как только он выполнил указание, свет убрали и Андрей разглядел подходивших к нему Тирера и Саву.
– Я тебе говорил, что кто-то идет, – проворчал Сава, не спуская Андрея с прицела, – Надо было подождать.
– Ага, – кивнул головой Тирер, меняя обойму в автомате, – пока Хорь и этого не прикончит.
Как только Тирер перезарядил оружие и взял Андрея на прицел, Сава отошел в сторону и сделал контрольный выстрел Хорю. Рядом застонал кто-то еще, и автомат Савы чавкнул одиночным еще раз. Посветив немного среди трупов и не найдя больше ничего интересного, Сава вернулся.
– И чего с этим будем делать? – кивнул он в сторону Андрея.
– Для начала пусть расскажет все, что знает, – зло ухмыльнулся Тирер, а потом обратился уже к самому Андрею, – я для тебя, крыса, столько всего придумал, что даже не знаю, с чего начать… А для начала я прострелю тебе ноги, чтобы не сбежал.
– Сава плохой! – относительную тишину разорвал крик и полузвериный рев Быка, раненного, но не утратившего боевого духа.
Обожженный, истекающий кровью, этот громила выбрался из-под трупов и навалился на Саву со спины, не дав ему даже развернуться. Затрещали кости, и Сава заорал, когда мощные ручищи начали ломать ему позвоночник. Тирер развернулся и, не целясь, очередью полоснул по обоим. Это был, возможно, единственный шанс Андрея и он не мог им не воспользоваться. Все-таки выхватил из кобуры пистолет и вскинул его на уровень глаз. Боковым зрением Тирер это заметил, но только это и успел. Не раздумывая, Андрей нажал на спусковой крючок. Выстрел, второй, третий, четвертый. Не время экономить патроны… Только с жуткой, нечеловеческой радостью видеть, как разлетаются из головы ошметки от каждого попадания. Он смог остановиться только когда обойма опустела, и пистолет отзывался лишь пустыми щелчками. Тирер лежал лицом вверх на Буре с почти полностью разбитой головой. Чуть правее него лежал Бык, так и не выпустивший Саву из захвата. Пули пробили их обоих, разом оборвав схватку.
А он остался один среди трупов
Чувства, что испытал он в брошенном убежище, найденном им в здании института, были слабым отблеском того, что Андрей чувствовал сейчас. Там ссохшиеся скелеты не ассоциировались у него в сознании с людьми, жившими, думавшими, о чем-то мечтавшими. А здесь все было наоборот. Он видел этих людей живыми, видел их глаза и это молчание смерти, витавшее вокруг. Одно мгновение и бьющая ключом жизнь оборвалась, оставив только мертвое тело, отметая всякое будущее, всякую надежду, без возможности что-то исправить.
Ради чего все это произошло… Ради чего они рождались, жили, мечтали, выживали. Неужели логически было завершить все это вот так, кровью и пулями. Неужели вся их прежняя жизнь была направлена в эту пустоту, все, что они делали, ничего не значило. Это ведь настолько чуждо и ненормально, что Андрею хотелось выть и биться об стены. Кто вообще дал право людям решать, чью жизнь можно оборвать, а чью еще нельзя. Безумие человеческого гения, скопившего столько сил на создание машин для уничтожения себе подобных. Гениальность безумия или безумие гениальности? Бред, все это полный бред. Убийство, холодное убийство человека нельзя оправдать никакими законами, ни божескими, ни человеческими. Настолько это противно общей природе существования живых существ. Жить столько лет, чтобы стать мишенью в мушке человека, решившего, что ты ему мешаешь. А он? Мысль настолько поразила Андрея, что он даже остановился. Чем он лучше всего этого. Жуткая радость убийства, охватывавшая его, до сих пор полностью не вылезла из головы. Каждый человек имеет святое право на защиту. Это справедливо, но что с ним будет дальше. Неужели его жизнь кончится вот так же. И тогда это все, весь его путь окажется настолько же бессмысленным, лишенным логического конца? И все ради такой же пустоты…
