– Ага, как же!
– Ты же, кажется, всю жизнь мечтал открыть постоялый двор в Калатраве?
– И что?
– Там бы останавливалось немало богатых купцов… И я бы мог…
Раничев усмехнулся – он давно понял, куда клонит хитрющий юнец. Похоже, сообразил это и Лошадник… И не только сообразил, но даже принял решение. В конце концов, они ведь с Шершнем теперь были квиты – тот его обокрал, а этот – выбил зуб и начистил рожу – теперь все безо всяких обид никто ничего никому не должен.
– После поговорим, – кивнул Ансельм и обернулся к Аникею с Беатрис – Мы с доном Хуаном сейчас сходим к нотариусу, а вы посторожите этого.
– Да куда я денусь?
– Все равно… Ну, говори, что за корабль?
Васко улыбнулся разбитым ртом и посмотрел на Раничева:
– Слово кабальеро, что не продадите меня маврам?
– Слово… Э, постой-ка, как я могу отвечать за Ансельма?
– Так вы ж теперь его патрон, дон Хуан. Разве не за тем вы идете к нотариусу?
Раничев рассмеялся:
– Ладно, даю слово. Назови корабль.
– «Три слона», судно мориска Хорхе Эстремары. Завтра с утра он уходит в Геную.
– Не врешь? – Лошадник с подозрением посмотрел на своего бывшего – и будущего – компаньона.
Тот пожал плечами:
– Сходите, проверьте.
«Три слона» оказались одномачтовым нефом с высокой закругленной кормой и резным носом, далеко не новым, но и не особо старым и вполне надежным с виду. Как пояснил вахтенный, судно и в самом деле принадлежало сеньору Хорхе Эстремаре и завтра с утра должно было отправиться в Геную с грузом медных слитков. Насчет пассажиров вахтенный не был уверен, но, подумав, сказал, что, скорее всего, капитан их возьмет, надо будет лишь явиться пораньше, желательно даже сегодня к вечеру.
– В Геную многие едут, сеньор, – хриплым пропитым голосом пояснил матрос. – Заплатите чуть больше – и будет вам место на нашем кораблике.
– Три слона, – усмехнулся Раничев. – Не развалится в шторм?
– Нет, сеньор. Доброе судно. Да и до осенних штормов еще долго.
– Хорошо, – Иван кивнул. – Скажешь капитану – нужна каюта для рыцаря и место на палубе для его слуги. Плачу золотом!
– Не беспокойтесь, сеньор. Все передам в точности.
Корабельные мачты скребли небо в гавани Кадиса, словно могучие сосны в лесу. Десятки больших судов – шебек, ускиер, нефов – терлись бортами о причалы, сотни кораблишек поменьше болтались между своими могучими собратами, как стая рыбьей мелюзги около дельфинов. На рейде гордо реяли белые паруса уходящих судов, дул соленый ветер, над мачтами, в высоком голубом небе, громко кричали чайки. Знакомое радостно-щемящее чувство сдавило грудь Раничева – предчувствие дальних странствий, впервые испытанное в далеком-далеком детстве, когда пятиклассник Иван гордо – один, без родителей – ехал в поезде дальнего следования к тетке, живущей где-то у Азовского моря. Вот в те же места предстоял путь и сейчас.
Первое, что они услышали, вернувшись на постоялый двор и подойдя к двери покоев, был громкий истерический хохот. Похоже, смеялся Шершень. Интересно, с чего? Переглянувшись, Раничев с Ансельмом вошли…
На кровати, спиной к двери, сидела абсолютно голая Беатрис и под смех связанного шулера пыталась стащить с лежавшего на спине Аникея сапоги. Камзол и рубаха парня уже валялись на полу, а вот с сапогами никак не получалось.
– Нет, – извивался Аникей. – Нет!
– Да почему же нет-то? – во всю глотку хохотала Беатрис. – Что, я тебе не нравлюсь? А, наверное, ты предпочитаешь мальчиков? Слушай, а давай тогда разденем Васко!
– Э-э, – сквозь смех заорал тот. – Не вздумайте ко мне подойти, грязные содомиты!
– О господине! – увидев вошедших, Аникей спрыгнул с кровати и пожаловался: – Эта драная кошка зачем-то хочет стянуть мои сапоги!
– Да не сапоги она хочет, дурень, – хохотнул Раничев. – А тебя! Впрочем, похоже, уже не хочет. Собирайся, прелюбодей, уходим!
