Я, смотря на огонь, спросил:
– Власыч, как ты думаешь, что произошло? Кто опять предал?
– Думаю, тот же. Кутерьма. Поганых к Китежу вывел и место лагеря показал.
А ведь точно! Теперь вся картина стала ясной. Монголы, пройдя тайной тропой, показанной предателем, не только сожгли город, но и подготовили засаду для русских ратников. Вот только как со следами? Столько следов от конных должно было остаться, хотя…
Искушенные в этих вопросах монголы смогли скрыть свои следы, недаром их так долго не могли обнаружить. А после того, как русское войско встало лагерем, они его окружили и ударили, перед этим вырезав дозоры. Скорей всего, так и было.
– Я отроков разведать послал, – сказал дед Матвей, – как и что кругом творится. Так, чтоб по-тихому оглядеться. И в Верши весть тоже послал за подмогой. Тут нам одним не справиться. Дело у нас важное есть.
Вокруг загомонили парни:
– А как же поганые? Неужели спустим им это?
– Будет еще у нас возможность с ними поквитаться. А сейчас товарищей наших похоронить надо.
Из кустов вынырнул Демьян:
– Владимир Иванович! Там наши. Велесов Борька и с ним еще дюжины две воев. И… там князь… умирает он.
Последнее Демьян договаривал уже на ходу. Мы мчались туда, куда он указывал.
Велесов лежал на небольшой полянке. Его голову держал на коленях Борис, а вокруг толпились уцелевшие ратники. Увидев меня, князь слабо улыбнулся:
– А, боярин Велесов. Видишь вот, как вышло? Умираю я.
– Нет, тятя, – всхлипнул Борис, – ты не умрешь. Боярин поможет тебе.
Он поднял на меня умоляющий взгляд:
– Ведь ты поможешь? Помоги, прошу.
Я молчал. Помочь уже было невозможно – из груди торчали обломки стрел. Кольчугу снять и не пытались. Крови потерял много. Как он живой еще? Опустил голову, помочь я не мог в любом случае. Ну, не врач я, черт возьми! Борис все понял. Понял и Велесов. Он закрыл глаза и пробормотал:
– Слушай меня, сын… я умираю. Ты теперь один остался. Дело твое выжить и род продолжить. Слушай Владимира Ивановича. Дядя он твой…
Он перевел взгляд на меня:
– Прости меня… не принял я тебя как брата… теперь…
Он кашлянул и замер.
Я положил руку ему на грудь:
– Клянусь, я сделаю все, чтоб он выжил.
Поднялся. Кубин, стоявший рядом, перекрестился и произнес:
– Прими, Господи, душу раба твоего.
Молчали. Борис смотрел отрешенно. Один из ратников, закончив молиться, перекрестился и спросил:
– Что теперь делать-то?
– Хоронить будем. Всех.
Борис поднял голову и сказал:
– Отца я похороню дома.
Дед Матвей приобнял Бориса за плечи:
– Боренька, далеко ведь. Поганые рядом. Похороним со всеми.
– Отца я похороню дома! – твердо ответил Борис. – Хоть он будет рядом.
– Погоди, а почему только он?
Парень посмотрел сквозь меня, и я понял, что случилось.
– Княгиня и братья в Китеже были?
Он кивнул. Мы с Кубиным переглянулись.
– Ладно, Борис, – согласился дед Матвей. – Завтра поутру и поедешь.
Я повернулся к Кубину:
– Матвей Власович, проводи его. Возьми людей сколько надо.
Дед Матвей кивнул.
– А теперь вы, – я медленно оглядел всех присутствующих ратников. – Старший кто есть? Сотники или десятники?
– Нет сотников, – выступил вперед один, – полегли все. Я десятник, Бравый Иван.
– Бравый, говоришь? А сколько вас тут, таких бравых? И как в живых остались?
Ратник покачал головой:
– Не суди так, боярин. Когда поганые налетели, мы на краю поля были. Многих сразу стрелами побило. Потом они в копья ударили. Всей тьмой. Что мы могли сделать тремя десятками? Вон, князя только в лес унести успели, да еще отбивались потом долго. Десяток полег, прикрывая нас, и еще трое скоро преставятся…
– Ладно, – прервал я десятника. – Мы тут рядом встали. Собирай всех и веди туда, пока еще светло. Потом поговорим.
Я нашел глазами Садова:
– Тимофей Дмитриевич, проводи.
Постоял, глядя, как укладывают тело Велесова на волокушу, сделанную из елок, и вместе с Кубиным пошел к лагерю.
– Справишься? – спросил дед Матвей.
– Да. Ты там за парнем пригляди.
– Пригляжу, – вздохнул Кубин, – не беспокойся. Что делать будешь, как схороните всех?
– В Верши поеду. Оставлю тут десяток воев, вдруг кто еще объявится. Выжившие или дозоры, еще ранее высланные, сюда вернутся. Вы, как Велесова похороните, тоже в Верши идите.
Дед Матвей посмотрел на меня и спросил:
– Что-то задумал?
– Да. Готовиться будем. К монгольскому вторжению.
Вечер уж вступил в свои права, а в лесу темнеет быстро. Кубин, Садов и я шли впереди, показывая всем дорогу.
– Стой! – окликнули громко из густого орешника. – Кто там идет?
Кубин выругался и ответил:
– Бояре идут. Чего орешь на весь лес, олух?
От куста отделилась тень и приблизилась к нам. Молодец парень – зашел сбоку, чтоб оказаться не на линии возможной стрельбы. Отрок оглядел нас внимательно, узнал и сказал кустам:
– Свои.
Потом повернулся к нам:
– Как же не кричать, боярин? А кабы ворог шел? Своим криком я другие тихие дозоры упредил.
– Во как!
Я похлопал парня по плечу:
– Ну, что ж, ты правильно сделал. Молодец!
Кубин еле заметно кивнул, признавая. Я махнул рукой назад:
– Там за нами люди идут. Это наши.
Парень кивнул и скрылся в кустах. Там зашуршали и зашептались. Через пару минут вышли к кострам. Навстречу поднялся Михаил Варнавин. Он открыл было рот, но, споткнувшись на слове, стал смотреть нам за спину. Вслед за нами из леса выходили уцелевшие ратники. Дед Матвей сказал Садову:
– Тимофей Дмитрич, будь добр, сочти людей и добро.
Садов кивнул.
– И увечных, какие есть, – добавил я.
Садов опять кивнул и ушел. Сели к костру.
– Люду у нас мало, – смотря на огонь, проговорил Михаил Варнавин. – Тяжкий день намедни был, а завтрашний еще тяжелее будет.
Да, он прав. Похоронить столько народу будет трудно. А лопат у нас нет. Мечами да саблями копать? Вздохнул. Из темноты появился Демьян и Николай Варнавин.
– Тихие дозоры проверяли. Спокойно все.
– Хорошо. А сколько дозоров разослано и есть ли вести от них?
Николай, чуть подумав, ответил:
– На запад и восход дозоры прошли почитай до обеих рек, Кержени и Ветлы. Разорено все. Но люд в лесах весь укрыться успел. С севера вестей пока нет. Ну, им до Верш идти еще. А с полудня как сгинули. Я мыслю, не поганым ли попались?
– Будем молиться, что нет.
Опять уставились на огонь. Кубин крякнул и отошел, но тут же вернулся с большим котелком и водрузил его над огнем.
