Не обратив ни малейшего внимания на Тита Ардалионовича, с которым столкнулся буквально нос к носу, таинственный пришелец резким движением откинул капюшон. Видно стало очень бледное, очень худое, если не сказать, измождённое лицо с глубоко впалыми щеками и резко выступающими скулами. Белые, точнее, бесцветные пряди волос падали на высокий, без морщин лоб — выглядел человек лет на тридцать пять-сорок, не старше. Если, конечно, он был человеком. Потому что нечасто встречаются на Руси люди с глазами, начисто лишёнными радужной оболочки — только белок и посредине чёрная точка зрачка. От одного взгляда таких глаз хотелось бежать прочь без оглядки.
Тит Ардалионович не побежал, лишь отступил ещё дальше и вжался в стену. Роман Григорьевич героически остался на месте, он успел уяснить для себя, что оба чародея по какой-то неведомой причине не замечают посторонних наблюдателей, даже если смотрят на них в упор. Картина из прошлого разворачивалась перед глазами двух агентов, но сами они существовали вне её, были лишь зрителями, но не участниками кровавой сцены…
— Кто здесь? — господин Понуров резко обернулся на шорох плаща. — ТЫ?!!
Руки мага взметнулись кверху, он, будто игрок в мяч, выхватил прямо из воздуха ослепительно-белый огненный шар… Но метнуть во врага не успел. Под плащом блеснул металл, кривое лезвие со свистом рассекло воздух, раздался неприятный мокрый звук, мощная струя крови брызнула из перегубленной шеи, тело тяжело рухнуло на ковёр, чёрная, шитая золотом мантия неприлично задралась, обнажив худые белые ноги и смешные полосатые подштанники. Тита Ардалионовича вырвало на многострадальный ковёр недавним калачом. Роман Григорьевич сказал «Ох!» и попятился.
Убийца тоже отступил от своей жертвы на шаг. Плавным движением провёл пальцами по окровавленному клинку, поднёс их ко рту и медленно облизал, вывалив тёмный, почти чёрный язык. Тит Ардалионович расстался с остатками вчерашнего ужина. Роман Григорьевич сказал «Фу-у!» и побледнел.
А белоглазое чудовище спрятало оружие под плащом, неторопливо огляделось, переступило через труп, ухватило с пола банку, повернулось, и…
Ему полагалось бы исчезнуть. Раствориться в дрожащем и струящемся воздухе вместе с добычей своею. Так оно было изначально.
… встретилось взглядом с агентом Ивенским.
Они смотрели друг на друга в упор. Ни друг друга ВИДЕЛИ.
Роману Григорьевичу стало страшно, он чувствовал, что не может ни взгляда отвести от этих жутких глаз, ни пошевелиться — будто замороженный. Для убийцы их встреча тоже была неожиданностью. Он замер на месте, лицо исказилось изумлением и злобой. Однако, замешательство его длилось не дольше секунды. Затем он выхватил окровавленный ятаган. Металл свистнул в воздухе, дико вскрикнул Тит Ардалионович. Страшный удар обрушился на Ивенского, не оставив ему ни единого шанса на спасение. Удальцев, безвольно застывший у стены, отчётливо видел, как кривое лезвие с размаху вошло в шею его начальника, вышло с другой стороны… И ничего не случилось. Не била кровь фонтаном, не прыгала по половицам отрубленная голова.
— Ка-ак?! — выдохнул белоглазый едва ли не со страхом, видно, тоже не понимал, что происходит вокруг. Попытался сделать новый замах — не смог даже руку поднять.
Роман Григорьевич, уже успевший осознать, что смерть и на этот обошла его стороной, нашёл в себе силы растянуть в злорадной усмешке внезапно пересохшие губы. Нижняя больно треснула — лишне доказательство, что он всё-таки жив. Очень хотелось сказать что-то злое, но это было уже за пределами его возможностей — странное оцепенение не проходило.
Но и белоглазому, похоже, приходилось не намного легче.
— Ведьмак-х-х… — прохрипел он не то утвердительно, не то вопросительно, и видно было, с каким трудом, едва ли не с болью даются ему слова. Он шептал так тихо, что Удальцев, стоявший чуть поодаль, ни слова не разобрал, только шелест и слышал. — Отпус-сти-и! Сгинь!
Что?! Тут только Ивенский понял! Это не колдун сковал его своим парализующим взглядом — всё как раз наоборот! Это он сам каким-то непонятным образом, против собственной воли, удерживает на месте вырывающегося колдуна, не позволяет тому отступить. И все его силы уходят на это противостояние, поэтому он и не может ни шевельнуться, ни раскрыть рта. А стоит отвести взгляд или просто закрыть глаза — и весь этот кошмар исчезнет, как дурной сон… Но почему-то не получалось! Ах, хоть бы Удальцев догадался вмешаться!
Но бедный Тит Ардалионович стоял, вжавшись в злополучную стену, охваченный не то собственным страхом, не то тем же оцепенением, что и остальные участники драматической сцены.
Помощь пришла, откуда не ждали. Полный животного ужаса, тонкий и отчаянный крик раздался от двери. Роман Григорьевич, вздрогнул, резко обернулся…
Исчезло, всё исчезло — и белоглазый убийца, и окровавленное тело, и дневной свет вновь померк. Единственным свидетельством пережитого кошмара было лишь недавнее содержимое желудка Тита Ардалионовича разлившееся по полу, да сухое бурое пятно на ковре. Зато на пороге комнаты возникло нечто новое, а именно, женщина. Очень кстати, надо сказать! Без неё Роман Григорьевич так и свалился бы, где стоял. Но позволить себе столь постыдную слабость при незнакомой даме он, разумеется, не мог. Пришлось брать себя в руки и водворяться на сафьяновую банкетку в углу — вроде бы, это он не от немощи телесной на неё присел, а чтобы удобнее было показания оформлять. Даже записную книжицу из кармана достал, и на подчинённого прикрикнул:
— Удальцев, ну что же вы застыли столбиком, как суслик у норы? Где наша чернильница?… Спасибо… Итак, барышня, кто вы такая есть? Имя, фамилия, род занятий, что делаете на месте преступления, на каком основании проникли в опечатанное помещение? Документы имеются?
Роман Григорьевич начал допрос сурово, с точки зрения уже немного опомнившегося Удальцева, даже слишком, — барышня-то была прехорошенькая, насмерть перепуганная, и вообще, вежливее было бы для начала самим представиться. Однако, начальнику его было не до соблюдения условностей, и не до самой барышни, по большому счёту. Только о том и думал, как бы не завалиться на бок. Должно быть, со стороны было заметно его бедственное состояние, потому что барышня, вместо того, чтобы чётко и ясно, как подобает всякой разумной женщине, ответить на поставленные вопросы, пролепетала сочувственно:
— Вам нехорошо?
— Бывало и лучше, — честно признал Роман Григорьевич. Опираться было бессмысленно — из носа потекло красное и капнуло на чистую страницу. — Однако, не будем отвлекаться, отвечайте! — он прислонился затылком к стене, чтобы голова держалась надёжнее.