– Куда, господине? Ой, неужели, домой? – неизбывная радость вдруг озарила смуглое лицо парня. – Домой? Ведь так? Ты нашел корабль, господин?
– Нашел, нашел, собирайся…
Бурных прощаний не было, Иван постарался уйти как можно быстрее. Солнце уже давно клонилось к закату, да и не очень-то хотелось провоцировать обоих бандитов – конокрада и шулера – на какие-нибудь неадекватные действия. Хватит уже, навоевался – и в плену побывал, и в постели у знатной дамы. В общем, полный набор туристских впечатлений. Но главное, ради чего Иван и пустился в этакую несусветную даль, было наконец-то исполнено – вот он, перстень! Вернее, перстни – и не отличишь один от другого. А литовские шпионы так и не объявились – может, поубивали их, или отстали, не нашли, а то и вовсе следом не ездили. Ну, их проблемы…
Стоявший у сходней шкипер – он же и владелец одномачтового нефа «Три слона» – здоровенный, светло-русый, как и трактирщик Мигуэль из Толедо, мало напоминавший мавра – встретил гостей благосклонно, видно, вахтенный уже успел ему обо всем доложить.
– Дон Хуан из Полонии? – завидев подходящего к судну Раничева, уважительно осведомился он.
Иван улыбнулся:
– Да, это я. А вот мой слуга – надеюсь, ему тоже готово место?
– Готово, а как же? Прошу сюда, сеньор.
Раничев с удобством расположился в кормовой каюте, наполовину забитой каким-то тюками – видимо, попутным грузом. Когда совсем уж сгустилась ночь, вышел на палубу и, подойдя к борту, смотрел, как в черной воде отражались звезды. Испания… Вернее, она еще не стала Испанией, пока лишь только Кастилия, Каталония, Арагон. Красивая страна, красивый и гордый народ, и даже как-то немного жаль расставаться. Однако, впереди – родина. Дом, красавица жена, дети… Как там они? По-хорошему ли? Не налетели ли враги? А как с погодой? Дождь ли, ведро? Налились ли спелостью яровые, ведь уже и жать пора… ну если и не сейчас, то совсем уже скоро. Слава Богу, поездка оказалась удачной. Вот они – два перстня. Осталось найти третий, и, наверное, это будет труднее всего. Однако не беда, прорвемся! Есть уже задумка, и даже не одна… Прорвемся.
– Господин играет в шахматы? – сзади подошел шкипер.
– Играю, – обернулся Иван, уже навострившийся понимать кастильскую мову. – Только плохо.
– Так и я не хорошо, – шкипер засмеялся. – Составите компанию, кабальеро?
– С удовольствием, – Раничев широко развел руки.
В Генуе они пересели на другой неф – огромную четырехмачтовую марсильяну, гордо именовавшуюся «Отцом бурь» – марсильяна как раз и направлялась в Кафу в составе каравана из десяти торговых судов и небольшой щебеки с охраной. Из Генуи в Кафу направлялось довольно много людей, все ж таки Кафа – как и Тана, и – с недавних пор – Солдайя являлась генуэзской колонией. Торговые агенты, арматоры, представители банков, возвращающиеся из гостей родственники влиятельных семей, ремесленники, паломники, странники – кого только не было на судне! Иван делил каюту с тремя юношами из богатых кафинских семейств, ездивших в Геную изучать банковское и торговое дело, все трое хорошо знали латынь, немного – татарский и русский – плаванье получилось нескучным. Вовсе нескучным. В особенности из-за одной дамы, чье пристальное внимание Раничев ощутил уже буквально на следующий день после отплытия. Это была высокая молодая особа, одетая в широкое дорожное платье из темно-голубого английского сукна и темную пелерину. Золотой узорчатый пояс обхватывал стройную талию, на груди, на тонкой золотой цепочке, висел кулон с искрящимся красным гранатом, золотисто-рыжие локоны на ветру выбивались из-под покрывала. При ней были дети – двое мальчиков лет семи, такие же золотисто-рыжие – и горбоносая старуха – нянька. Когда женщина взглянула на Ивана – а вот прямо так, по пути, поднимаясь на корму, ожгла синим взглядом дерзко и прямо – тот почувствовал вдруг, как закружилась голова… Или это от качки? Да нет, не от качки, уж ее-то Раничев переносил неплохо, в отличие от многих, нет, вовсе не в качке тут было дело…
